Гифка дня - доплыла почти до завершения 3го дня)

Мне по-прежнему всё нравится. Жду момента, когда наконец-то обожрусь и перестану... А то каждый раз иду в столовой с тарелкой до стола и понимаю, что жадность поглотила меня в один момент... И это тот самый момент, когда желудок подпирает гортань) Нельзя, нельзя давать всё включено (да ещё и без доплаты) таким любителям пожрать, как мы с моей заслуженной родительницей! Да... и море. Море сегодня было спокойное, без рябинки - я наплавалась до одури с утра, а после обеда нас вырубило на пару. Щас внизу в пул-баре готовится какое-то греческое развлекалово - живая музыка, сертаки и всё такое, но ваша покорная слуга любит отельную анимацию как... лечить зубы. Без наркоза. Ах, да и гифка дня, пока я не забыла о ней среди разглагольствований: хвост морковкой и вперед))

dpaf.tumblr.com/post/51227329086/via

@темы: гифки, не моё, funny stuff, I only have so many breaths on this Earth, котенок, красота

---

Гифка дня - второй день отпуска)

Мне всё нравится тут на Халкидики) И гифка дня не имеет ни малейшего отношения к моему нынешнему состоянию и времяпрепровождению - меня просто прёт от Чибса (по определению).

lonely-fangirl.tumblr.com/post/89122769877/how-...

@темы: гифки, не моё, сериалы, I'm a fangirl, we don't do 'calm', I only have so many breaths on this Earth, Чибс, Sons of Anarchy, красота

---

Гифка дня - первый день в Греции)

Из положительного - нам дали номер в другом отеле и в качестве компенсации перевели с завтраков-ужинов на всё включено) Проглотик, который я и мама проглотика, с которой проглотик путешествует впервые за... 15 лет - щасливы! Из отрицательного - скорость вай фая такова... что остаётся только ругаться грязно и долго отборным русским матом, который тут, к сожалению, многие понимают... Вы даже себе не представляете, сколько времени заняло написание этого поста. И да - поездка в Афины оплачена!

jane-watson-95.tumblr.com/post/68481743594

@темы: LOST, гифки, не моё, funny stuff, сериалы, I only have so many breaths on this Earth, туристические впечатления

---

Гифка дня - плавно удаляюсь в отпуск)))

На 2 недели. Греция. Мечты детства должны сбываться - посещение Акрополя в их числе!

@темы: гифки, не моё, funny stuff, сериалы, личное, I only have so many breaths on this Earth, СПН

---

Примерно месяц назад я внезапно после многих лет перерыва начала рисовать...

Я - любитель. И ни на какие лавры не претендую. Так что, не судите строго) Я не рисовала все годы, что работала флористом и ещё год после этого...

Всё началось с одуванчиков:

+7

Затем были розовые пионы подруге на день рожденья. Я хотела белые нарисовать сначала, но не выдюжила. Результат несколько 'открыточный' вышел, но получательнице понравилось.

Потом я пересмотрела 'Хребет Дьявола' и вот этот кроссовер между одним из самых страшных, потрясающих и завораживающих моментов 'Хребта' и 'Лабиринта Фавна' сам как-то напросился на бумагу... Ответ на вопрос любите ли вы творчество Гильермо Дель Торо, так как люблю его я, оставляю на ваше усмотрение)

Потом я подарила Одуванчики на работе и народ попросил ещё - стены в съёмных квартирах, как правило, мрачно-голые. Так появились два варианта маков:

Между делом, затесалась вот эта роза с лепестками-лицами:

И ветка хлопка - надо же что-то пробовать и с натуры!

Ну и напоследок ещё чуть-чуть незаконченное - тут смешалось прослушивание аудиокниги 'Джейн Эйр' и слежение за съёмками 'Crimson Peak'a)

@темы: фото, личное, I only have so many breaths on this Earth, рисовальное, муки творчества

---

СКАЗКА СНОВ

СКАЗКА СНОВ

Название: СКАЗКА СНОВ
Автор: sorinkavglazy
Артер: Derek Winslow
Бета: Derek Winslow
Категория: джен
Рейтинг: R
Жанр: фэнтези
Размер: макси
Таймлайн: тысячу лет после гибели Империи
Статус: пишется
Дисклеймер: всё как есть моё) перепост частей и\или целого с разрешения
Саммари: под тремя солнцами и двумя лунами простираются земли Обитаемого Мира. В самом его сердце стоит Великий Магистериум – древняя обитель Мастеров-сновидцев. Мастера хранят тайны искусства видеть общие сны – единственного искусства, что не досталось людям в наследство от Империи, столица которой уже тысячу лет погребена под толщей воды на дне Залива Рэгланов, что лежит по другую сторону высоких гор и густых лесов. А на берегу Залива рождается тайна, волшебство, которое разбудит Обитаемый Мир от долгого тревожного забытья…

Разумеется, всё это происходит у тебя в голове, Гарри,
но почему же это должно означать, что это
происходит не на самом деле?
Профессор Дамблдор Гарри Поттеру

Мы созданы из вещества того же, что наши сны.
У. Шекспир «Буря»

