О скитаниях вечных и о Земле...Astronomy Photographer of the Year 2012 – in pictures

Спёрто с www.guardian.co.uk/science/gallery/2012/sep/07/... и www.guardian.co.uk/science/gallery/2012/sep/20/... Там есть ещё))) Я выбрала те, что "о скитаниях вечных и о Земле"...

@темы: фото, личное, красота

---

Downton Abbey season 3 promo

После второго сезона дала зарок не смотреть третий. Но Christmas Special слегка растопил моё сердце. А теперь эта промка.... Сволочи умеют же делать!!!!!!!

@музыка: Perfect Day by Scala & Kolacny Brothers

@темы: “Downton Abbey”

---

Star Wars люблюнимагу))))))))

25.08.2012 в 18:16

Пишет  d rutil:

Для doki doki
я знаю, ты его любишь!

25.08.2012 в 16:36

Пишет  Uncie Radu:

А-а-а-а =))
Пишет  Мольза:

{ Darth Vader and Son }
Когда были в Эдинбурге, ненароком гуляли по книжному магазину и увидели... (удивительный поворот событий!) книжку с комиксами! Джеффри Браун нарисовал серию комиксом про отца и его отцовские чувства.
Что было бы, если бы все сложилось немного по-другому.

Darth Vader and Son

А внутри...

---

The Good Wife season 4 promo

Наконец-то появился человеческий трейлер 4 сезона "The Good Wife" enjoy

@темы: "The Good Wife"

---

Сериальные промки) Касл и все, все, все... ну почти)

Сегодня как-то внезапно осозналось, что скоро сентябрь... Купальный сезон успешно закрыт в воскресенье. Значит впереди сезон премьер сезонов (такая вот тавта). Эхх... и я точно смотрю слишком много сериалов

@темы: “Castle”, “The Good Wife”, “Dexter”, “Sons of Anarchy”, “Person of Interest”