*1*

Погасли огни. Город затих. Растворились практически все звуки. На фоне этой почти-тишины каждый шёпот, каждое дыхание отдавалось в мозгу, словно послевкусие вчерашнего веселья. Даже ветер исчез. Его дуновение налетело и рассеялось среди нелепо живописных холмов и изломанных скал. Серые камни кривых улиц и стены домов окрасились тёмной бронзой и пурпуром – в это странное время глинобитная хижина бедняка, жалостливо притулившаяся у развалин старых крепостных укреплений, могла выглядеть не хуже богатого дома. Неуверенный свет сумерек, наступавший на город, когда все три солнца, согревающих земли Обитаемого Мира, последовательно исчезали с небосклона, скрывал трещины и зазубрины, словно вуаль. И город охотно утопал в нём словно престарелая напудренная матрона. Люди спешили завершить свои дела: захлопнуть двери лавок, убрать остатки товара с уличных лотков.
Каждый вечер суетливый город под стенами Великого Магистериума шумно готовился ко сну, чтобы в какую-то, будто заранее условленную минуту, затихнуть ещё до последнего поворота мутных от времени песочных часов, нависших над кривыми улицами в огромном овальном каркасе. Когда-то юный Шут вместе с другими учениками до того, как начать творить свои детские сны, пытался вычислить, сколько длится эта пауза тишины между затуханием городского шума и последним переворотом часов. Говорят, в эту же игру играли множество поколений до них, и после них будет так же. Точной цифры не узнает никто.
Шут огляделся – десятки кошачьих глаз смотрели на него из темноты круглого зала. Многих кошек он путал, другие, и, правда, ничем не отличались друг от друга. Но у каждой было своё особенное тепло. Шут потянулся и поймал большого толстого кота. Мордатое, потрёпанное чудовище с порванными ушами и наглой самоуверенной мордой устроилось у него на коленях и громко заурчало.
Почему кошки любят сновидцев, было одной из загадок, разгадку на которые искать не полагалось. Любой ребенок из семьи мастера вырастал в окружении разномастных зверьков, которые ежедневно сновали под ногами, требуя внимания и ласки. В первом сне, который Шут увидел осознанно, были кошки. И сейчас, погрузив пальцы в тёплый, мягкий подшёрсток, он вспомнил тот свой самый первый сон. Те кошки, из его детства, были сделаны из сладостей, некоторые с пятнышками изюма, а некоторые с орешками вместо глаз... Говорят, сколько бы лет не прошло, сновидец каждую ночь продолжает проживать свой первый настоящий сон.
Кот потянулся, Шут прикрыл глаза и начал нащупывать вещество сна, которое постепенно обволакивало его. Сегодня будет трудная ночь.
Белая снежная пустыня, раскинулась далеко за горизонт, за пределы света, обволакивающие бледные края неба, глубокого и тёмного в центре. То тут, то там из-под снега вылезали головы тонких чернильно-фиолетовых грибов. Они становились всё выше и выше, пока Шут брёл, утопая по колено в снегу. Он знал, что дна у этого белого моря нет, хотя прошло уже много лет с тех пор, когда он последний раз пытался до него докопаться.
«Никто не может изменить свою точку попадания в сон», - говаривал его учитель, когда Шут, ещё будучи мальчишкой, жаловался на ледяной холод и гнетущий полумрак снежной равнины этого грибного леса. Вместо корней у грибов были щупальца, которые двигались под поверхностью снега, просвечивая, словно вены под тонкой папиросной кожей, какая бывает у дряхлых старух.
Он искал шатёр - каждую ночь, все эти годы, продирался к своей цели сквозь шевелящуюся белую крупу, но сон это такая вещь, к которой нельзя привыкнуть. Шут поступил в ученики, достиг степени мастера, начал творить собственные сны, стал одним из лучших, но так и не привык.
Он распахнул полог шатра и шагнул внутрь в рассеянный, но тёплый свет. Шут узнал Машну-Мишну, Сильвиру и Лилларда в Кругу мастеров. Магистр Роан не удостоил их своим присутствием, но это, безусловно, была к лучшему. Старик может и не потерял хозяйственной хватки, точно подсчитывая и распределяя подати, поступавшие в пользу Великого Магистериума со всех концов Обитаемого Мира, но времена, когда он творил свои лучшие сны, застала, быть может, одна Машну-Мишна.
Она родилась очень далеко, среди сухих, с рождения морщинистых людей Серой пустыни, когда давно ушедших по ту сторону смерти, родителей Шута ещё не было на свете. Машну-Мишна была из Выскочек. Ему, рождённому в союзе двух великих родов сновидцев, с детства следовало презирать таких. Косноязычные и часто неграмотные приходили они сотнями к воротам Великого Магистериума в день Тройного Равноденствия в надежде найти здесь дом и понимание. За первый месяц от сотен оставались десятки, за следующий год десятки превращались в единицы, и лишь совсем немногие добирались до Зала Мастеров. Таких называли - «Великими» Выскочками.
- Сколько сегодня умирающих? - спросил Шут, усаживаясь на своё место.
- Больше, чем я потяну одна, - отозвалась Машну-Мишна. Он кивнул. Творить сны смерти – не самое приятное занятие, но когда-нибудь, это станет его работой – Шут знал это. Быть мастером смерти – странная честь, слишком замешанная на неразделимых долге и усталости. Старые и молодые, измученные болезнями и тяготами беспросветного существования, люди мечтали тихо уйти во сне, держа за руки своих любимых и давно потерянных или улыбаясь далёкому, неведомо-прекрасному свету из-за горизонта смерти. Тяжелее всего Шуту давались молодые матери. Его собственная умерла в очередных родах, когда он и его сестра были еще большеглазыми и несмышлёными малышами. Даже сейчас он скучал по той ласке, которую дарили её руки, по её голосу и улыбке.
Вырывая ослабшие души несчастных женщин из объятий лихорадочного забытья, Шут провожал их в вечные сады радости и покоя, обещавшие мир и свободу от рабства несовершенных человеческих тел. Многие из них были совсем юными существами, вчерашними детьми, едва старше или того же возраста, чем его собственная дочь. Он ни за что не смог бы представить её, Рэй, в объятиях мужчины, или с ребёнком в огромным круглом животе, или в отчаянном жару на смятой, такой же пропитанной потом и кровью постели, как та, на которой умерла её бабка.