---

Сказка Снов глава 3

Нэвелла вынырнула из полузабытья, и смачно, с хрустом потянулась. Настало её время - час, когда второе, меньшее по размеру, но не менее яркое, солнце, взойдя над линией горизонта, принималось соревноваться со старшим братом. Мягкая ткань многочисленных подушек приятно льнула к чуть влажной от испарины, разгорячённой коже. И всё же она любила это ощущение: слишком жарко, чтобы шевелиться, отупляющее жарко, воздух сладкий и вязкий. И люди, застывшие, словно готовые растаять статуи. Нэвелла, впрочем, легко переносила жару, и ей доставляло своеобразное удовольствие наблюдать за тем, как другие приспосабливаются.
Она смежила веки и ухмыльнулась, вспомнив побелевшие костяшки пальцев Шута – он с такой силой сжимал чашку, когда они виделись в последний раз. И как только глина не потрескалась от этакой страсти? Он потратил два полных лунных цикла на свои поиски. И не нашёл ничего, никого – ни одного достойного подозреваемого в пределах стен Великого Магистериума. За его спиной, к немалому удовольствию Лиларда, уже начали посмеиваться. Даже Машну-Мишна, давно одолеваемая безмерной усталостью, не разделяла упрямого упорства своего ученика. Её основным стремлением было соглашаться с любым самым абсурдным объяснением, если оно не предполагало дальнейшего беспокойства. Лиллард и Магистр Роан с удовольствием тиражировали такие объяснения на каждом заседании Совета. Шут, с всё растущим раздражением, опровергал их.
Он опросил Стражей и Наблюдателей – не замечали ли они чего-нибудь странного в последнее время, осведомился у Наставников о каждом ученике, который уже не ходил под стол пешком. И, хотя в Совете не знали об этом, но он осторожно проверил всех обитателей обители сновидцев, которые были наделены способностями и, по разным причинам не прошли обучение – прежде всего это касалось женщин из старых родов, которые традиционно выбирали участь жён и матерей – все, кроме Нэвеллы. И она тоже не избежала допроса и сверки сведений – Шут был неумолим.
Но Совет оказался не менее упрямым в своем отрицании значения произошедшего. Дерек предлагал версию – Лиллард, при видимом одобрении Великого Магистра, опровергал её, попутно выставляя оппонента параноиком. Шут был одним из самых умных людей, каких она знала и, тем не менее, он каждый раз с неизменной готовностью попадался на чугунные манипуляции её старшего братца. Раньше она пыталась защищать его, пару раз даже откровенно высмеивала в семейном кругу напыщенность и избирательную глухоту Лилларда, но это не помогало – Дерек все равно с упорством жертвенного животного каждый раз поддавался на одни и те же уловки! Ей регулярно хотелось спрыгнуть с галереи, где сидели зрители, допущенные на заседания Совета, и треснуть его по башке, чтобы он, наконец, понял, каким идиотом себя выставляет…
Нэвелла фыркнула, представив Шута с длинными ослиными ушами и абсолютно голым… Нет. Это уже не смешно.
- Госпожа что-то сказала? – послышался голос служанки из-за занавеси, которая отделяла её ложе от остальной комнаты.
- Нет, ничего…
- Ваш напиток готов, госпожа. Служанка откинула полог и подала Нэвелле чашу с сонным зельем – терпкой жижей из смеси трав, подслащенной мёдом, но все равно горькой и противной. Нэвелла поморщилась и выпила всё залпом, рискуя закашляться - лучше подавиться этой отравой, чем войти в сон, ощущая на языке приторную горечь. Её сон должен быть сладким и приятным. Сегодня, преодолев точку входа, она нарисует море: прозрачное, темнеющее на горизонте, бездонное и тёплое. Она ринулась в бурлящие волны, увлекая за собой спящих. Соль на её губах растворилась в улыбке.
Под водой сиял затопленный город. Кривые многоуровневые улицы, без мостовых, по которым сновали разноцветные стайки рыбок и морских коньков, дома на вершинах причудливых коралловых башен, окружённые садами из водорослей… Они направились в один из них – полупрозрачный, кружевной особняк, стены которого, казалось, состояли из одних арок. Послышался лёгкий, журчащий смех, и ближайшая арка превратилась в тоннель, который засосал их, словно воронка.
Внутри располагался огромный зал в форме амфитеатра, во всю высоту и ширину ажурного строения. В центре – источник загадочного смеха – стайка сумрачных, прекрасных русалок. Их гибкие тела ловили блики света, проникавшие в зал, казалось, отовсюду, длинные волосы парили, подхваченные потоками воды. Женщины, к сотворению которых земное притяжение, иссушающие ветра и красная, горячая кровь не имели никакого отношения.
Русалки окружили спящих, заигрывая с ними. Нэвелла огляделась в поисках заказчика. Парень собрался жениться. И явно не на той девушке, фантом которой он заказал себе в этом подводном борделе. Но цена была хороша и она не собиралась его разочаровывать. Ей итак потребовалось несколько лет, чтобы научиться поддерживать на лице участливо-заинтересованное выражение, пока люди описывали свои самые сокровенные желания, за исполнение которых во сне они готовы были «сделать ей подарок». Использование этого эвфемизма было первым правилом игры, так как вообще-то сновидцам не платят – каждый житель Обитаемого Мира итак расставался с частью своего дохода в качестве подати в пользу Великого Магистериума, чтобы видеть сны – сладкие и прекрасные, словно гроздь спелого винограда.
Второе правило объяснил ей хозяин Таверны Видений или, как называли это место все кроме него – Борделя Видений, в первый же вечер, когда она очутилась в его заведении. Тогда она еще мечтала сбежать – собрать свои пожитки и книги и убраться, как можно дальше от сонной благодати Великого Магистериума. «Бежать некуда. Повсюду лишь смерть, голод и нищета», - сказал ей хозяин таверны и, обведя широким жестом внутренний интерьер своего заведения, добавил: «Это и есть последнее место, куда люди бегут».
Он был темнокожим выходцем с далёких берегов реки Силгон и очутился в Великом Магистериуме в один год с её матерью. Она никогда, ни разу так и не осмелилась спросить, почему он, с его талантом, пал так низко, в то время как Мареска вознеслась так высоко. Впрочем, с годами, Нэвелла поняла, что есть и другие измерения, кроме низко и высоко: например, хозяин таверны был баснословно, неприлично богат, но самое главное его дочерям не приходилось часами просиживать у его постели, держа его за руку и вытирая слюни, прислушиваясь к тихому, бессвязному бормотанию и пытаясь поймать хоть тень смысла в его взгляде.
Так что, он был прав – бежать отсюда действительно некуда. Остается только запереться в собственной голове, если совсем невыносимо и ждать, пока пески времени не сотрут твои печали. Но на это Нэвелла никак не хотела и не могла подписаться. По этому, она и делила большую часть своих дней между Залом Бессмысленных, где навещала мать, и главным залом Таверны Видений, где получала «подарки». С годами Нэвелла выработала неплохой вкус на побрякушки, и от вещицы, которую ей предложили сегодня, она точно не откажется. Но сначала её нужно заслужить - тонкая работа за тонкую работу. Фантом русалки получился совершенным - от кончиков волос до кончика хвоста…
- Как тебе удается заставить их делать это с русалками? Это же всё равно, что поиметь рыбу? И вообще, как это собственно сделать? – раздался голос у неё над ухом.
- Я не виновата, что некоторым не хватает фантазии. И какого демона ты припёрся в мой сон?
- Твой сон? Я вижу это всё в несколько ином свете, - усмехнулся Шут.
- Перестань Дерек! Мне предложили красивую игрушку, и я хочу её!
- С каких это пор ты заразилась приобретательством?
- С тех самых, как впервые помахала красивой цацкой перед завидущими глазами твоей дражайшей сестрицы, - Нэвелла ухмыльнулась и вызывающе вскинула левую бровь. – Но ты не ответил на мой вопрос.
- Это на который?
- Дай-ка вспомнить… Ах, да – до всех этих захватывающих инсинуаций, я кажется поинтересовалась «какого демона ты припёрся в мой сон»? – к величайшему удивлению Нэвеллы Шут нахмурился и не ответил сразу же. Она ожидала колкого продолжения пикировки, а он всё молчал и молчал. Наконец, он взял её за локоть и улыбнулся. Нэвелла насторожилась. Она подумала, что нельзя моргать, ни в коем случае нельзя моргать и тут же моргнула и почувствовала ветер на своём лице. Тогда она открыла глаза и увидела, что они стоят на поверхности океана, которая стала твёрдой и упругой, словно очень плотный тюфяк.
- Ну, ты и урод! – прошипела Нэвелла. – У меня там восемь человек зависли внизу, между прочим.
- О, они прекрасно справляются и без тебя. Или ты собиралась подглядывать? – в голосе Дерека было столько снисходительности, что ей захотелось выцарапать ему глаза в буквальном смысле слова. Она стояла и представляла, как вырывает веки и поддевает ногтями его глазные яблоки.
- Кстати отличные фантомы, - произнёс Шут примирительно, выждав паузу. – Но мне очень нужно было с тобой поговорить. Серьезно. Нэвелла мысленно вырвала его язык.
- А мне серьёзно нужно сделать с тобой что-нибудь ужасное или я взорвусь, - произнесла она в ответ, гордо вскинув подбородок. – Если тебе, такому великому, - Нэвелла указала рукой на поверхность воды, которая больше не повиновалась ей внутри ей собственного сна, - что-то от меня нужно, на тему вторжения в тот сон, на котором ты зациклился, то ты не подумал, что влезать в мой – это не лучший фон для разговора? А? В твою тупую башку это не приходило?
- Нэвелла!
- Дерек! – передразнила она.
- Мне действительно нужно с тобой поговорить. Я же сказал – это серьезно!
- Да, ну конечно – у тебя всегда все серьезно, а у меня всегда всё в шутку! – её глаза метали молнии, а тихий ровный голос нёс в себе больше ярости и сарказма, чем любой крик. Шут закатил глаза и рассмеялся:
- Ну, вообще-то - да. Ты только что попала в самую суть. И, кстати, можешь взорваться – может быть, после этого ты придешь в норму, и нам удастся поговорить?
- Я и так в норме, - выдавила Нэвелла, складывая руки на груди. – Валяй, выкладывай - с чем явился.
- Мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу, и раз в жизни поступила правильно, - произнёс Шут торжественно и немного скованно. Было видно, что роль просителя даётся ему с трудом.
- И это, разумеется, означает, нечто неприятное? Какую-то жертву с моей стороны? – она больше утверждала, чем спрашивала.
- Это насчёт Айзека…
- А что с ним?
- Думаю, что скорее всё это будет жертвой с его стороны.
- Вот это уже интересно… - Нэвелла ухмыльнулась и вытащила из воздуха удобный стул с высокой спинкой. Она поклонилась и жестом предложила Шуту присесть. Он улыбнулся и вернул её жест. Нэвелла медленно опустилась, не спуская с него глаз, и обнаружила под собой мягкое кресло, больше похожее взаимосвязанную кучу оранжевых и тёмно-синих подушек.
- Лилард и Роан хотят, чтобы он отправился в странствия в это Равноденствие.
- Да, я в курсе, - кивнула Нэвелла. Согласно столетней традиции, каждый сновидец обязан был провести, как минимум, год вне стен Великого Магистериума, чтобы считаться достигшим зрелости.
- И ещё я знаю, что он хочет попросить тебя сопровождать его. Согласно ещё одной, гораздо более древней традиции, любой отправляющийся в странствия ученик мог назвать любого своим сопровождающим, второго компаньона ему назначал Великий Магистр.
- Уверен, что не перепутал меня с лосём семнадцати лет от роду, здоровый такой, рэгланов любит?
- Уверен… - тихо произнёс Шут, щурясь от ярких бликов, которыми прикидывались солнечные лучи на поверхности воды. – Брюн женится, какая-то девчонка в городе от него беременна.
Нэвелла хмыкнула:
- А они так мечтали вместе отправиться в путь, когда станут взрослыми мужчинами! И вот стали… По крайней мере, один так точно. Она покачала головой, вспоминая игры двух сорванцов, за которыми её частенько оставляли присматривать, все их мечты и планы – она до сих пор хранила карту Обитаемого Мира, которую Брюн с Айзеком коряво перерисовали из какого-то древнего фолианта, когда им было лет по восемь. Как они были разочарованы, когда узнали, что карта времен Империи уже много столетий не соответствует действительности! И на ней не было Залива Рэгланов, а какие же приключения без посещения этого места?! Теперь Айзеку придётся пройти этот путь одному потому что, кто бы не отправился с ним – это будет не Брюн. Нэвелле даже стало немного грустно. Как будто вместе со стремительно завершающимся детством этих двух мальчишек, заканчивалось и её слишком затянувшееся детство.
- Почему бы нам тогда не отправиться втроём? – предложила Нэвелла, стараясь отвлечься от внезапного приступа ностальгии. – Ты, я и Айзек - будешь о нас обоих заботится! Обещаю хорошо себя вести…иногда, – она встала, взяла Шута за руку и приземлилась рядом с ним на второй выхваченный из воздуха стул: - Как тебе такой план?
Дерек улыбнулся и обнял её за плечи, но одновременно его глаза стали еще более серьёзными: - План терпимый, особенно, если мы все будем хорошо себя вести хотя бы по очереди, но это вряд ли выполнимо.
- Что именно невыполнимо? Хорошо себя вести? – фыркнула она: - Попроси моего отца назначить тебя сопровождать Айзека, и решим дело! Ты конечно – птица несколько высоковатого полёта, чтобы подвизаться в роли няньки, но я не верю, что тебе откажут! – Нэвелле слишком нравилась её идея, чтобы легко от неё отказываться.
- Мне откажут, поверь мне, - ответил Шут грустно. – Великому Магистру и Мастеру Иллюзий - он произнёс звания Роана и Лилларда, точно ругательства – известно, что я намерен покинуть Великий Магистериум и отправиться на поиски человека, который проник с тот сон смерти.
- Считаешь, что это кто-то извне? – Нэвелла чувствовала себя ошарашенной – слишком много сюрпризов преподносил этот разговор.
- Ты сама первая это предположила, помнишь?
- Я?!
- Да: «А тебе не приходило в головы, что вас мог поиметь кто-то из простых смертных?» - разве не это ты сказала, когда я тем утром пришёл допрашивать Айзека?
- Мало ли, что я сказала? И вообще, с каких пор ты вдруг стал воспринимать всерьёз бред, который я несу?! Сам же говоришь, что у меня вечно всё в шутку…
- Угу, - подтвердил Шут и покачал головой. Он отвернулся от неё, собираясь с мыслями: - Но никто в стенах Великого Магистериума не совершал этого – я уверен.
- А в городе? Дерек, здесь же кругом полно всяких разных учеников-неудачников – возьми хотя бы хозяина Таверны! – Нэвелла широким жестом обвела окружающий пейзаж, будто надеясь, что из глубин, словно чёртики из табакерки, повыпрыгивают потенциальные подозреваемые.
- Нет, - протянул Шут. – Если бы тот, кто это сделал, переступил порог нашей обители, его бы уже не отпустили. Слишком сильные способности. Возможно, даже сильнее, чем у Айзека, которому и это – Дерек указал пальцем вниз – и любое другое море, по крайней мере, во сне по колено. Просто тебя там не было… Он растопил весь мой снег, подобрался ко мне вплотную, словно я сопливый щенок, а не Мастер, он держал меня. Я не мог вырваться, не проснувшись… И Машну-Мишна – она не справилась с ним, она просто увела спящих!
- Поэтому мой отец и Лиллард и не хотят, чтобы ты его нашёл, – догадалась Нэвелла. – У моего братца, при всём его выпендрёже, не хватит силёнок стать Великим Магистром, когда рядом есть люди вроде тебя или Сильвиры… Но Айзек… - она помотала головой и тихо невесело рассмеялась, - Ты хочешь, чтобы я присматривала за оставшимися мужчинами моего семейства, пока вы с племянником будете развлекаться? Учти – даже, если твой план и выгорит, и я уговорю мальчишку добровольно согласиться на каждодневную занозу в заднице, - с этими словами она похлопала Дерека по плечу, словно он нуждался в утешении, - вместо самой всепонимающей тети Обитаемого Мира, - тут она указала на себя обеими руками, - ты же догадываешься, я надеюсь, что вас тоже без присмотра не оставят? Кстати о присмотре, у меня там восемь потенциальных утопленников! – Нэвелла вскочила на ноги, внезапно вспомнив о своих клиентах.
- Расслабься, уж им-то сейчас как раз очень хорошо! – ухмыльнулся Шут.
***
Айзек решил напиться. Первый раз в жизни вдрызг и бесповоротно напиться. Говорят – это приносит «беспамятство» – редкое состояние для человека, который проживал все свои «беспамятства» осознанно, сколько себя помнил. Вообще-то сновидцам не полагается пить, и тем более, напиваться. Айзек не знал никого, кто бы хоть раз не нарушил этот запрет. А уж кальяны «с чем-то этаким» покуривали постоянно и практически все за исключением Бессмысленных, которые в большинстве своём уже «докурились».
Но, как оказалось, одно дело принять решение, и совсем иное – это решение выполнить. Айзек битый час прогуливался между праздничными столами, не пропуская не одного полупустого стакана и, тем не менее, не замечал каких-то особых изменений внутри себя. Он всё ещё был собой и после кислого тёмно-красного вина и после сладкого белого и после странного пойла, отдающего тараканами... А все кругом были веселы, словно полоумные шуты… И Брюн и его невеста – это коротконогая розовощекая корова, с веснушками на носу. Что он в ней нашёл? Женщины – загадочные существа, сумрачные леди, которых нужно добиваться. А Эрика? Что это за победа? Айзек обернулся и взглянул на уже жену своего друга через плечо: веснушки на месте, на голове простенький веночек из первых полевых цветов, пшеничные кудряшки, которые вспархивают при каждом движении и эти обычные, как сердцевина безоблачного неба, глаза. Как можно поменять на неё весь мир, который они собирались увидеть?
Он мог подарить ему любую женщину во сне, столь же реальном, что и этот свадебный пир с его свиными отбивными и вином, льющимся через край. Брюн не хотел этого… по правде - никогда не хотел. Сны рэгланов – да, путешествия в глубины воображения с Айзеком – всегда пожалуйста. Но плотские радости – нет. Это Брюн предпочитал иметь в реальности, особенно с тех пор, как встретил Эрику. Хотя «встретил» - это не то слово. Он знал её с детства – невеста была его кузиной – дочерью одной из таких же «бракованных», как и все остальные, дочерей Машну-Мишны. Никто из них не мог «видеть» сны, и, следовательно, никто из них не мог «заслужить» свою великую мать.
Айзеку всегда было интересно, что сделали бы с ним, если бы он оказался бракованным? Что бывает с детьми Мастеров, лишёнными способностей… Да, он точно знал, что бывает со взрослыми, но что бывает с детьми? Когда их отсылают прочь? Когда это становится точно известно, что способностей нет? Всё это безумно интересовало Айзека, но он никогда не решался спросить Адрина, опасаясь его обидеть.
Виноградные грозди – символ плодородия, обильно украшали свадебный зал. Айзеку казалось, что вообще-то, учитывая причину этого скоропалительного бракосочетания, такие украшения несколько не к месту.
- Да, я знаю. Тонкий намёк на толстые обстоятельства, - Брюн возник у него за спиной совершенно неожиданно - ещё минуту назад он, вроде как, танцевал со своей суженой.
- Не без этого, - выдавил Айзек мрачно и попытался отщипнуть виноградинку с ближайшей грозди.
- Эрика пошла освежиться. Ей стало нехорошо, - сообщил счастливый жених таким тоном, словно его друг, как минимум полчаса перед этим живо интересовался её самочувствием и местонахождением.
«Как будто беременным когда-нибудь бывает хорошо», - подумал Айзек и постарался натянуть на лицо хотя бы подобие улыбки. Сомнительно, чтобы у него получилось. Судя по тому, как быстро с лица Брюна сползла довольная ухмылка, не получилось совсем. Айзек нахмурился. Он попытался сфокусироваться и пошатнулся.
- О-у! Да ты готов! – Брюн поймал его под руки и бережно усадил на ближайшую скамью, которая немедленно просела и поехала куда-то в сторону, или Айзеку это только показалось? Подлая мебель продолжила крениться еще какое-то время, после чего стабилизировалась в каком-то странном желеобразном состоянии. Ему безумно хотелось уронить голову на руки, но стол был до отказа забит тарелками со всякой снедью, плошками, кубками, цветами, фруктами. Всё это мельтешило и множилось у Айзека перед глазами, совершенно не давая сосредоточиться и вернуться в норму. И не то, чтобы он очень хотел в неё возвращаться. Как всё забавно.
Наконец его щека коснулась прохладной поверхности скамьи. Благословенное дерево, отполированное десятками задниц, показалось ему пуховой подушкой и этот свет, этот раздражающий свет и шум, наконец-то исчезли, когда он сомкнул веки. Скамья плыла и покачивалась под ним, словно лодка, дрейфующая по спокойным не разбуженным ветрами водам.
- Айзек? – Брюн приподнял его и начал трясти. Реакции не последовало. Вместо пробуждения Айзек повис у него на руках, словно тряпичная кукла.
- Милый, с ним всё в порядке? – спросила подошедшая Эрика и коснулась кончиками пальцев влажной от пота чёлки Айзека беспорядочно налипшей ему на лоб. – Он пьян? Брюн, мать говорила мне, что сновидцам нельзя напиваться, понимаешь? Совсем нельзя!
- Да знаю я… - огрызнулся Брюн и ещё раз хорошенько потряс Айзека в надежде растормошить его. Видимой реакции не последовало. Зато Айзек почувствовал водопады – спокойное русло реки вздыбилось порогами и водоворотами, вертя и встряхивая лодку. Он вцепился в деревянные борта в надежде удержаться и руки обожгло. Вода вокруг лодки бурлила не из-за рельефа дна – она кипела, подогреваемая неведомым жаром.
Кругом простирался ад: прозрачные валуны плавились и стекали в воду, сумрачное небо заволокло паром, сквозь который едва проступали три бледных светящихся пятна солнц Обитаемого Мира. Айзек зажмурился в попытке проснуться. Он ожидал, что вынырнет из сна в свою постель, почувствует знакомую мягкость обнажённой кожей и приподнимет отяжелевшие веки. Но ничего из этого не случилось. Когда Айзек открыл глаза, кругом по-прежнему бурлил кипящий океан – берегов не стало совсем и лодку несло непонятно куда среди клубов пара, к жару которого примешивался горький привкус дыма – где-то совсем недалеко горел лес. И Айзек знал, что это – его лес, его точка входа, место, с которого он начинает все свои сны.
Клуба пара расступились, и поток внезапно вынес лодку на берег. Айзек шагнул на раскалённый песок и едва не вскрикнул от боли – жар мгновенно проник сквозь подошвы сапог и обжог ступни. Он начинал злиться. Это же просто сон, всего лишь сон! Но он бессилен, он ничего не может поделать. Не может проснуться, не может вырваться из точки входа, изменившейся почти до неузнаваемости, да просто ни черта не может! Разве что слонятся, словно несмышлёный телок по непослушному пространству забытья…
Перед ним стояли деревья: высокие стройные стволы, увенчанные изящными ветвями с кружевной листвой. Сейчас она обуглилась, и всё вокруг выглядело странно зловещим в пунцовом мареве пожара. И треск… Треск раскалывал Айзеку уши, накатывая, нарастая с каждой секундой. И сквозь треск всё явственней проступали удары – глухие и раскатистые, будто кто-то решил рубить горящий лес. Айзека передёрнуло. Внезапно холод навалился на него изнутри, обозначая еще более явственную разницу с окружающим жаром. Он поёжился и медленно побрёл вперед. Ему было страшно, но, будучи сновидцем, Айзек твёрдо знал, что к страху во сне нельзя поворачиваться спиной – наоборот ему нужно посмотреть в глаза, прежде чем схватить за горло.
Листья и ветки рассыпались в прах, стоило только ему к ним прикоснуться, но Айзек чувствовал себя уверенней с каждым шагом, от того, что знал, что ему делать. Слова наставника, многократно повторенные отцом в самых различных вариациях, крутились у него в мозгу. Страха он не боялся. Страх во сне лишь фантом, лишь призрак реального… Прах хрустел и искрился у него под ногами, стремительно поглощая весь нижний ярус леса, и алая стена огня приближалась, охватывая всё пространство от земли до неба. Айзек сжал кулаки, смахнул пот с ресниц и, порывисто вдохнув колючий, упругий воздух, бегом ринулся прямо в стену языков пламени.
Боль была нестерпимой. Но он знал: главное не поддаваться, главное сохранять целостность, это лишь сон – неуправляемый и жестокий, но лишь сон… За стеной было целое море огня – бездонное и бескрайнее. Посреди этого моря метались громадные, словно горы огненные гиганты. Они сталкивались между собой и разлетались в разные стороны, сражаясь неуклюже, но азартно. Вот один из них обрушил гигантский сияющий кулак на бесформенную голову другого. Вот три гиганта сплелись в клубок и рухнули в языки пламени, только чтобы восстать из них одним целым. Айзек коснулся щеки, пытаясь найти реальность в окружающем неподконтрольном хаосе. Он всего лишь пьян. Это не может длиться вечно…. Хотя время во сне – это время во сне. Он вздрогнул, ощутив шершавым пальцем гладкую кожу щеки. Его уши наполнил смех – смех огненных великанов, оглушительный и гулкий, словно раскаты грома. Айзек сжал голову ладонями в отчаянной попытке не слышать, абсорбировать шум так же, как он сумел абсорбировать жар, проходя сквозь огненную стену, но звук лишь нарастал. Великаны смеялись, сотрясаясь и рассыпая кругом искры пламени. Они образовали плотное кольцо вокруг Айзека, подступая всё ближе и ближе и хохоча всё громче и громче.
И тут кто-то прочно ухватил его за шиворот. Айзек почувствовал рывок и как ворот рубахи спереди впился ему в горло. Он невольно вскрикнул, вцепился в злосчастный ворот и засучил ногами в воздухе в отчаянной попытке вырваться, но хватка была железной. Жар сменился прохладой вечернего бриза, что налетает, чтобы остудить измученные людские умы и обозначить конец дня. Айзек хватанул ртом чистый воздух и огляделся, стараясь найти опору под непослушными ногами. Он стоял на крыше высокого здания. Покатая черепичная кровля окрасилась в цвета заката. Рядом с ним на корточках сидел какой-то человек. Против света Айзек сначала не рассмотрел его лица, затем он шагнул ближе, едва не навернулся с крыши, но незнакомец всё той - же твёрдой рукой удержал его и лениво поднялся.