Сколько среди них было тех, кто жалел о мире, который оставался позади? Скольких из них он приводил во сне на свидания с возлюбленными, которые стали и не стали отцами их детей? Сколько среди них было тех, кто никогда не знал ничего лучше этих снов? Бледно-кремовые мраморные струи стекали в тончайшую прозрачную чашу из стекла и слёз. Женщины были красивыми – все до одной. Матери всегда прекрасны в глазах своих детей. Шут творил розовые облака и перламутровые стены дворцов, прохладные фонтаны, винтовые лестницы и экзотические фрукты, свисающие и тяжёлых ветвей плодовых деревьев. В каких бы богов они не верили, в любом пантеоне Обитаемого Мира был бог снов, и в последний час он был к ним милосерден.
Шут открыл глаза – тело, облепленное кошками со всех сторон, затекло. Он потянулся. За окном медленно появилась вторая луна. Наступило время танца теней, когда разноцветный свет небесных тел сплетался и играл, раскрашивая даже самую ровную поверхность глубокими рельефными узорами. Смежив веки, он вернулся в сон, где пыльная буря накрыла опустевшие сады света и вечного покоя.
Стены беседок рушились и разлетались в прах, подхваченные потоками воздуха, наполненного пылью и пеплом. Бубенцы на его колпаке затенькали, когда Шут попытался обернуть шарф вокруг головы. Из глубины бури постепенно вырисовывался силуэт каравана: верблюды на высоких, непропорционально тонких ногах, тюки с поклажей, бурдюки с водой… Шут улыбнулся под шарфом – Машну-Мишна не видела пустыни с тех пор, как была совсем юной девочкой, но всегда приносила ветра и пески с собой. Люди утопали в бурях её сказочных снов, уходили с караванами за вечный горизонт без возврата с тех пор, как она стала мастером смерти.
Сегодня она вела караван людей моря. Старые моряки, которым не повезло молодыми сгинуть в бездонной соленой пучине, и состарившиеся в одиночестве жёны тех, кому повезло; портовые шлюхи, умирающие от дурных болезней и маленькие дети, оказавшиеся недостаточно сильными или везучими для этого сурового мира.
Над Шутом простиралось чистое голубое небо. Маленький вначале пятачок атласной лазури вырос и постепенно захватил всё пространство до самых зелёных гор на горизонте. Из осевшего небольшими волнами золотого песка показались ростки растений, цветы поднимались и мгновенно распускались малиновыми, синими и белыми колокольчиками. Из едва открывшихся бутонов показывались колибри с крыльями бабочек и длинными спиральными клювами. Оторванные ветром листочки превращались в стайки юрких разноцветных рыбок, которые сновали по воздуху, словно в воде.
Высокие дюны расступались, оставаясь за спиной каравана. Мир вокруг разделился надвое – так бывает, когда два мастера встречаются в одном сне. Три сновидца – и сон может обратиться в кошмар помимо и вопреки их воле. Вокруг Шута сад стремительно поглощал пустыню. Дюны таяли и удалялись, за цветами показались деревья, из-под слоёв песка и камней проступила свежая зелёная трава.
Караван почти поравнялся с Шутом, верблюды замедлили шаг, наклонились пощипать травку, попить воды из источников, как вдруг, ни с того ни с сего, в водоворот сна ворвался вихрь. Он разбил одну из стенок воронки расступающейся пустыни, взметнул вверх огромный курган песка, который заполонил полнеба и опал, погребая под собой свежие травы и цветы. Колибри распухли и покрылись розовой чешуёй. Сквозь песок проросли вычурные, на грани уродства, стебли, увенчанные здоровенными бордово-фиолетовыми соцветиями с неровными, изломанными лепестками.
Из пыльной бури буквально вылетела группа всадников в просторных светлых одеяниях. Шут видел, что это – фантомы, нарисованные другим сновидцем. С гиканьем они бросились к каравану, окружили людей и животных, сбившихся в кучу. Во главе всадников нёсся юнец. Одеяние его было таким же, как у его спутников, но Шут видел, что он фантомом не был.
«Айзек - сучонок»! – подумал Шут. «Поймаю – задницу надеру»! Всадники разом взмахнули стеклянными мечами и врезались в толпу. В ту же секунду их клинки закипели и испарились, а лошади по горло увязли в песке. Машну-Мишна парила в нескольких метрах над землёй. Одно почти ленивое движение широких рукавов её плаща, и всадники исчезли, и погасли солнца. Они с Шутом и их ведомые очутились в огромном облачном зале с потолком из звёзд. Водопады света стекали по стенам и уходили под пол. Люди растворялись один за другим. Великая Выскочка творила своё волшебство, не мешкая, не сомневаясь, легко, будто молоденькая служанка, пританцовывающая перед зеркалом, прижав к груди новое платье госпожи.
Шут не видел смысла оставаться и ждать конца действа. К тому же это всегда навевало грусть. Он скользнул обратно в шатёр. Там было пусто – остальные мастера ещё творили свои сны или уже ушли. Шут надеялся застать хотя бы Лилларда, но и его там не оказалось. Полог шатра болтался, сотрясаемый резким ветром. Шут, хмурясь, шагнул наружу и, вместо того, чтобы очутиться по щиколотку в снегу, пронизанном фиолетовыми тенями гигантских грибов, с головой погрузился под воду. Шатёр исчез. Вокруг шумел безграничный, бездонный океан, будто весь его снег растаял от неизвестного тепла.
Шут попытался всплыть и не смог. Непроницаемая толща воды давила сверху, сжимала его тело со всех сторон, пока он всё глубже уходил в глубину. Он ощутил ярость – не свою, чью-то ещё, почувствовал горечь и насмешку. Тот, кто забрался в его сон, подобрался слишком близко. Мастер чувствовал его вторжение, его силу.
«Щенок», - Шут вдохнул солёную воду полной грудью и очнулся от боли. Первое солнце уже взошло и нагрело половину его постели. Кошек не было. В воздухе парила пыльная взвесь – вероятно, он молотил руками и ногами во сне, пытаясь всплыть. Шут сел на кровати, стянул через голову насквозь пропитавшуюся потом рубашку, щурясь в ярких белых струях света. Первое солнце казалось особенно жарким после прохлады сна.
Он умылся, всё ещё пытаясь осознать, какого чёрта произошло? Там он был абсолютно уверен, что это Айзек. Но сейчас, когда сон рассеялся, стал сомневаться. Одно дело шутки шутить с ним – его дядей, но чтобы мелкий засранец вот так влез в работу Мастера Смерти? Шута там, по идее, вообще могло не быть. Он потёр глаза, натянул чистую одежду и отправился разыскивать сына старшей сестры.
***
Верника расчёсывала волосы, когда её брат забарабанил в дверь. Длинные каштановые пряди льнули к ладоням и щекотали шею.
- Что-нибудь случилось? – отодвигая засов, спросила она тоном, который подразумевал, что если он не собирается сообщить о внезапной эпидемии чумы, ему лучше не отвлекать её от утреннего ритуала. Верника любила свои ритуалы, привычные циклы вещей, которые протекали плавно и знакомо. Больше них она любила только драгоценных мужа и сына, которые отдыхали после трудной ночи сновидцев. И это тоже было частью ритуала, в который совершенно не вписывалось стремительное появление Шута.
Её братцу было в целом наплевать на её мнение. В детстве они было очень близки – делили радости, шалости и сладости, вместе принимали награды и наказания. А потом Верника выросла. Место её милого лица заняла вечная маска восторженной учтивости, прелестно-фальшивая улыбка изуродовала её губы и наградила кожу ранними морщинами. Он хорошо помнил тот день, когда вернулся из годичных странствий, полагающихся всем начинающим сновидцам, и вместо любимой сестры обнаружил мумифицированное насекомое в свадебном платье. Такой она для него с тех пор и оставалась – менялись только наряды.
Верника вышла замуж за Лилларда, сына Марески - Величайшей из Выскочек, не известно от кого. Та просто явилась брюхатой к воротам Магистериума. Младшая сестра Лилларда – Нэвелла родилась уже в обители сновидцев. Её отцом считался Магистр Роан, который и вырастил обоих детей после того, как их мать присоединилась к Бессмысленным, зайдя слишком далеко в своих ночных скитаниях.
Единственный внук Марески - Айзек унаследовал бедовые глаза своей бабки и её невероятные способности. Там, где другим приходилось стараться изо всех сил, мальчишка лишь зевал и просил ещё.
- Где этот паршивец? – бросил Шут с порога. Это было самое мягкое наименование, которое полагалось Айзеку при любых раскладах, но и оно, похоже, оскорбило нежные уши Верники.
– Где твой сын? – переспросил Шут, наблюдая, как шея его сестрицы покрывается пунцовыми пятнами негодования.
- Айзек отдыхает, - произнесла она холодно. – Он всю ночь творил под присмотром отца.
Что подразумевало «то-есть-никак-не-может-быть-замешан-в-том-в-чём-ты-собираешься-его-обвинить». Шут закатил глаза:
- А я-то думал, Лиллард этой ночью осенил своим присутствием Круг Мастеров. Какой же я – слепой идиот!
- Естественно, - глаза Верники сузились до злобных щёлок, а пунцовые разводы распространились на щёки.
- Естественно осенил или естественно идиот? – спросил насмешливый голос из-за спины. Нэвелла ухмыляясь, проскользнула мимо Шута, одной рукой придерживая голубоватую простынь, которая прикрывала обнажённое тело. Её влажные волосы разметались по плечам, на коже поблескивали мелкие капельки воды – она явно только что выбралась из купальни.
- Сегодня будем отвечать вопросом на вопрос или обращать всё в шутку? – спросил Шут, инстинктивно отзеркаливая её ухмылку. Верника посмотрела на них обоих с равным плохо скрываемым презрением.
- Зависит от того за какие прегрешения ты собрался снять скальп с нашего дорогого племянника! – ответила Нэвелла игриво, напоминая, что она была бы не она, если бы не подслушала разговор, прежде чем театрально нарисоваться на сцене.
- Как тебе вторжение в финальную стадию коллективного сна смерти? Потянет на повод для снятия скальпа или хватит разговора мужчины с мужчиной, как думаешь?
Верника ахнула и схватилась за сердце.
- Ну-у, - протянула Нэвелла, складывая губки дудочкой. – Машну-Мишна всё разрулила, ведь так? И без помощи своей верной шестёрки. Иначе что бы ты здесь забыл? А за разговором «мужчины с мужчиной» я с удовольствием понаблюдаю – интересно, чем он отличается от разговора «женщины с женщиной» - ты будешь размахивать членом в унисон с угрозами?
- Нэвелла! – от возмущения Верника покраснела целиком. Шут прикрыл ладонью рот, чтобы сестра не видела, как он улыбается.
- Что такое? – притворно удивилась провокаторша. – Я просто высказала вполне физиологически обоснованное предположение!
Она помахала ресничками, потупила взор и принялась отжимать волосы свободной рукой, напевая что-то себе под нос.
- Приведи, пожалуйста, Айзека, сестра, - произнёс Шут максимально примирительным тоном. – Мне действительно нужно с ним поговорить. И я не хотел бы грубо прерывать его отдых.
Верника вздрогнула и, переведя взгляд с золовки на брата и обратно, словно подозревая их в каком-то тайном заговоре против приличий и благополучия её семейства, отправилась за сыном.
- Скажи честно, твою сестру в колыбели подменили демоны? Она напрочь высасывает всё веселье из всего кругом! – произнесла Нэвелла громким заговорщицким шёпотом в ухо усевшемуся рядом Шуту.
- Это случилось не в колыбели, - ответил он, криво усмехаясь. – Пока она не собралась замуж за твоего братца, вполне себе походила на человека.
- Что же, выходит, теперь обе наши семьи прокляты? – продолжила Нэвелла, положив влажную голову ему на плечо.
- Точно, - согласился он и добавил, когда в дверях появилась Верника с зевающим сыном. – А вот и проклятье собственной персоной!
Айзек набычился. Он был каким угодно, но не святым и правильным. В шесть этот милый мальчик с пшеничными локонами и чистыми зелёными глазами уже мог сотворить сложный сон на десятки человек. Его детские кошмары смотрела добрая половина населения Великого Магистериума. Но, за что его в этот раз обозвали проклятьем? Что он такого сделал, что матери прошлось, чуть ли не за волосы, вытащить его из постели в этакую рань, и буквально за шкирку притащить в гостиную? Верника никогда не проделала бы такой фокус со своим милым мальчиком без очень веской причины – совершенно бесстыжая Нэвелла обожала по утрам после купальни разгуливать нагишом.