- Осторожнее, - произнёс он с усмешкой и откинул с глаз длинную тёмно-каштановую чёлку. Он оказался совсем юнцом – не старше Айзека, но вот его глаза... Что-то в них было такое, что Айзек подумал о Шуте. Эти глаза были чуть ли не старше и мудрее, чем глубокие почти чёрные глаза Дерека. «На плечах этого человека лежит большая ответственность», - внезапно пришло Айзеку в голову.
- Кто ты? – спросил он незнакомца, выждав ещё пару секунд.
- Кто я? – незнакомец необыкновенно точно передразнил интонацию Айзека и усмехнулся. – Это ты мне скажи.
- Ты не фантом.
- Точно…
- Сновидец? Но я тебя не знаю!
- Какой ужас. Он меня не знает… - незнакомец снова передразнил Айзека, но тот не почувствовал в его словах издёвки, только иронию.
- Я по-прежнему не могу проснуться, - произнёс Айзек, стараясь звучать и выглядеть, как можно более спокойно. – И это – твой сон.
- Можно и так сказать, - согласился его собеседник и отвернулся, словно потеряв к собеседнику всякий интерес.
- Эй, парень, скажи хотя бы – как тебя называть!
Незнакомец вздрогнул, призадумался на мгновение и твёрдо ответил, уже глядя Айзеку прямо в глаза:
- Валор. Зови меня Валор.
- А я – Айзек…
- Я знаю, - кивнул Валор и пожал его протянутую руку. – Ты идёшь? – добавил он так внезапно и невпопад, что Айзек вздрогнул. Он увидел впереди винтовую лестницу, на фоне, казалось, застывшего заката. Лестница вела вниз с крыши.
- Это твоя точка входа? – спросил он, спрыгивая с последней ступеньки.
- Моя - что? – удивился его новый знакомый.
- Точка входа, попадания. Ну, место, через которое ты приходишь в сон, - пояснил Айзек. – Обычно к чужой точке нельзя приблизиться… но ты вытащил меня как раз из моей… значит, наверно, я тоже могу быть там, где ты попадаешь в сон!
Валор в ответ хмыкнул:
- И чего ещё вам нельзя? - он поманил Айзека за собой, выворачивая на оживлённую улицу.
- Нам? – удивлённо переспросил Айзек, стараясь не отставать от нового знакомого.
- Ну, да – вам там в вашем Магистериуме, - Валор скользил сквозь толпу легко, рассекая людской поток, словно стайку рыбок. – Насочиняли каких-то точек, к которым нельзя приближаться… И почему обязательно всегда попадать в сон через одно и тоже место?
- А как по-другому?! – оторопел Айзек. Валор пожал плечами:
- Ну, закрываешь глаза и оказываешься там, где задумал. Разве так не проще?
- Проще конечно, только это не возможно. Ты что надо мной издеваешься? – Айзек почувствовал, что закипает внутри. Это Валор за идиота его держит что ли?
- Послушай, но есть же правила - как попасть на территорию общего сна, как взаимодействовать с ним, как строить собственные иллюзии… Это всё равно, что дышать – сначала вдох, потом выдох – не наоборот!
- А почему не наоборот? Сначала выдох, потом вдох?
- Ну, хотя бы потому, что ребёнок, рождаясь, делает сперва вдох. До этого нет ничего! Так что не путай меня – игры в курицу и яйцо тут не получается, - Айзек и сам не заметил, как начал повторять слова своего первого наставника, слышанные в пору «почемучного» детства. Он и не думал, что до сих пор помнит эти объяснения для новичков… И надо же – всё всплыло в памяти по первому требованию…
- И как, по-твоему, ребёнок дышит в утробе? Или ты думаешь, что женщина носит в животе камень, который потом, чудесным образом, оживает? – Айзеку показалось, что Валор пристально, наблюдавший за его реакцией может видеть его мысли сквозь череп, и он постарался придать лицу безучастное выражение, будто их разговор совсем ничего не значил.
Валор вскинул руку ладонью вверх и Айзек увидел, как сквозь кожу пророс цветок. Сначала только тёмно-зелёный бутон на неровном, узловатом стебле, затем он набух, созрел и раскрылся за несколько секунд, вместо нескольких дней. Причудливые, полупрозрачные лепестки, цвета вязкой венозной крови, пронизанные пульсирующими сиреневыми прожилками, распались, открывая изысканную, почти непристойную сердцевину соцветия.
- За ребёнка в утробе дышит мать. И рождается он со склеенными лёгкими. Они – словно, бутон цветка, который должен раскрыться. И вот когда он раскрывается, ребёнок делает первый вдох. Так что – это неправда, что до первого вдоха нет ничего, - Валор застыл, пристально глядя на цветок, на своей ладони, будто загипнотизированный собственной метафорой.
- Хорошо, я понял,- согласился Айзек, хотя он ничего не понял. – Но все эти захватывающие аналогии никак не объясняют, как ты смог меня вытащить, даже если попасть в мою точку входа для тебя не проблема?
Валор хмыкнул и стряхнул обратившийся в пыль цветок с ладони:
- Через коридор с дверями. Это – самый быстрый способ попасть куда угодно.
- Через коридор с дверями? Ты совсем чокнутый, да?! – в голосе Айзека крайнее изумление смешалось с восхищением безрассудной смелостью нового знакомца. Каждому ученику Великого Магистериума, достигшему высшей ступени, показывали это место - бесконечно-длинный, узкий коридор, с низким потолком из необработанного камня и стенами, сплошь состоящими из разнокалиберных дверей.
Учеников заводили в коридор по одному. Один из мастеров стоял и держал дверь, через которую они заходили, а другой сопровождал ученика мимо бесконечного ряда – некоторые двери были распахнуты настежь, некоторые просто не заперты, способа открыть иные не знал никто. И не то, чтобы кто-то хотел его знать… В теории считалось, что через двери этого коридора можно мгновенно попасть куда угодно – в любое «место», в любой «слой» общего сна.
«В том числе и в чужую точку входа…» - подумал Айзек. Он усмехнулся и взглянул на Валора, пытаясь понять, о чём тот думает:
- Из уверенности, с которой ты говоришь о коридоре, я делаю вывод, что это не первый раз, когда ты там был?
- Нет, не первый. Но ты ведь не это хочешь знать, да? – Валор внезапно занервничал. Он больше не читал мысли внутри головы Айзека, он смотрел куда-то ему за спину, и на его лице возникло странное выражение – словно он заметил какое-то препятствие, летя на огромной скорости, и судорожно соображал, как бы избежать неминуемого столкновения.
- Ты прав. Я хочу знать, как ты это делаешь… – медленно отчеканил Айзек.
- Послушай… У меня сейчас нет времени на объяснения, вернее у тебя нет времени их слушать, - Валор схватил Айзека за локоть и потянул за собой в самую гущу толпы. От его насмешливого спокойствия не осталось и следа. Но вдруг он остановился, так внезапно, что Айзек едва не врезался ему в спину:
- Возьми вот это, - Валор пошарил в кармане и вложил в ладонь Айзека маленький ржавый ключ. И тут Айзек заметил краем глаза человека-фантома, который настойчиво продирался сквозь толпу по направлению к ним. В следующую секунду он увидел, что человек что-то несёт в руке. И еще через мгновенье, раньше, чем Айзек успел попятиться или хотя бы понять, что происходит, фантом опрокинул ему на голову ведро с холодной водой.
- Приятель, ты в порядке? – голос Брюна долетел до него, словно с другого конца Обитаемого Мира.
- Тьфу, да я… - Айзек уселся на пол, отплевываясь. Его мутило и в голове творилось что-то несусветное. Он решил не думать о том, что произошло, по крайней мере, пока башка не прояснится. – И долго я был в отключке?
- Не-е. Не долго. Только пока я не нашёл подходящую лохань, чтобы тебя макнуть, - Брюн усмехнулся и жестом указал на ёмкость с водой, к стенке которой прислонился Айзек. – Искал я энергично. Не хотелось, знаешь ли, провести с тобой всю свою первую брачную ночь…
Айзек в ответ только скорчил презрительно-брезгливую рожицу и начала вытираться. Часть рубахи спереди казалась достаточно сухой для этого. Вдруг он нащупал что-то твёрдое – какой-то предмет висел у него на шее на цепочке. Сердце Айзека лихорадочно забилось. Он знал, что это еще до того, как крепко сжал пальцы. Это был ключ.
***
Шут устало поймал себя на мысли, что в предрассветном полумраке опустевший Зал Совета кажется меньше, чем он есть на самом деле. И все разговоры, происходящие в нём, тоже как-то теряют в размере и значении. Он посмотрел на собственные чуть дрожащие руки, пытаясь вернуть в них нить реальности. Плоские квадратные ногти, чуть шершавые пальцы – сколько всего эти руки могли бы сотворить в реальности, если бы его мозг оказался не способным творить иллюзии…
- Ты действительно уверен, что это необходимо? – в голосе Верники отчётливо проскользнули нотки истерики. Но Шут почувствовал лишь новый прилив усталости. Как хорошо, что сестрица обращается ни к нему. Объясняться с ней сейчас было бы выше его сил. Пусть Лиллард отдувается, ради разнообразия.
- Он признал свою вину. Необходимость полного наказания очевидна, - зять был непробиваем, как всегда. Что может по-настоящему задеть этого человека? Какая тварь действительно способна забраться ему под кожу? Шут не первый раз уже задавался подобными вопросами и не находил на них ответа. Верника выбежала из комнаты, закрыв лицо руками. Её муж оглянулся, поймал взгляд Шута и последовал за ней, поджав губы и всем своим видом демонстрируя, какое великое одолжение он всем делает. Но Дерек почему-то совсем не почувствовал себя обязанным.
- Логики у моего братца ни на грош, - шепнула ему на ухо спустившаяся с галереи Нэвелла. – Раз признался, наказание наоборот должны скостить, разве нет?
- Ты просто очень любишь этого наглого мальчишку, - ответил Шут, привычно поддразнивая её. – И вечно ищешь ему оправдания.
- Согласна. Люблю и ищу, - хмыкнула Нэвелла и уселась рядом с ним. - Ты совсем прозрачный, - констатировала она даже без обычной издёвки, но тут же спохватилась: – Шёл бы лучше спать. Делать за моего братца грязную работу – занятие весьма утомительное.
Он, и ещё добрая половина сновидцев Великого Магистериума, потратили эту ночь, выслеживая и отлавливая хохочущих огненных великанов, которые, вырвавшись из сознания Айзека, наводнили территорию общего сна.
- Благодарю покорнейше, - ответил Шут. – Но думаю на сегодня я выспался по самое не балуйся…
- Я имела в виду без снов… У меня есть кое-что для этого… Никто не узнает.
- Да, но я сам буду знать.
- О, боги! Твои принципы до ручки меня доведут! А тебя самого до могилы…
- Тоже самое можно симметрично сказать о твоих чудесных жизненных принципах, вернее об их отсутствии, разве нет? На этот выпад Нэвелла лишь фыркнула.
- Хотя.. намеренное отсутствие принципов – есть принцип сам по…
- Скажешь, когда надоесть упражняться в риторике, хорошо? – перебила она, но в интонации вновь не хватало привычной насмешки. Дерек кивнул и усмехнулся.
- Хорошо. Расскажи мне лучше то, чего я ещё не знаю.
- Э-м-м… Начать от сотворения Обитаемого Мира или с эпохи заката Империи? Прости, конечно, но ты, кажется, кардинально переоцениваешь мои наставнические способности.
- Демоны тебя разбери! Я имею в виду про Айзека! Сотворение мира и всё остальное можешь засунуть себе, знаешь куда! – её глаза угрожающе сузились, но в голосе отчётливо прозвучало беспокойство.
- Да в порядке он, только потерянный немного. Набедокурил – сознался. Принял наказание с честью. Сейчас, наверняка, мучается похмельем в каменном мешке. Его посадили на хлеб и воду, может оно сейчас и к лучшему в его-то состоянии!
- И всё? Вот так просто? – не отставала Нэвелла.
- В принципе, да… - пожал плечами Шут.
- Он ничего не сказал тебе? Не пытался объясниться? – она, наконец, отпустила его локоть и откинулась назад на спинку кресла. В окнах забрезжил красноватый рассвет, и стены Зала покрылись тёмными подтеками теней. Нэвелла подобрала ноги под себя и теперь сидела в кресле, нахохлившись, словно мокрый воробей. Шут улыбнулся и тронул её плечо:
- Он вырос, Нэвелла. И уже не так легко выдает, что у него на уме. По этому я и заподозрил его тогда… Сейчас он просто думает о чём-то своём, как все взрослые люди. Она хмыкнула, явно припомнив что-то, то ли про Айзека, то ли про себя в его возрасте. Шут не стал расспрашивать:
- Единственное, что он поинтересовался, не знаю ли я кого-нибудь по имени Валор…
- На языке Империи это означает «доблесть или смелость», - прокомментировала Нэвелла без какой-либо определённой интонации в голосе. Дерек кивнул.
- И ещё, говорят, это очень распространённое имя в Заливе Рэгланов. Как минимум, половину тамошних мужчин так зовут, - добавила она так же безучастно через мгновенье и, затем, словно очнувшись: - Надеюсь, ты понимаешь, что теперь мне будет сложновато обсудить с ним твой гениальный план? Я имею в виду, что его продержат в изоляции до самого Праздника.
Шут снова кивнул:
- Мы что-нибудь придумаем.
- Что-нибудь, что будет подпадать и под твои незыблемые и под мои весьма эластичные принципы?
- Безусловно, - ответил он с усмешкой.
 