Сегодня она, правда, предстала одетой, вернее - завёрнутой в простыню, которая подробно обтягивала все выпуклости и округлости, впрочем, чего Айзек там не видел? Женское тело не было, не могло быть загадкой для юноши вроде него, путешествующего всю свою жизнь сквозь сны. Правда, иногда у девушек бывали крылья или перепонки между пальцами или синие волосы. Сны есть сны. В них можно быть кем угодно, чем угодно. Нэвелла всегда оставалась собой. В снах ли, наяву ли, она всегда была смуглой и коренастой, всегда одинаково щурилась и ухмылялась, никогда не пыталась сделать себя красивее или просто стать кем-то еще, как делал дядя Айзека Дерек – в жизни высокий, стройный и абсолютно не смешной мужчина. Совсем не Шут…
Сейчас эти двое ожидали его на диване в гостиной. Дерек хмурился и разглядывал свои руки, Нэвелла ухмылялась и буравила взглядом его сгорбленную спину.
- Шут собирается тебя вздёрнуть, готовь мыло! – бросила она игриво.
- За что? – Айзек ещё недостаточно проснулся для насмешек.
- За то, что ты - единственный, кого можно заподозрить в преступлении, конечно!
- Ничего подобного! – запротестовала Верника. – Это мог сделать кто угодно! «И свалить на моего сына», - добавила она уже про себя, зная, что Шута проявление её материнского инстинкта только разозлит, а Нэвеллу позабавит.
- Да не влезал я в ваш сон смерти! – произнёс Айзек, вырвав локоть из материнской хватки. Он подошёл к окну и потер глаза. – На кой мне вообще такая радость?
- Может, чтобы нарваться на неприятности? Тебе, сестра, спасибо большое, что проинструктировала ребёнка, – ответил Шут, стараясь сохранить голос ровным и спокойным, чтобы не показывать мальчишке лишней раз свою симпатию. Он любил Айзека и ничего не мог с этим поделать. Да, иногда отчаянно хотел накостылять ему, но всё равно любил. Обычно именно он, Дерек, был тем, кому удавалось достучаться до племянника, которого мать обожала слишком сильно. А отец не верил, что на солнце бывают пятна, а Айзек был сыном солнца – признать его недостатки означало выставить себя в невыгодном свете. Этого Лиллард ни за что не мог себе позволить. Его сыну, пожалуй, пришлось бы сравнять башни Великого Магистериума с землёй, чтобы заслужить что-то кроме похвалы. Хотя нет, за такое захватывающее безобразие его, наверняка, похвалила бы развесёлая тётушка.
- Ни на что я не нарывался! – произнёс Айзек после паузы. – По крайней мере – не сегодня, - добавил он в ответ на вскинутые брови Шута. – Честно, Дерек.
- И что же ты делал всю ночь? Твоя мать говорит, что ты творил с отцом, но я видел его в шатре в кругу мастеров…
- Там он и был, - согласился Айзек. – Я сказал матери, что иду с ним, чтобы не доставала.
- Что? – Верника побледнела, и Шут почувствовал, как в воздухе повисла назревающая истерика. «Обидно будет, если я зря подставил мальчика под эту наковальню», - подумал он, но отступать было поздно:
- И где же ты был, если не с отцом?
- Я был с Брюном, - выдохнул Айзек, не глядя на мать, которая всё ещё собиралась плакать. – Творил сны рэгланов.
Это было глупо, но не преступно. Шут кивнул.
- Я спрошу Брюна, можешь не сомневаться.
- Спрашивай кого хочешь.
- Может - позавтракаем? – ввернула молчавшая до того Нэвелла. – А то, оказывается, разговор мужчины с мужчиной – это такая скука. Никто ничем не размахивает…
- Хорошо, - согласился Шут. – Сестра, прикажи подать завтрак, Айзек, пригласи, пожалуйста, Брюна к нам присоединиться.
Когда Верника, утерев слезы, и её сын, пожав плечами, повиновались и ушли в противоположных направлениях, Нэвелла подобралась ближе к Шуту и коснулась кончиком пальца его уха:
- М-м-м…- протянула она. – Это было так сексуально! Ты почти напомнил мне братца!
- Тебя возбуждает собственный брат?
- Нет, конечно. Но он – первый напыщенный альфа-самец, который пришёл мне в голову.
Шут не знал двух более разных людей ни в стенах Великого Магистериума, ни за его пределами, включая их с его собственной сестрицей. Но, когда однажды он спросил Нэвеллу в лоб, как это так, её ответ поразил его: да, она очень любит своего брата и, нет, они никогда не дружили. Шут провёл всё детство с сестрой, всего на год его старше, и продолжал жить с ней рядом – всего-то три коридора и две лестницы разделяли их, но это расстояние уже много лет казалось ему непреодолимым, словно огромный бескрайний океан, в который загадочный нарушитель спокойствия погрузил его этой ночью.
А Нэвелла после свадьбы Лилларда с его сестрой, осталась жить с братом, абсолютно не похожим на неё ни внешне, ни внутренне, вместо того, чтобы стать почти безраздельной хозяйкой огромных отцовских покоев на вершине Лунной башни. Великий Магистр Роан позволил, как позволял ей почти всё. С тех пор она, не обращая внимания на разговоры людей, которые шептались, что у этой Нэвеллы «всё не как у людей» и со всей возможной для неё покорностью сносила плохо скрываемое и с годами только возросшее презрение со стороны Верники, которая, чем дальше, тем меньше пыталась понять золовку. Нэвелла не вписывалась в её идеальный мир. Нэвелле было плевать.
Дерек как-то спросил её и об этом. Она пожала плечами и, горько усмехнувшись, ответила, что «эта клетка, может быть, и менее золотая, зато попросторней будет».
***
Айзек нёсся по лестницам. Стёртые ступеньки и гладкие от тысяч прикосновений перила были знакомы ему так хорошо, что он мог бы бежать, не открывая глаз, пожалуй, даже не просыпаясь, если бы под ногами периодически не путались кошки. Утренний воздух и нетерпеливое, насмешливое тепло первого солнца наполняли лёгкие. Пустые коридоры гулко отвечали на шум, производимый его резвыми молодыми ногами. Хотелось летать. Не во сне, как всегда, а по-настоящему. Подойти к окну и нырнуть навстречу ветрам и яркому свету. Где-то далеко, за горизонтом, мерцал едва различимый океан, за другим горизонтом росли горы, а за ними расстилалась пустыня безрадостная и каменистая. Всё это покрывал пепел времени и покоя, который Айзек мечтал однажды смахнуть.
Он влетел в дверной проём и с размаху влепился прямо в широкую спину Брюна. Лучший друг совсем немаленького Айзека к семнадцати годам вымахал почти до четырёх локтей и, по-видимому, не собирался останавливаться. И, если еще год назад, Брюн был уже высоченным, но еще тощим, как шнурок подростком, то теперь после долгой зимы, наполненной тяжёлой работой по уходу за рэгланами, которые очень плохо переносили холод и всё время болели, он раздался в плечах, словно кряжистый, одиноко стоящий дуб. Айзек чувствовал себя лилипутом на его фоне.
- Привет, - бросил Брюн в ответ на столкновение.
- Привет, мой дядюшка жаждет накормить нас завтраком и допросить тебя с пристрастием.
- Вот так сразу с утра?
- А ты хотел бы позавтракать в обед?
- Нет. В обед лучше обедать, вкуснее, - произнёс Брюн глубокомысленно. – И на предмет чего меня будут допрашивать?
- Конечно же, о том, что я делал сегодня ночью! – Айзек ухмыльнулся и скорчил рожицу притворного недовольства. – Такой нездоровый интерес к моей персоне, тебе не кажется?
- Кажется. Лучше бы твой дядя озадачился тем, что у твоей тёти между ног, сделал бы себе собственного сына и отстал от тебя.
- Угу. Но, увы, это не представляется возможным. Так что придется тебе пострадать за нашу дружбу. Опять.
- Может у Дерека не к тебе нездоровые отцовские чувства, а ко мне… нездоровые, но совсем не отцовские? А? – предположил Брюн так, будто речь шла о погоде. Айзек хрюкнул, пытаясь проглотить смешок, закашлялся и, вместо ответа показал другу два больших пальца.
- Вы снова что-то натворили? – Адрин, смотритель за животными, и отец Брюна, появившийся на пороге, спрашивал и утверждал одновременно. Айзек ещё не отдышался от своего приступа смеха и был вынужден только помотать головой вместо ответа и приветствия.
- Не-а, - ответил Брюн за него и добавил: - Как они? Явно, имея в виду не семейство Айзека, а рэгланов, от которых его отец только что вернулся.
- Просыпаются, ждут тебя с кормёжкой, - Адрин снял свои огромные, пахнущие рыбой перчатки и бросил их сыну.
- Э-э-м… С этим будут проблемы, - выдохнул Брюн. – Дядя Айзека желает накормить меня завтраком и поговорить со мной.
- Опять? Что вы всё-таки натворили?
- Говорю же – ничего такого мы не сделали.
- Да – ничего, - подтвердил Айзек. – Вернее это были не мы. Кто-то влез, причем, с ногами в сон смерти, который творила Машну-Мишна вместе с дядей, ну он и решил, что это был я.
- Хороша же у тебя репутация, парень, - произнёс отец Брюна и покачал головой. Айзек потупился, почувствовав, будто его окунули в ледяную воду. Сдержанные упреки Адрина всегда действовали на него сильнее, чем привычные похвалы родителей или выморочные выволочки Шута. Такими же едкими, как эти упрёки, могли быть только насмешки Нэвеллы, когда она действительно бывала в настроении или наоборот не в настроении. Её племянник радовался, что это бывает не каждый день.
- Давай, мы быстренько покормим рэгланов вдвоем, а потом уже пойдем к моим родственником? – предложил Айзек извиняющимся тоном, хотя в чём, собственно, он был виноват перед Брюном и его отцом? – Всё равно они там полчаса, как минимум, будут дожидаться, пока им на кухне еду цветочками выкладывают!
- Хорошо, но только рэгланов. И не задерживайтесь там, - согласился Адрин. – Кошкам я сам налью молока. А когда вернёшься, - добавил он, обращаясь к сыну, будешь чистить бассейн.
Брюн кивнул, хотя перспектива его явно не радовала – уборка места, в котором обитает несколько десятков рэгланов – задачка не из приятных. Эти прекрасные и гордые животные вышли из Океана с одинаковым изяществом и мощью рассекавшие своими огромными кожистыми крыльями-плавниками морские волны и потоки воздуха, но гадили точно также, как и все остальные живые существа. И всем прочим яствам они предпочитали живую рыбу, хотя при необходимости могли поглощать практически, что угодно.
- Я тебе потом помогу! – пообещал Айзек, когда они заспешили по наклонному коридору вниз к огромной чаше с водой, которая блестела, утопая в солнечных зайчиках, в полу самого нижнего уровня главной башни Великого Магистериума.
- Ты не сможешь, - ответил Брюн, - Ты будешь занят с учителем или ещё где. Но, это ничего. Я сам справлюсь. Прозвучало грустно, но правдиво – с каждым днём обучение Айзека и обязанности Брюна оставляли им всё меньше совместного времени. В детстве всем кажется, что вот только стоит вырасти и можно будет делать все, что хочется. А потом люди взрослеют и забывают, чего хотели. Место нетерпения на пороге каждого следующего дня занимает раздражение от предсказуемости. В последнее время Айзек ощущал его практически постоянно, когда не был с Брюном. Каждый день его гоняли на бесполезную учёбу, где ему приходилось просиживать часы в огромном зале, набитом школярами, у каждого из которых был разный уровень способностей.
Айзек был самым сильным, не потому, что больше всех старался, постигая великую науку искусства снов – он просто родился таким. И чем дальше, тем менее осмысленными казались ему часы теоретических мучений – будто какой-то коварный демон заставлял его строиться по линейке в один ряд с карликами, а ростом он был, как минимум, с Брюна.
Карлики не могли тягаться с великаном, поэтому ему велели вставать на колени и вот в таком положении пытаться обогнать мелкоту. Великан проигрывал, и карлики могли всласть потешаться над ним. Друзей среди других учеников-сновидцев у Айзека не было. «Люди не прощают тех, кто отказывается играть в их игры. Никогда. Всё, что угодно прощают, но не это», - сказала ему как-то Нэвелла, когда он ребёнком прибежал из учебного зала в слезах. Родителей не было дома, и она положила его голову к себе на колени и гладила его волосы и утешала его, словно большая добрая кошка, а потом сказала вот это. И он запомнил, он так ясно запомнил её слова, будто их выжгли внутри его черепа.