@темы: ориджинал, Сказка Снов, фентези

---

Dirty Dancing 25 лет с момента релиза

Ровно 25 лет назад (вернее 25 лет и три дня, но кто считает?))) на экраны США вышел фильм "Грязные Танцы".

---

Happy 24th Birthday, Rupert Grint!

С Днём Рождения, рыжее чудушко) Всегда считала, что из всех экранных воплощений главгеров небезызвестной саги в семи частях, ты был самым точным попаданием! Желаю и дальше быть метким стрелком в своей профессии) HAPPY BIRHDAY!

---

Не просто облака)

Взято с www.guardian.co.uk/science/gallery/2012/aug/23/...

@музыка: Debussy - Clair de lune

---

Сказка Снов Глава 2

Кайя проснулась от холода. За ночь всё её тело окоченело и сжалось в комок. Вдалеке над кромкой пустыни моргнула полоска рассвета первого солнца – новый день спешил вступить в свои права, и ему было плевать на её горе. Она сморгнула оцепенение, повела плечами, приподнявшись над невысоким холмиком. Мышцы нещадно болели, словно нашпигованные иглами, остро напоминая о том, что ей всё-таки придется пошевелиться, встать и прожить этот новый день. И следующий за ним, и день после него, если боги будут к ней действительно милостивы…. Наглое солнце настойчиво налезало из-за горизонта, постепенно растапливая ночное отупение. Кайя напрягла кисти, расправила пальцы, с силой сжала и разжала кулаки, потом потянулась и стала разминать мышцы на ногах, медленно, методично восстанавливая кровоток в затекших конечностях. В последнюю очередь она прикоснулась к шее, прошлась кончиками пальцев по позвонкам и мышцам, выдавливая тугую, упрямую боль.
По мере того, как последние отголоски её тревожных ночных видений отступали, разум всё больше занимали мысли о насущном.
«Сегодня день сбора податей за воду», - пронеслось у неё в голове. «Нужно отнести медальон меняле… И не попасться». Кайя знала - в такой день её будут ждать, её и любого другого «нырка», как их презрительно величали подвыпившие стражники и покалеченные ловцы рэгланов. «Бывшие ловцы», - всегда отвечала Кайя, даже если это и означало риск получить кулаком по лицу, впрочем, они редко дотягивались. До неё - никогда не дотягивались, если сказать совсем честно. К тому же, многим просто не доставало рук, которые разъярившиеся звери частенько откусывали. Не хватало руки и старому Фриллу – хозяину рэгланьего рынка. Только не правой, а левой. Хотя, левшой он не был.
Он был лучшим другом их с Лэм отца… Когда-то… До того, как бешеный самец, что отхватил Фриллу левую кисть, не разорвал отца в клочья. Кайе не нужен был ночной кошмар, чтобы снова увидеть его истерзанное тело, которое волны выбросили на берег, протаскав пару дней. По крайней мере, Лэм она положила в могилу целиком, хотя болезнь и съела почти всю её чудесную красоту. Остались только глаза – тёмные, сапфирово - синие, полные тоски, но и они погасли.
Кайя стиснула зубы, чтобы не заплакать. Перед ней простиралась дорога, прямая как стрела, и по ней предстояло пройти. Мимо поворота, который уводил путников в горы, прочь от сурового Океана, мимо заброшенных, опустевших ферм и иссохшего русла реки, которая когда-то стекала с одного из заснеженных пиков. Говорят по ту сторону хребта всё ещё стоят зелёные рощи стройных сосен – шумное изумрудное море простирается настолько, насколько хватает глаз. По эту сторону гор море было только одно – солёное и жестокое. Остальное сожрала пустыня. Старики помнили времена, когда было по-другому, но Кайя видела леса и реки лишь во сне. Раньше она частенько подолгу всматривалась в этот единственный поворот, который вел прочь от Залива Рэгланов, мечтая однажды свернуть. Но теперь времени на это не было.
Первое солнце уже начинало припекать, к восходу второго на площади у колодца соберется толпа. Она должна быть там с деньгами. Кайя подумала пару секунд, вытащила медальон, исподтишка оглядываясь по сторонам, хотя, конечно, никого кругом не было. В такой час, на пороге пустыни? Только дурак мог придти сюда. Только безумец мог провести здесь ночь в компании змей и скорпионов.
Кайя усмехнулась и сунула медальон за щёку. Плоский золотой кругляш с прозрачным камнем в середине лёг ровно и незаметно, а тонкая, невесомая цепочка, пожалуй, вообще не заняла места. Это хорошо. Так проще. Она одернула лохмотья и устремилась к городу, скользнув в тень, которую неровно отбрасывали высокие зубчатые скалы, выстроившиеся вдоль старой дороги с севера на юг. Они тянулись непрерывно – отсюда и до линии прилива.
Мелея лежала внизу, у самого моря, на единственном свободном от скал кусочке равнины. Город из серого и розового песчаника, раскалённый задолго до часа двойного сияния и такой холодный во время танца теней. Отсюда, сверху он был виден весь, с башнями и полуразрушенными крепостными укреплениями, которые когда-то, ещё до того, как пришла пустыня, защищали процветающий порт от набегов степных кочевников, с дворцом Лорда-правителя Ардера из рода Лидов. Маленький садик внутри его имения был единственным кусочком зелени на многие мили вокруг.
Чем ближе подходила Кайя к городским стенам, тем острее она ощущала ненависть к этому месту – ненависть и позор. Взгляды, которыми люди провожали её на улицах. Взгляды, от которых не спрячешься. Куда она могла от них деться? Высокая, тощая, как палка, веснушчатая девчонка с пышной копной золотистого пуха на голове и несоразмерно большими мягкими грудями, которые она старательно перетягивала и прятала под мешковатыми лохмотьями. У Лэм волосы вились, стекали по плечам и спине до узкой, точёной талии, тяжёлыми медными кудрями, щекотали ягодицы, словно языки пламени. У Кайи талии не было. Зато были веснушки – столько, что, кажется, хватило бы на дюжину рыжих ребятишек. У её сестры тоже были веснушки - прекрасные, все до одной.
«Твоя кожа – настоящий млечный путь с золотыми звёздочками! – говорил Лэм её жених - Гирнис и целовал кончики её пальцев, а она смеялась. Как же сладко её сестрёнка смеялась… Кайя остановилась у высокой серой стены на окраине Мелеи. За стеной начинались крытые рэгланьи загоны, в которых заправлял старый кривой загонщик, то ли по имени, то ли по кличке – Фасо. Кайя раньше боялась этого удивительно ловкого гиганта, как и все дети кругом. Когда отец брал их с сестрой на рынок, она жалась к его ногам и пряталась в юбках Лэм. Потом отец погиб, а теперь умерла и Лэм, и Фасо пришёл её хоронить. Из всех мужских глаз, что годами провожали огненную красавицу, куда бы она не направлялась, только его глаза расщедрились на слезы, когда она отправилась в последний путь. «Шлюх хоронят в пустыне», - эта фраза была для Кайи, как пощёчина. Она вспыхивала каждый раз, когда вспоминала, с каким презрением произнёс её сенешаль лорда Ардера. Пришлось Фасо рыть яму в твёрдой, как камень, сухой земле, куда опустили завёрнутое в саван тело.
Город, десять месяцев в году покрытый саваном заслуженного забвения, просыпался рано. Чем ближе Кайя подбиралась к его центральной части, проворно скользя мимо лотков и лавок – стащила с прилавка пирожок другой – вот и будет тебе потом завтрак, тем больше людей толпилось на улицах. Знатные и безродные, точно дворняги, нищие, с без устали умоляющими глазами, и богатые с поступью, полной презрения и превосходства – в этот день на площади соберутся все. Ведь все равны перед жаждой. Улочки Мелеи, её трущобы и перекрёстки – все они опасливо жались к колодцу. Уродливая хибара, подпёртая чужими стенами со всех сторон и, только за счёт этого, не разваливающаяся на вечном ветру, в ста шагах от колодца, могла стоить больше, чем целый дворец с лучшим видом на Океан где-нибудь за городом. Впрочем, выше линии прилива в Заливе Рэгланов не было ни одного настоящего дворца. Даже крепко сбитая, основательная усадьба лорда-правителя на самом деле не тянула на это гордое наименование.
«Сбор колодца» или «налог на жажду», как называли его простые люди, лежал тяжким бременем на каждых плечах округе. Пятьдесят серебряных монет в год за семью, или пей воду из отхожего жёлоба. Шансы протянуть до следующего сбора и не загнуться от какой-нибудь хвори – минимальны, поэтому нищие в Мелее долго не задерживались, отправляясь прямиком на тот свет…
Кайя пощупала медальон языком – его должно хватить, но сначала надо наведаться к меняле… Слепой мытарь лорда Ардера возьмёт только монеты. Он пересчитает их скрюченными пальцами, попробует каждую на зуб и даст ей клочок пергамента взамен. Ей казалось, что с каждым годом кусочки пергамента, выделяемые на водные грамоты, становились всё меньше и меньше. И каждый день следующего года пьянчуга Энгер будет являться с этим обрывком за свежей водой на повозке, запряжённой старым ослом, если упрямая скотина, конечно, не издохнет.
«Тогда придется раздобыть денег на нового осла», - рассеянно подумала Кайя, спускаясь по ступенькам к низкой темно-зелёной двери. Дом менялы врос в землю, как минимум, на пару-тройку локтей – подслеповатые окна первого этажа едва торчали над пыльной утоптанной мостовой. Она постучала, услышала сдавленное кашлем разрешение войти и, толкнула дверь. Угрюмая коморка была грязной и донельзя захламлённой. Хозяин сидел в углу у дочерна закопчённого очага, в котором, несмотря на удушающую жару, потрескивал огонь. Кайя попыталась дышать ртом, чтобы не ощущать окружающее зловонье, и тут же ей показалось, что она сейчас захлебнётся собственным потом.
- Чего глотаешь ртом воздух? Ты что – рыба? – спросил меняла сварливо и тут же разразился новым приступом сухого лающего кашля. Кайя отрицательно помотала головой и, стараясь не приближаться к нему ближе, чем это было необходимо, вытянула перед собой руку. Даже в том смрадном сумраке, что наполнял комнату, медальон сверкал и искрился, словно море в яркий солнечный день.
- О, да ты ещё и немая – точно рыба! – произнёс меняла, вытягивая тощую шею и пожирая глазами вещицу на ладони девушки. Кайя снова отрицательно покачала головой – она знала правила игры – сначала покупатель должен говорить больше, а продавец должен говорить меньше и слушать, непременно слушать.
- И сколько ты за него хочешь, девочка? Двадцать монет, может тридцать? – голос менялы звучал насмешливо и сварливо, словно он отчитывал строптивую служанку за какую-нибудь мелкую провинность.
- Цену воды, - произнесла Кайя тихо, но твёрдо. Просить больше нет смысла – он знает, сколько она хочет.
- Значит пятьдесят… - протянул меняла. – А ты смелая девочка – столько монет за всего лишь одну вещицу!
- Вещица того стоит.
- Уверена?
«Также, как и в том, что ты – уродливый горбун, которого по ночам грызут пауки и крысы»! – сказала Кайя про себя, а вслух лишь хмыкнула. Меняла поджал губы и, жадно сверля её взглядом, неожиданно ловко, быстрее, чем она успела отдернуть руку, выхватил медальон. Кайя невольно охнула.
- А что, если я сейчас позову стражу и скажу, что ты пыталась украсть его у меня?
- Тогда я никогда больше ничего не принесу тебе или вообще кому-то… А моим людям придется целый год пить гнилую грязную воду, - ответила девушка спокойно – её глаза сверкали, она выпрямила спину, хотя ей итак не требовалось казаться выше. – И ты не получишь цепочку, на которой этот медальон должен болтаться!
- Я смогу заказать или подобрать другую, - меняла усмехнулся, полностью проигнорировав сказанное про гнилую воду. Он лишь крепче сжал незаслуженную добычу в кулаке.
- Нет, не сможешь, - парировала Кайя уверенным, приторно равнодушным голосом, всеми силами стараясь унять бешено бьющееся сердце. – Посмотри на медальон поближе – это редкая вещь, второй такой нет. Как нет и ювелира во всей Мелее, который смог бы сделать подходящую цепочку – слишком тонкая работа. Таких сейчас не делают!
Меняла снова усмехнулся, извлёк откуда-то из-под стола пыльное увеличительно стекло и, наклонившись поближе к огню стал пристально разглядывать медальон. Кайя терпеливо ждала. Она знала, что по-настоящему серьёзный разговор начнётся только теперь – после того, как покупатель внимательно изучит её товар. Меняла повернулся к ней спиной, но Кайе казалось, будто она видит сквозь его затылок – вот язык приблизился к нёбу, облизывает впалые белёсые губы, вот взметнулись вверх брови над маленькими тусклыми глазками, вот хищно искривился рот…
- Что же, - наконец заключил он, причмокивая, после того, как попробовал медальон на зуб. – Неплохо для нырка! Совсем неплохо… Тебе повезло, девочка, - меняла тяжело вздохнул, покачал головой, словно пеняя ей за бесцеремонность, и вытащил откуда-то из недр своего стола тяжёлый кожаный кошель.
- Кошелёк можешь оставить себе. Это – подарок. Не нести же тебе, в конце концов, такие деньжищи завёрнутыми в тряпку!
- Кошелёк я возьму за цепочку, - бросила Кайя, стараясь скрыть ликованье. Её радости не стоит просачиваться наружу – от неё должно исходить только деловитое спокойствие, пока она внимательно, но очень быстро пересчитывает монеты. Пятьдесят – ровно пятьдесят маленьких кругляшков с квадратными дырочками внутри и клеймом дома Лидов в уголке.
Наконец, она попробовала одну монетку на зуб, отыгрывая ритуал до конца. Но что с того, что она прижала твёрдую пластинку одним зубом к другому? Как будто она поймёт разницу между настоящим серебром и фальшивкой! Но, так полагалось делать, и Кайя послушно укусила монету.
Меняла хмыкнул, как бы спрашивая: «Ну что, вкусно»? и добавил:
- У меня мало времени, знаешь ли ты – не одна желающая сегодня.
- Не сомневаюсь, - Кайя кивнула и протянула меняле цепочку – тонкая, изящная, словно сплетённая из волос ребенка, золотая змейка легка с темную заскорузлую ладонь горбуна. Он усмехнулся, пощупал её между пальцами, ещё раз одобрительно хмыкнул, кашлянул пару раз для приличия и, жестом велел девушке удалиться.
- Если там, где ты это взяла, есть еще – ты знаешь, где меня найти! – услышала она на прощанье. Кайя кивнула, но уже скорее себя, ибо меняла вряд ли мог её видеть. Она толкнула входную дверь и с облегчением взобралась обратно по ступенькам – после удушающей подвальной духоты, даже раскалённый жаром двух солнц воздух казался напоённым свежим бризом.
- Как все прошло? – услышала она из-за спины. Из тени скользнула укутанная в плотный плащ женская фигура. Это была Сабия.
- Быстро. Он не торговался…. – ответила Кайя. – Впрочем, цена была хороша для нас обоих.
- Хм, и как же это? Я думала, сделки, где обе стороны довольны результатом – это такая редкость… - Сабия прищурилась и обнажила ряд идеальных жемчужно белых зубов в неком подобии улыбки. Впрочем, глаза её были полны, если не доброты, то, как это ни странно, участия.
- А я думала, ты такие сделки каждую ночь заключаешь? – Кайя не могла удержаться и не поддразнить её.
- Ну-у, - протянула её собеседница, стягивая капюшон с головы и машинально поправляя прилипшие к виску пряди тёмных волос. Покрасневшие белки густоподведённых глаз, короткие волосы – не ниже середины шеи и цветок, выжженный на плече - клеймо ночного ремесла. – Я продаю весьма специфический товар. Она расправила плечи и позволила полам плаща разойтись на груди, демонстрируя полупрозрачный наряд из тонкой ткани. Кайя кивнула, и они побрели к площади у колодца, подтрунивая друг над другом и обмениваясь новостями, с лёгкостью людей, знающих друг друга всю жизнь.
Но Кайя старалась не моргать. Ведь стоило ей закрыть глаза, как перед её мысленным взором появлялась Лэм – как её полуголую тащили по улицам, как остригли её шикарные волосы, как алчная толпа, нет - не людей - гиен, плевала в неё, как женщины щипали её, а одна полу беззубая старуха даже укусила. Кайе хотелось вырвать им глаза и поганые языки, слышать, как хрустят их размолотые в крошку рёбра… Внезапно она застыла остановленная странным чувством – будто всё тело покрыли колючей коркой заледеневшего пота, а ноги ниже коленей набили ватой.
- … а потом он сказал, что это были пираты! Представляешь?! Что такое? – спросила удивлённая Сабия, отвлекшись от пересказа истории, которую ей поведал клиент прошлой ночью.
- Опасность, - прошептала её попутчица в ответ. Она почувствовала их, скользящих сквозь всё более плотную толпу, раньше, чем увидела и сосчитала – минимум четверо, двигаются легко, среди людей не выделяются. «Плохо, очень плохо», - подумала Кайя. «И они меня уже заметили - демоны их разбери!»
- Послушай, возьми деньги и уходи, только не напрямую. Притворись, что идёшь к гавани – тебя не тронут. Жди меня на площади – слева, в тени, у ворот, - произнесла она быстро, и незаметно всунула увесистый кожаный кошель в спрятанную под плащом руку ошарашенной Сабии.
- Но мне нельзя на площадь! – почти жалобно ответила та. – Ты же знаешь – меня выпорют или даже…
- Если поймают, - упрямо прошептала Кайя. – А если эти поймают меня с серебром, мы останемся без воды. Мы все. Понимаешь? – она вцепилась Сабии в руку, словно пыталась пальцами передать всё отчаяние, которое испытывала. Да, зря она расслабилась, когда вышла от менялы. Было ошибкой думать что, всё позади. Конечно, им удобее обирать «нырков» уже после визита к горбуну – так им не приходится самим обменивать добро на звонкую монету, подвергая себя лишнему риску… Да и меняла, зачем ему неприятности? Зачем иметь дело с грабителями, когда можно дать испуганным подросткам меньшую цену, за вещи, которые те добывали, рискуя жизнью?
Кайя взглянула Сабии в глаза – всего один быстрый взгляд, тень улыбки и нырнула в толпу. Она сгорбилась, делая вид, будто прячет что-то тяжёлое за пазухой и быстро побежала в сторону площади, чуть ли не сшибая с ног попадавшихся на пути людей.
«Их всего четверо», - вертелось у неё в голове. «Пятерых повесили на крепостной стене в прошлое новолуние. Новых смельчаков пока достаточно не набралось. Им некого отрядить идти за Сабией». Сердце у неё в груди ухало и колотилось, глаза видели улицу впереди, словно череду теней и пятен.
«Кругом люди», - подумала Кайя. «Это хорошо, что кругом люди». В следующую секунду она рухнула, как подкошенная, зацепившись за что-то. Мгновение и её схватили несколько сильных рук и грязная, шершавая ладонь зажала ей рот. Всего рук было пять. «Один однорукий – бывший ловец», - догадалась она. «Он мне рот и держит».
- Куда же ты так спешишь, а сладкие сиськи? – послышался наглый шепот у неё над ухом. – И не ори – не пугай людей, а то мы найдём твою милую подружку и хорошенько напугаем и её и тебя во все дырки. Ей, конечно, не привыкать, а тебе?
Но Кайя и не собиралась кричать. Плотно притиснутая лицом к твёрдой стене, она попыталась помотать головой.
- Хорошо. Вот и умница.
Она почувствовала, как её обыскивают – жадные, грубые лапы обшарили её тряпьё и всё, что под ним, не пропуская ни кусочка кожи. Кайю била крупная дрожь. Даже, если всё и обойдётся – ей целый год от этого не отмыться.
- Пусто! – прорычал один из грабителей. – Куда ты деньги подевала, сучка?
Её оторвали от стены и бросили на мостовую лицом вниз, и кто-то сверху наступил ей на руку коленом. Кайя закусила губу – только бы не закричать – это разозлит их ещё больше! Рука, явно принадлежащая обладателю колена, схватила её за ягодицу, другая стала стаскивать лохмотья, грозя разорвать их. Внезапно послышался резкий, сухой окрик:
- Хватит! У нас нет сейчас на это времени. Сегодня в воде еще много рыбок.
«Главарь», - решила Кайя. «Этот своих лап попусту марать не станет».
Тут она получила последний тычок сапогом под рёбра, и кто-то плюнул ей на спину. Но потом они ушли. Кайя мысленно отсчитала сто ударов сердца, потом медленно приподнялась на дрожащих руках, убрала с лица свою непослушную растрепавшуюся гриву и огляделась по сторонам. Никого. Крохотный переулок, между покосившимися от времени и ветров домами, был пуст. Она вздохнула и с силой задавила готовые родиться в горле рыдания.
«Не сейчас», - подумала Кайя. Она поднялась на ноги и, поправив одежду, непослушными ватными руками собрала волосы в хвост. «Не сейчас. И никогда».
***
Уже тысячу лет род Лидов владел Мелеей и её окрестностями. Никто и никогда не смел оспаривать их власть над этими землями. В старые времена город окружали обширные поля и сады, подати с которых приносили лордам-владетелям изрядный доход. Но лет триста назад пустыня начала сжимать горло городских стен. К моменту, когда Ардер Лид вступил в свои права, её удушающая хватка сделалась особенно крепкой – казалось, что в мире не осталось ничего, кроме камней, солёной воды и песка.
«Мой сын точно будет править рыбами, вместо людей», - подумал старый лорд, оглядывая просыпающийся город из окна своей библиотеки. Это просторная комната занимала весь верхний этаж главной башни здания, которое согласно древнему обычаю именовали «замком». Библиотеку называли «библиотекой» тоже только по традиции – ни единого свитка или манускрипта там никто не видел уже, как минимум, несколько столетий. Почти все книги Обитаемого Мира, и те – более многочисленные, что остались со времён Империи, и те – немногие, что были написаны позже, давно свезли в хранилище Великого Магистериума, чтобы «все люди могли ими пользоваться, не тратя драгоценное время и материалы на переписывание текстов». Только удачливые глупцы вроде его кузена Арделли до сих пор содержали свои небольшие библиотеки. Ардер Лид глупцом точно не был. Зачем платить золотом за кусок вонючей кожи или полуистлевшей бумаги? Какой в том прок?
В дверь постучали, и на пороге появился Валор – угрюмый слуга старого хозяина. Сколько одинаково серых зим и неотличимых друг от друга лет повидали они вместе? Один с вершины башни, другой из её зловонного, вечно шумного, переполненного крысами подвала.
- Аптекарь прибыл, - произнёс Валор в пространство.
- Впусти его, - отозвался лорд. – И принеси вина. Только холодного. Не выношу, когда оно тёплое. Слуга поклонился и попятился к двери, всем своим видом демонстрируя неодобрение.
«Если он увидит вино в такой час, ему будет, что мне запретить. Как будто вся эта возня имеет значение…»
Ардер Лид умирал. Он знал, что умирает, чувствовал каждым нервом, всё его проверенные в боях и пирах инстинкты указывали на это. И у аптекаря не было зелья от неизбежно надвигающейся смерти. Но у него было средство от некоторых других неприятностей, которые одолевали главу дома Лидов.
- А, это ты Алесакх, - старый лорд приветствовал аптекаря с точно дозированным равнодушием в голосе.
- Моё почтение, ваша милость, - Алесакх поклонился низко, с проворством, которого никто не заподозрил бы в тщедушном высушенном старике. Как ни стар был Ардер Лид, аптекарь был ещё старше. Он проводил в могилу отца Ардера и даже мальчишкой застал на этом свете его деда, которого подвыпившие рэгланеры до сих пор именовали «последним из великих лордов». Его внук давно не обижался. Годы порядочно остудили его некогда горячую кровь.
«Твоё почтение… Да, конечно», - Ардер Лид ответил на церемонное приветствие лишь лёгким кивком и откинулся в кресле, жестом приглашая Алесакха поближе взглянуть на его правую ногу. Она лежала на низенькой скамеечке, обитой мягким войлоком и бархатом, заботливо обёрнутая в сероватые бинты. Старого лорда мучила подагра, спасения от которой не было ни днём, ни ночью. Разве что, аптекарь не принёс какого-нибудь нового снадобья, которое снимет боль и поможет ему выйти к народу на площадь в день сбора податей за воду. Это важно. Да, это – очень важно. Люди должны видеть, как их повелитель принимает одну из последних почестей, которые ему остались.
Алесакх потянулся к бинтам, плавно размотал их своими длинными паучьими пальцами, и, ощупав голень пациента, нахмурился. Лорд нахмурился в ответ, затем, глотая ртом воздух, вцепился в дряхлые подлокотники своего видавшего виды кресла. Аптекарь покачал головой и причмокнул впалыми беззубыми губами, оглядывая комнату в поисках зацепки. Сегодня кальяна не было, сегодня было вино. Початый мех висел на крюке у двери – там, где Валор оставил его. Алесакх снова покачал головой и подчёркнуто укоризненно посмотрел на своего пациента.
Примерно этот нехитрый ритуал повторялся между ними при каждом визите, становясь всё более нелепым по мере того, как эти посещения всё более учащались. Скоро придет день, когда аптекарь уже не будет отходить от его постели. Именно он вдохнёт все самые страшные миазмы смерти и переварит их внутри себя. Впрочем, Алесакх был из тех людей, которых присутствие смерти в этом мире, делает только сильнее, ведь он заработал себе состояние на её отдалении и, в конечном счёте, отрицании. Размер этого состояния ясно указывал на то, что отрицал и отдалял старый аптекарь весьма талантливо…
Им предстоял побеседовать, придти к согласию и заключить сделку. И Ардер Лид не хотел остаться в дураках. Он сотню раз, как минимум, видел этот их разговор во сне, с тех пор, как Алесакх робко высказал своё предложение несколько месяцев назад. Каждую ночь с тех пор лорд стоял на вершине стен осаждаемой крепости и отдавал почести победителю. Молодой, полный сил воин в сияющих доспехах, выпачканных вражеской кровью и пеплом битвы дрожащими руками вручал ключи от города, который он поклялся защищать, дряхлому, похожему на насекомое аптекарю, облачённому в расшитую жемчугами парчу. Ему хотелось впиться старикашке в лысину, расколоть его череп и выпить мозг, но во сне он знал, что под блестящей лысиной Алесакха его ждёт не серая теплая слизь, а гнездо отвратительных копошащихся личинок, которые начнут заползать ему самому под кожу, стоит их только разворошить.
Под окнами библиотеки росли орхидеи – огромные с уродливыми колкими листьями и пурпурными соцветиями размером с детскую голову каждое. Листья надежно предохраняли их от уничтожения. Но каждые десять лет старые орхидеи умирали, давая дорогу новым растениям, которые можно было отличить по чуть иной форме и оттенку цветов. Когда-то отец Ардера Лида привёз их из своей экспедиции в дельту реки Силгон, привёз и посадил здесь под окнами, чтобы порадовать безутешную мать маленького Ардера, которая тосковала по сочной зелени и ярким цветам. Она была из Кваернов, выросла по ту сторону горного хребта и никогда не видела моря, пока не прибыла невестой в Мелею. Она назвала сына – Ардер – «сын гор» - бессмысленное имя для властителя залива рэгланов и, тем самым лишила своего брата возможности дать это традиционное имя его сыну. Кузена назвали Арделли, что переводится как «песнь гор»… Немного двусмысленно вышло – имя-то и мужское и женское. Старый лорд рассмеялся, вспомнив об этом вечном мнимом унижении могущественно родственника, гораздо более могущественного, чем он сам.