Рэгланы – единственные животные, способные, подобно людям, видеть общие сны. Почти разумные они соединялись сознанием, причем Айзеку иногда казалось, что в отличие от людей, их связь не рвётся даже наяву. Рэгланы, по крайней мере, те, что живут в бассейне Великого Магистериума, представлялись ему каким-то единым живым организмом с множеством громадных кожистых тел, но единой душой.
Айзек часто творил их сны и брал с собой Брюна, лишенного дара сновидца, несмотря на происхождение – юный верзила приходился внуком самой Машну-Мишне, не один из многочисленных детей которой от разных отцов из старых родов и Выскочек, не унаследовал способностей. Не повезло с этим и Адрину, но вместо того, чтобы покинуть Великий Магистериум и поселиться в городе, как сделали остальные его братья и сёстры, он остался в обители сновидцев и дослужился, в конце концов, до должности смотрителя за животными. Хорошая карьера для слуги – несколько обидная для сына Великой Выскочки.
Хотя Брюн и не умел творить сны, зато он знал рэгланов, как никто. И, в конце концов, Айзек научил его «просыпаться во сне» так, чтобы Брюн на самом деле продолжал спать. Вот так «просыпаться во сне, но продолжать спать осознанно» - это чуть ли не самое первое, чему учат своих юных школяров учителя-сновидцы. Айзеку казалось, что он умел это всегда. У его друга на это ушло полгода. И до сих пор Айзеку, несмотря ни на что, почти всегда приходилось его «будить».
Но, зато после этого, Брюн становился такой же хорошей компанией во сне, как и наяву. По правде сказать, самой лучшей компанией, какую знал Айзек. Он не мог создавать видение, изменять, выстраивать вещество сна, но он был рядом. Всегда. К тому же, кто станет соваться в сны рэгланов? Кому из великих и сильных они интересны? Глупая, летающая скотина, жрущая рыбу и пахнущая соответственно, какие сны могут у них быть? Айзеку часто приходилось выслушивать шуточки на сей счёт.
«Ну и пусть», - думал он, услышав очередную. «Зато они точно лучше вас»!
Лёгкая рябь на поверхности бассейна становилась всё заметнее по мере приближения Брюна с Айзеком к кромке воды. Рэгланы всплывали, чувствуя скорую кормёжку. Сегодня ночью им снилась воля. Невообразимые, безграничные просторы морских глубин и яркого, лазоревого неба. Все их сны были об этом – о свободе. Потерянным раем представали в них бесконечные небеса, в которых отражались воды Океана и зубастые прибрежные скалы, о которые разбивались яростные неутомимые волны далёкого Залива Рэгланов. Наставник рассказывал Айзеку об этом месте – на самом краю Обитаемого Мира, там, где суша встречалась с Океаном, в побережье врезался узкий, похожий на рваную рану залив, куда рэгланы приплывали-прилетали спариваться. Там на мелководьях умелые и отважные ловцы ухитрялись заманивать молодых, разгорячённых брачными играми самцов в свои ловушки. Когда-то, маленькие Айзек с Брюном мечтали о том, как сбегут из Великого Магистериума, доберутся до Залива и сами станут ловцами.
Айзек наклонился над гладью бассейна, низко, так что нос почти касался поверхности. Он улыбнулся, закатал рукав почти до плеча и опустил руку в прохладную воду. Мелкие, оставленные кошачьими коготками царапины защипало от солёной воды. Они были там – десятки огромных кожистых тел всех оттенков серого и коричневого - от кофейных и серебристых до почти чёрных. Блестящие, покрытые защитными оболочками глаза, плавные очертания – одна линия от головы до хвоста, размах крыльев не меньше восьми локтей. Айзек курлыкнул, подзывая своего любимца Аарла.
Скоро старшие ученики отправятся странствовать, завершая свое обучение, и бассейн заметно опустеет. Айзек ухмыльнулся, вспоминая, как неуклюже большинство из них выглядели, оседлав огромных животных. Чтобы управится с рэгланом, мало быть ловким, умелым наездником, нужно что-то еще.
- Рэглан – это тебе не мерин какой-нибудь! – часто с гордостью повторял Адрин, а вслед за ним и Айзек с Брюном.
Аарл подплыл и ткнулся носом в ладошку Айзека, напрашиваясь на ласку и особое угощение. Юноша засмеялся и протянул руку к ведру, в котором были навалены куски сырого мяса – когда они с Аарлом отправятся в странствия, свежевыловленная, трепыхающаяся рыба будет не всегда доступна. Зверь должен привыкнуть к разнообразному рациону. Затем он потянулся к мешочку с орехами – Аарл их любил. За спиной послышалось нетерпеливое стрекотание. Айзек выругался про себя и медленно обернулся. На оконном карнизе притаилась маленькая хвостатая тварь – ручная обезьянка.
- Пошла вон! – крикнул Айзек, крепко схватив мешочек с орехами. – Они для Аарла, а не для тебя!
Обезьянка почесала макушку, потом шею под испачканным розовым ошейником и ещё более нагло уставилась на человека.
- Опять обезьяна, да? – спросил Брюн, появляясь из дверного проёма с огромной, до верху наполненной рыбой лоханью.
- Ага. Мерзкая тварь навострилась на орехи!
- На орехи и схлопочет! Пошла вон! – огрызнулся Брюн, наблюдая за тем, как игрунка перемещается по карнизу ближе к людям.
- Мимси! Мимси, ты здесь?! – позвал детский голос. Айзек вскочил на ноги, произнёс одними губами: «Меня здесь нет!» и юркнул меж двух пустых чанов у стены. Обезьянка снова застрекотала, спрыгнула на пол и в несколько приёмов оказалась у входа в зал. Брюн шикнул на неё и попытался пнуть, чуть не опрокинув свою ароматную лохань.
- Ф-у-у, - протянула Рэй, показавшись на пороге. – И как вы этим дышите!
- Мы? – переспросил Брюн, слегка скосив глаза в сторону убежища Айзека. – Кто мы?
- Ты, твой отец, эти твари! – Рэй сжала губы в тонкую полоску и положила кулачки на талию, старательно подражая манерам и тону своей матери.
«Сильвира из тебя всё равно никудышная», - подумал Айзек и с трудом сдержал смешок.
- Мне нужно накормить рэгланов, - произнёс Брюн авторитетно, нависая над маленькой и хрупкой даже для своего возраста Рэй. – Так что забирай свою тварь и исчезни! Рэй фыркнула, подозвала Мимси и удалилась, раздражённо стуча каблучками по каменному полу.