Так распорядились боги, поставив между их землями горы – «Арды» на языке старой Империи. Они разделили Обитаемый Мир пополам – леса и реки остались на той стороне. На этой была лишь пустыня и Залив Рэгланов. Орхидеи не развеяли тоску прекрасной леди из дома Кваернов и она умерла, оставив маленького сына и безутешного мужа скорбеть о себе. Братьев и сестер у Ардера не было, а отец любил горе, которое ему принесла почившая жена больше, чем радость, которую мог принести подрастающий ребёнок. Юного наследника воспитал дед – «последний из великих лордов». Он выиграл для него войну и добыл невесту – совсем девочку, тоненькую, как тростинка. Ардер хорошо помнил её безволосое тело в их первую брачную ночь, помнил, как она выла и извивалась. Так же точно она потом выла, рожая ему наследников.
«Подлая сучка», - подумал старый лорд, вспомнив череду скрюченных, синюшных тел – все, до одного мальчики и большая часть девочек либо рождались удушенными собственной пуповиной, либо оказывались слабенькими и болезненными и умирали в младенчестве. Имён он не помнил, хотя мать оплакивала их всех, снова выла и рвала на себе волосы каждый раз, укладывая маленькое тельце в колыбель последнего сна.
От неё ему всё-таки остались две дочки, и одну из них теперь предстояло продать этому старому прохвосту. Вернее его внуку, но чести дому Лидов молодость жениха не добавит. Этот брак станет позором. Одним из худших событий, которые когда-либо случались с его славной семьей, но в такие времена, как нынешние, позор можно смыть. И даже не кровью – достаточно золота. Главное, чтобы его было много.
- Его милость больше ничего не желает мне сказать? – осведомился аптекарь, заканчивая покрывать нарывы охлаждающей мазью и аккуратно оборачивая распухшие ноги лорда свежими бинтами. Его скрипучий голос вывел Ардера из оцепенения невесёлых мыслей.
«Его милость НЕ желает», - подумал лорд, но, вопреки собственным мыслям, кивнул, выражая согласие.
- Намерения моего внука неизменны, - произнёс Алесакх осторожно, восприняв кивок Ардера, как приглашение продолжать. – Он осмеливается просить руки прекрасной Нивиры, если его милости это угодно.
«Его милости НЕ угодно», - огромные, окружённые разветвленной сетью морщин, глаза лорда сузились, но он подавил клокотавшую внутри злобу.
- Ты можешь передать ему моё одобрение. Он может спросить у Нивиры, согласна ли она.
- Я понимаю, мы нарушаем традиции, прося руки вашей младшей дочери, когда старшая – несравненная Лориана, ещё ни с кем не связала себя священными узами, но…- аптекарь замялся и воззрился на лорда заискивающе.
Тот лишь махнул рукой в ответ. Весь этот балаган надоел ему неимоверно. Как будто есть кто-то в Мелее, да, хоть в целом Обитаемом Мире, кто бы ни понимал бы, почему они хотят Нивиру. Лориана этому мальчишке Гирнису в матери годится! Но в глубине души Ардер Лид чувствовал странное облегчение. Со старшей дочерью он не расстался бы ни за что. Просто не смог бы. Лориана давно стала его главной опорой в жизни – твёрдой и несгибаемой, словно одна из скал, окружавших их высушенный город. А когда его не станет… Да, когда его не станет – именно она позаботится о Даррине. Она уже и сейчас делает для воспитания его наследника в истинном духе гораздо больше, чем его никчёмная мать! Лорд скривился от воспоминания о своей легкомысленной молоденькой жене.
- Что-то не так? – осведомился аптекарь, пристально наблюдавший за реакцией пациента, одновременно деловито собирая инструменты и снадобья в обширную сумку. – Я затянул бинты слишком сильно?
- Нет, Алесакх, ты тут не причем, - ответил Ардер сухо. И он не осквернил язык ложью и недомолвками. Хотя бы на сей раз.
***
- Стой, дрянь! – Сабия застыла, услышав резкий окрик за спиной. – Что ты, потаскуха, здесь забыла? – женский голос был резким и визгливым и кто-то дёрнул затылок её капюшона, стаскивая его прочь. – Попалась! – добавил голос и её развернули так, чтобы преследователи могли разглядеть её получше. Сабия похолодела – перед ней стояли две девицы из «Дюжины Девственниц» – личной охраны леди Лорианы Лид – высушенной старой девы, которая презирала весь мир, каждого, кто попадался ей на пути и особенно шлюх, которые старались держаться, как можно дальше от неё и от её мужеподобных приспешниц. «Девственницы» были страшные, все как одна здоровенные и не менее злющие, чем их госпожа. Девиц сопровождала тройка охранников - головорезов из гвардии самого лорда Ардера, которую сплошь составляли законченные отморозки – слишком неуклюжие, чтобы становиться ловцами регланов или слишком тупые, чтобы придумать себе в жизни какое-то другое занятие. Принадлежать к этому подразделению считалось в Мелее последним делом – лучше уж пойти в лихие люди, покуражиться вволю, да и окончить свои дни в честной петле.
Попасться на пути такой компании при свете дня, на колодезной площади – худшей удачи Сабия и представить себе не могла. Она оценивающе оглядела стражников, попутно размышляя, куда бы припрятать кошель с деньгами, который ей вручила Каяя, а то ведь как пить дать, отберут! И где, вообще, эта девчонка? Бежать некуда… Придется выкручиваться. Сабия улыбнулась стражникам исподтишка, когда обе «девственницы» отвлеклись.
- Мне прямо здесь уплатить штраф за свою дерзость или пойдём в более укромное место? – прошептала она ближайшему отморозку на ухо и призывно изогнула левую бровь.
- Не волнуйся, дрянь – расплатишься сполна! – слух у старшей из двух девиц оказался просто отменным. Она посмотрела на Сабию свысока и презрительно плюнула себе под ноги:
- В темницу её! Леди Лориана позже решит, что с ней делать.
От одного упоминания дочки старого лорда, Сабии окончательно поплохело – не дай боги, эта змеища лично ею займётся… Зуба целого во рту не оставит! Сабия ощупала свои драгоценные зубки языком – они были её главным богатством – белые, словно жемчужинки, ровненькие. Одной её улыбки, как правило, бывало достаточно, чтобы завлечь подвыпившего матроса или ловца в её совсем не бесплатную постель. Лицо у Сабии было совсем простое, глаза - обыкновенные, тело и волосы – ничего особенного, но вот зубки – за них-то хозяйка борделя и взяла её под крыло. Очаровательные сиротки, которых покупали у родителей за морем и с детства обучали ремеслу удовольствий, умели петь и танцевать. Сабия не умела. Играть на арфе или тамбурине – тем более. Куда ей… Пока отец ловил рэгланов, ей и в голову не приходило, что когда-нибудь придется продавать себя, но такой день пришёл. И если бы не её улыбка - быть бы ей уличной девкой из самых дешевых - тех, что готовы отдаться и за кусок хлеба…
«Где ты шатаешься, Кайя? Демоны тебя забери!» - Сабия отчаянно вертела головой по сторонам, пока её тащили в сторону сторожевой башни замка лорда Ардера, где располагалась темница.
Люди впереди в основном расступались, давая им дорогу на запруженной площади. Связываться никто не хотел. Все кругом нервничали. Сабия чувствовала это – дилемму в глазах каждого встречного главы семейства – отдать все деньги или заплатить по частям? Пятьдесят монет сейчас или десять каждый месяц? Влезть в долги перед ростовщиком или заплатить намного больше потом, не влезая в кабалу сейчас? Все обсуждали проценты, заложенные вещи и грядущие в сезон заработки. Скоро придёт время, когда, влекомые брачным инстинктом рэгланы, наводнят залив. И мужчины – самые сильные и молодые целый месяц будут испытывать судьбу, пытаясь изловить самых сильных и молодых животных. Большинство жителей Мелеи, так или иначе, кормилось с этого промысла: торговцы, содержавшие загоны, в которых укрощали и выставляли напоказ пойманных зверей, менялы, ссужавшие деньги, в том числе и на воду, под залог будущих удач, лавочники, торговавшие снаряжением и, конечно, трактирщики и шлюхи, по-своему ублажавшие тех, кому улыбнулась фортуна. Ниже них на общественной лестнице находились только «нырки» и прочие обитатели Вдовьих Скал – скорбного места, куда попадали вдовы мёртвых рэгланеров и их дети, а также все, у кого не хватало денег на уплату податей лорду-правителю. Оказавшись там, люди должны были уплачивать только одну подать – «цену воды» - налог на жажду, самый тяжкий из всех.
Сейчас в общине был только один взрослый мужчина, по этому, все они считались, как одна семья. И сегодня, впервые за много лет, они смогут заплатить за год вперед, но где же Кайя? Сабия мысленно проклинала её и молила, всех известных ей богов, чтобы рыжая девчонка откуда-нибудь уже появилась.
- Ну, вот мы и на месте, сладенькая! – охранник отпустил её локоть так резко, что она едва не шлёпнулась на пыльные камни мостовой. Заскрипели засовы, затем Сабия услышала странный журчащий звук – должно быть – это двигались цепи, опуская подъёмный мост, над заполненным морской водой рвом. За стенами был двор, где пороли людей – частенько - и до смерти.
Сабия почувствовала, как её горло сжимает паника. Над ней склонился один из стражников – уродливый, зловонный толстяк, обильно вспотевший под слишком тесными доспехами. Металлические пластинки встали дыбом там, где его широкая грудь перетекала в упругий барабан необъятного брюха. Пленница понимала, что только присутствие девиц из личной охраны леди Лорианы мешает ему облапать её с ног до головы здесь же при всём честном народе. Если он обнаружит кошелёк…
«О, боги, где же Кайя»? – Сабия зажмурилась, не ожидая уже ничего хорошего, и вдруг услышала треск. Каким-то шестым чувством она знала, что это спасение. За первым звуком последовали вопли, визг, женские крики и мужские проклятья, потом грохот и над площадью взметнулась туча пыли, и сквозь шум всеобщей сумятицы послышалось многоголосое ржание и топот копыт.
Кто-то открыл лошадиный загон, располагавшийся в противоположном углу площади и напугал его обитателей. Кто-то совсем безрассудный и невероятно ловкий. Кто-то, кому совсем нечего терять… Толпа метнулась к выходам, спасаясь от конских копыт.
- Кретины, дайте лошадям дорогу! – заорала одна из «девственниц» и бросилась наперерез стаду обезумивших животных. Сабия видела, как она уцепилась за гриву крайнего скакуна и попыталась запрыгнуть на него, потом все заволокло пылью. Толпа напирала, и пленница оказалась на самом краю рва – никто, казалось, больше не обращал на неё внимания. Времени на раздумья не было. Она быстро распустила застёжку плаща, хотя пальцы дрожали, словно в лихорадке, скинула плотное одеяние наземь и в одной лёгкой полупрозрачной одежонке прыгнула в ров, надеясь только на то, что он окажется достаточно глубоким.
Может она и не умела петь звонко, как птица, зато плавала она, как рыба – прошлое «нырка» давало о себе знать в каждом ловком движении рук и ног. Все её мысли были сосредоточены на тяжёлом кожаном мешочке, которой тянул её ко дну у пояса. Практически неподвижная вода была грязной и воняла перегнившими водорослями, хотя до лета было ещё далеко. Плыть приходилось крайне аккуратно – ров был глубоким, но оказался наполовину заваленным всяким мусором. Она преодолела площадь почти до половины, вплоть до того места, где в канаву сбрасывались кухонные отходы замка. Вонь здесь стояла просто нестерпимая. Отчаянно глотая ртом воздух, Сабия наполовину поплыла, наполовину поползла сквозь грязную жижу к краю.
Она вцепилась в выступающие над поверхностью неровные камни, стараясь выбраться. Сверху свесилась грива золотистых волос, затем Сабия почувствовала внешней стороной руки сильную шершавую ладонь, которая резко потянула её вверх. В несколько приёмов она выбралась на поверхность и тут же рухнула, дрожа от изнеможения.
- У нас мало времени, - прошептала Кайя громким шепотом, держась за бок. Её груди отчаянно колыхались под одеждой, а лицо покраснело от усилий. Она шумно втянула носом воздух и потянула Сабию за локоть, поднимая её на ноги. – Уходи, тебе надо уйти немедленно! Та кивнула, отсоединила кошель от пояса, вручила его Кайе и, насколько быстро позволяли её всё еще дрожащие ноги и неровное дыхание, заспешила прочь с площади в сторону гавани, пробираясь по узким проходам, подальше от более широких торговых улиц.
Хозяйка борделя была, мягко говоря, не в восторге, увидев одну из своих девушек в таком состоянии: грязная и оборванная, воняющая, словно сточная яма – что за вид?!
- Тебе придется отработать стоимость плаща. И краску для волос, - эта женщина повидала многое в жизни и точно знала, когда у кого-то были неприятности с властями. - Тебя будут искать. Вернее будут искать темноволосую шлюху – придется стать блондинкой, если не хочешь попасть к палачу на приём, - она брезгливо тронула прядь волос, упавшую на лоб Сабии. – Надеюсь, искать будут не слишком пристально! Проблем мне только из-за тебя не хватало!
- Я отработаю, госпожа! – горячо пообещала Сабия, надеясь, что её и без того не лучшие волосы не повылезают от едкого снадобья, которое старый Алесакх продавал для осветления. Она быстро поднялась к себе, проскользнула в комнату, стараясь не следить на ковре, скинула грязные лохмотья, в которые превратилось её платье и, поймав свое изображение в мутном зеркале, нервно рассмеялась. Она не могла остановиться, пока мылась и переодевалась, то смеялась, то плакала, словно какую-то невидимую плотину у неё внутри, вдруг прорвало.
***
Негостеприимные на вид утёсы тянулись, насколько хватало глаз, рассеянно растворяясь в послеполуденном мареве. Жара немного спала и восход третьего солнца расцветил прожилки скальной породы красноватыми всполохами – скалы смотрели на Каюю будто лица далёких предков: торжественно, угрюмо и слегка с упрёком. На полпути между Мелеей и Кавой – мёртвым городом, который когда-то завоевал дед нынешнего лорда, находилось их поселение – даже и не деревня вовсе, так - скопище пещер, в которых обитали последние люди Залива Рэгланов – те, у кого действительно не было ничего. Это место называли Вдовьи Скалы.
Кайя остановилась, заприметив едва заметную чёрную точку в небе низко над океаном. И, хотя расстояние было порядочным, она знала – это Инту охотится. Ей уже три года… Рэгланиха выросла у неё на глазах. Три года назад Кайя нашла слабенького израненного детёныша в излучине высохшего ручья. Как она отбилась от своего выводка? Что случилось с остальными? Где её мать? Всего этого Кайя так и не узнала. Она не решалась принести беспомощную малышку домой – голодные обитатели Вдовьих Скал, во главе с её прагматичной бабушкой, просто напросто приготовили бы из неё знаменитый суп – деликатес, которым потчевали заезжих купцов в тавернах Мелеи во время ежегодной ярмарки, основным товаром на которой являлись взрослые животные.
«Нужно отнести грамоту переписчику и снять с неё копию – на всякий случай», - подумала Кайя. Когда она наклонялась твёрдый чехол, в котором находился свёрнутый в свиток клочок пергамента, больно ударял её по рёбрам. Но она была рада любому напоминанию, что подать за воду уплачена.
«Нет, лучше – несколько копий». Не то, чтобы был смысл красть документ – они всегда могут получить новый, сделав выписку из учётной книги сенешала, но это – морока, да и денег тоже стоит, а Энгер – такой рассеянный, особенно когда выпьет, что бывает всегда.
Трезвый Энгер был самым лучшим человеком, которого она знала. Высокий, всё еще стройный, кареглазый – он был куда больше похож на лорда, чем обрюзгший, водянистый Ардер Лид. Глоток любого перебродившего пойла делал из него чудовище. Он моментально превращался в злобного, неутомимого ублюдка, который методично и с видимым удовольствием отравлял жизнь всем вокруг, точно демоны овладевали им. Он мог пьянствовать бесконечно, много часов, и никогда не засыпал. Как ему это удаётся – Кайя не имела понятия. Протрезвев он, бывало, просил прощения, каялся и клялся больше никогда не пить. С каждым годом, впрочем, «никогда» становились всё короче, а демоны, мучившие его душу, всё злее.
Вдовьи Скалы под красным солнцем выглядели тревожно и немного устало. Полукруглый пляж, окружённый неровными, изъеденными ветром, каменными стенами. Этот дикий, негостеприимный пейзаж постоянно сопротивлялся одомашниваю, но люди были упорнее, обживая каждую хоть сколько-нибудь пригодную пещеру. Каждый кусочек пляжа также использовался: ближе к входу в бухту сушили циновки из водорослей и одежду, дальше располагались ямы, в которых запекали рыбу и морских тварей.
Кайя почувствовала запах готовившегося ужина ещё до того, как ступила на песок. Вечерний бриз принёс аромат рыбы и специй и чего-то ещё не совсем знакомого, должно быть, каких-то кореньев. У огня, подбоченясь, стояла Нала – жена Энгера. Она помешивала, что-то в котле, щурясь и шевеля губами, словно перебирала в памяти какие-то важные события и никак не могла придти к решению, что забыть, а что продолжать помнить. Нала была невысокой, широкой в кости, полноватой женщиной, с удивительно молодым лицом и настоящим жалом, вместо языка. Бабушка Кайи, бывало, говаривала, что у неё через поры кожи выходит змеиный яд, а он и есть, как известно, самое лучшее средство от морщин.
- Где вы всё это раздобыли? – спросила Кайя, усаживаясь на песок. Усталость в её голосе смешивалась с любопытством и тем странным чувством принадлежности, которое каждый день заставляет людей задавать близким примерно одни и те же вопросы, ожидая получить на них примерно одни и те же ответы.
- Море сегодня было щёдрым, - пожала плечами Нала.
- Щедрым на это? – Кайя жестом указала на котел с бурлящим варевом, на поверхности которого, то и дело, показывались гладкие бока очищенных клубней. Её собеседница хмыкнула:
- Я знаю, что ты их любишь. И сегодня нам есть, что отметить, ведь так?
Кайя кивнула в ответ и вытащила из-за пазухи чехол со свитком. Она услышала, как Нала выдохнула с облегчением и, аккуратно отложив вырезанный из китовой кости половник, благоговейно взяла в руки драгоценный документ.
- Ни демона не понимаю в этих закорючках! – фыркнула она после нескольких секунд пристального изучения испещренной буквами поверхности пергамента. – Ты уверена, что они там тебя не надули? Этот старый козёл – сенешаль мог нарисовать тут что угодно и преспокойно прикарманить наши денежки!
- Нет, - возразила Кайя, забирая у неё свиток и укладывая его обратно в чехол. – Он не мог.
- И с чего ты так уверена? – Нала схватила свой половник и снова упёрла руки в боки, всей своей позой выражая сомнение в словах Кайи и одновременно готовность покарать супостатов, которые обдурили девушку, если таковые вдруг появятся на горизонте.
- Он сделал запись в официальной книге, - спохватилась Кайя. – Такой большой, знаешь?
- Ах, да… - протянула Нала и закивала головой в знак согласия, явно разочарованная сообразительностью Кайи и тем, что повод поскандалить с сенешалем испарился. В юности будущий чиновник имел неосторожность пытаться за ней ухаживать. И, хотя тогда Нала его отвергла: «Этот сморчок и соплежуй не знал, с какого конца подойти к рэглану, а по Энгеру все девки сохли!», с тех пор, как бывший поклонник стал приближённым лорда-правителя, она воспринимала каждое его действие, как скрытое или не очень оскорбление лично себя. Впрочем, Кайя полагала, что не без оснований.
- Ты так и не сказала, где вы раздобыли коренья? – Кайе хотелось увести разговор в сторону от обсуждения её уверенности в содержании свитка. Нале совсем не обязательно знать о том, что она грамотная.
- Мальчишкам повезло с лобстерами – полная сетка набралась! Сама понимаешь, почём они в это время года… Так что хватило и на пол мешка муки – завтра будем есть лепёшки на завтрак!
Кайя кивнула и улыбнулась. Она знала, что Нала воспринимает каждую приличную трапезу обитателей Вдовьих Скал, как свою личную маленькую победу.
- Энгер? – спросила она, кивнув в сторону пещеры, которую Нала занимала вдвоём с мужем, с тех пор как Сабия подалась в проститутки, а их единственный сын попал в ученики к аптекарю. Мальчик хромал с рождения – бабка Кайи – повитуха частенько вспоминала эти роды, блуждая по мутным просторам своей памяти: «Ребёнок, слабенький совсем, и шёл попкой вперед, плохо, очень плохо… Одна ножка вышла нормально, а вот вторая – вторую мне пришлось вывернуть. Тихонький такой был, не плакал совсем – разве что пискнул разок для порядку - и всё». Но, когда Энгер лишился руки, и они с женой оказались на Вдовьих Скалах, детей, вроде, было больше, чем двое. Были ещё две совсем крошечные девочки… Они не протянули и одну зиму. Кажется так...
- Энгер-то? Да спит, скотина. Что ему ещё делать? – Нала пожала плечами и нахмурилась. – Лобстеров он не видел и денег я ему не дала. Так что – спит.
Кайя кивнула и повернула голову в сторону моря, которое как раз проглотило первое солнце и готовилось принять второе. Над Заливом сгустились сочные тёмно-синие сумерки и небо, которое при любом раскладе было глубже Океана, казалось особенно красивым, с пульсирующим рубином третьего солнце всё еще высоко над горизонтом. Хотелось летать. Словно отвечая на эти мысли Кайи на песок рядом с ней тихо опустилась Инту. Рэгланиха положила к её ногам толстую, длиной с детскую руку, креветку и курлыкнула, напрашиваясь на похвалу. Кайя улыбнулась и погладила серебристую шкуру зверя. Инту прильнула лбом к её ладони, радостно вереща. Она частенько в знак привязанности приносила своей подруге добычу.
- Какая роскошь! – воскликнула Нала, указывая половником на извивающееся у ног Кайи ракообразное. – Она тебя балует – не думаю, что такая красота есть на ужин даже у старого хрена, который нами якобы правит, - добавила она громким шёпотом.
- А как же ваши лобстеры? – левая бровь Кайи лукаво взлетела вверх.
- Ну-у… Во-первых, те-то подохли куда раньше, чем попали к повару в руки, - с этими словами Нала наклонилась и, несмотря на угрожающее шипение со стороны Инту, подцепила креветку ручкой половника. – Во-вторых, такие деликатесы Лидам давно не по карману! – с этими словами она прекратила страдания креветки, ловко воткнув нож точнёхонько ей между глаз. – Старый хрен-то хоть выгребся к народу на площади сегодня?
Кайя кивнула и усмехнулась – слухи о том, что у древнего рода лордов-правителей из богатств ничего кроме фамильной гордыни не осталось будоражили Мелею столько, сколько она себя помнила. И она была уверена, что только эта самая гордыня сегодня заставила лорда Ардера найти в себе силы выйти за ворота его замка. Натужно хмуря брови и раздавая кивки направо и налево, он, пожалуй, выглядел ещё более жалко, чем мёртвая креветка у её ног.
- Приготовишь её для меня?
- Да что тут готовить-то? – фыркнула Нала. – Намазать специями, завернуть в водоросли и запечь в яме! Всего делов - то!
- Когда ты так говоришь – мне действительно кажется, что это очень просто, – девушка улыбнулась и протянула Нале драгоценный чехол. Та наскоро вытерла одну руку о подол замызганного фартука и схватила его.
- Я недолго, - произнесла Кайя и вскочила Инту на спину. Рэгланиха вопросительно курлыкнула и, получив одобрительный шлепок по загривку, радостно взвилась в небо, оставляя пляж далеко позади. Кайя знала, что все мальчишки, да и девчонки, Вдовьих Скал пристально наблюдают за их взлётом, мечтая оказаться на её месте. Вряд ли только кто-нибудь из них при этом думает о том, о чём думала она, подставляя лицо потокам прохладного бриза и поглаживая гладкую блестящую шкуру Инту: «Молоко, самое жирное, какое найдёшь, каждые два часа в равной пропорции с маслом, - в голове Кайи звучал голос Энгера. – И не давай её коже пересыхать, но и смотри, чтобы она не захлебнулась! И помоги тебе боги, девочка»! И, хотя даже тогда она знала, что он не верит в её успех, не верит, что детёныш протянет хотя бы до следующего новолуния, она так же чувствовала, что Энгер, пьяный ли трезвый, никогда не выдаст её и её маленькое серое сокровище бабке и Нале, даже если на Скалах будет совсем нечего есть. Кайя так и назвала её – Инту на старом языке Империи значит «сокровище»…
Вместе они искали сокровища каждый день. Погребённая под толщей воды тысячу лет назад столица Империи лежала на дне Залива Рэгланов. Старики утверждали, что с каждым годом город погружается всё глубже и глубже. Но опыт Кайи подсказывал ей, что не всё так уж просто. Даже за те семнадцать лет, что она дышала, Океан не раз наваливался на их сотрясаемое землетрясениями побережье яростными волнами, чтобы потом отступить прочь. Зловещие минуты действительно мёртвой тишины сменялись водопадом моря обрушивавшегося замешкавшимся людям на головы. Каждый раз после этого дно Залива менялось. Раньше Кайя не знала как именно, но теперь со спины Инту она могла увидеть всё своими глазами сквозь прозрачную бирюзовую толщу. Город был там: дворцы и башни, ажурные сетки оград и летящие просветы вместо улиц. Великолепная, избыточная столица Империи, которая когда-то была столь могущественной, что ей даже не пришлось покорять весь Обитаемый Мир.
- Ну, что девочка? Поплаваем? – Кайя похлопала рэгланиху по холке, словно разгорячённого скакуна и та послушно заскользила над самой поверхностью воды. Девушка обернулась. Берег остался далеко позади, но она всё же могла вполне отчётливо различить скальный кряж, который возвышался через три бухты от Вдовьих Скал в сторону Кавы. «Здесь», - подумала Кайя. «Здесь я видела его...». И тут он был – остров, вернее почти остров – высокая башня после последнего сдвига дна поднялась и почти достигла поверхности воды. Крыши у строения не было, но стены хорошо сохранились. Кайя наклонилась и шепнула Инту:
- Всего один разок, я быстро! Можешь со мной не нырять – я просто хочу осмотреться…
Она спрыгнула в воду и быстро нащупала ногами опору. Выстроенная столетия назад стена была там, широкая, покрытая наростами. Из-за лёгких волн казалось, что она покачивается под ногами. Инту тихо курлыкнула и ткнулась мордой ей в плечо, так что девушка пошатнулась.
- Эй! Ты меня утопишь! – Кайя рассмеялась, тронула тёплый нос зверя и нырнула.
 

@темы: ориджинал, "Сказка Снов", фентези

---

Welcome)

Однажды раздался звонок. Голос "на другом конце провода", а вернее у далёкой сотовой вышки попросил назвать животное. Я поколебалась и ответила:
- Конечно утконос!
- Кошечку или белочку была не судьба выбрать? - поинтересовался голос.

Голос принадлежал моему первому ПЧ здесь на дайрях и лучшей подруге по скитаниям вечным в пустыне реальности.
Welcome, Derek)))