- Пронесло, - бросил Брюн Айзеку. Здоровяк обожал всё живое, все что фыркало, мяукало, курлыкало, лаяло, но даже его несказанно раздражали многочисленные ручные обезьянки, наводнившие Великий Магистериум в последние пару лет. Их привозили из восточных лесов – джунглей в дельте реки Силгон – дань моде, стремительно распространившейся среди знатных дам всего Обитаемого Мира, от одного побережья Океана до другого.
- У нас этих уродских обезьян скоро будет больше чем людей!
- Угу. Но я предпочитаю, чтобы размножались обезьяны, а не кузины – одной Рэй мне вполне достаточно!
Дочь Дерека и Сильвиры вышла достаточно бледным подобием своих родителей: она могла похвастаться лишь весьма отдалённым сходством с красавицей-матерью и отцом-упрямцем. Но хуже всего, по мнению Айзека, в ней было то, что она, совершенно непонятно в кого, уродилась просто поразительной дурой и возомнила, что непременно выйдет за него замуж!
Рэгланы зашуршали в бассейне, разгоняя невысокие волны к стенкам чаши. Их крылья и хвосты могли двигаться быстро и хаотично, но они никогда не сталкивались, не задевали друг друга, причиняя боль и неудобства.
- Надо будет их выгулять на закате, когда жара спадет, - Айзек погладил Аарла – рэглан подплыл к кромке бассейна, перевернулся и подставил брюхо.
- Надо бы. Если ты сможешь освободиться, - протянул его друг.
- А ты – сможешь? – спросил Айзек, явно намекая на участившие вечерние отлучки Брюна. Верзила покраснел:
- Я же возвращаюсь ко времени снов, разве нет?
- Разве да, - бросил Айзек и подцепил за жабры здоровенную рыбину, которая ещё била хвостом и привычным движением запустил её высоко в воздух над бассейном – рэгланы любили ловить добычу на лету. Мелькнула серая тень, раздался плеск воды.
Остальное кормление прошло в тишине. Каждый думал о своём. Наконец Айзек поднялся на ноги, откатил лохань к стене и насухо вытер руки о штанину:
- Аромат, равных которому нет!
- Определённо, - прыснул Брюн и покачал головой.
- Может, всё-таки переоденемся?
- Ты - обязательно. Я? Ни за что, - проворчал Айзек, криво ухмыляясь. – Мне всё равно в итоге влетит. Пусть хоть будет за что!
- Превентивная месть?
- О, да!
Оба парня расхохотались и поспешили к выходу, ставя подножки и отчаянно пихаясь.
***
В гостиную вошёл Лиллард. Увидев сестру, он чмокнул её в щёку и без дальнейших приветствий бросил:
- Оденься.
Нэвелла кивнула, подобрала простыню и удалилась прочь, едва не налетев в дверном проёме на невестку, которая как раз возвращалась в комнату с кувшином горячего тонизирующего отвара.
- Он соврал мне! – воскликнула Верника и поджала губы. – Он опять якшается с этим конюхом!
- Не расстраивайся, любимая, - произнёс её муж спокойно. – Он в том возрасте, когда дружба кажется важнее обязанностей. Это пройдёт.
Лилард был одет в тяжёлый тёмно-бордовый халат с широкими рукавами, сшитый из плотной, вычурной ткани – вещь господина, человека, которому ничего не приходится физически делать самому. Несмотря на это и на возраст, который выдавали разве что седые волосы на висках и посеревшие завитки на груди, торчавшие из выреза одеяния, он был строен и подтянут и выглядел куда моложе жены.
«Он произносит “любимая” будто к дверной ручке обращается», - подумал Шут и отвернулся к окну, пока Верника разливала напиток по чашкам.
Тем временем, подали завтрак: варёные яйца и козий сыр, немного жареного бекона, фрукты и блинчики. От смеси аппетитных запахов Шута едва не затошнило – он был из тех людей, что, несмотря ни на что, вечно просыпаются голодными, сколько бы не съел накануне. Тем временем вернулась Нэвелла. Она натянула многократно выстиранные льняные штаны и тонкую хлопковую тунику, под которой безбожно выпирали вздернутые соски, выдавая отсутствие нижнего белья. Расчесать почти высохшие волосы и обуться она не потрудилась.
- Айзек задерживается, - констатировал Лиллард, подразумевая, что без сына он за стол не сядет, а значит и все остальные должны глотать слюну и ждать.
- Он всегда задерживается, когда дело касается Брюна. Думаю, нам лучше начать без него, иначе мы позавтракаем позже всех животных в этом месте. К тому же, после этих рэгланов от них обоих всегда тошнотворно воняет рыбой. Меня, чего доброго, вывернет, - заявила Нэвелла и первой приземлилась за стол.
- Что у нас вкусного? – спросила она и добавила, обращаясь то ли к брату, то ли к Шуту: – Можно я твой бекон украду?
«Он держит свою сестру при себе», - подумал Дерек – «Чтобы через неё иметь извинение, когда все-таки приходится спускаться на землю и демонстрировать человеческие чувства. Но на кой он ей сдался»? Шут в который раз не понял эти родственные отношения и, вместо дальнейших раздумий, погрузился в еду, предварительно уступив Нэвелле половину своей порции бекона.
Через пару минут на пороге возник запыхавшейся, раскрасневшийся Айзек и наступавший ему на пятки Брюн. Верзила был невероятно силен, но немного неуклюж, как все слишком быстро вытянувшийся подростки. К тому же он всегда робел в присутствии таких строгих и важных родствеников Айзека.
Брюн уселся за стол аккуратно, устроился на самом краешке стула, вытянув шею и выпрямив спину. Он и сам был практически слугой, и чувствовал себя крайне неудобно, когда ему прислуживали, особенно, если это была мать Айзека, и даже если она просто разливала напитки и ставила на стол еду. Будь его воля, он бы всё сделал сам. Впрочем, и хозяйке тоже было неуютно от присутствия гостя. Верника сморщила нос, наполняя кружку Брюна, словно рыбой особенно сильно воняло от него, а не от её дражайшего сыночка. Будь её воля, она вылила бы весь кувшин горячего питья ему на колени и велела никогда больше не приходить к ней в дом и не приближаться к её обожаемому мальчику, чтобы он мог, наконец, найти себе компанию, подобающую его статусу и её видам на его дальнейшую жизнь. Этот «конюх» тоже плохо вписывался в её идеальный, упорядоченный мир.
- Ну, что там произошло сегодня ночью? – спросил Лиллард, насытившись. Его ленивый и властный тон ясно давал понять, что дело определённо не стоит выеденного яйца. Во время подробного рассказа Шута о случившемся он лишь пару раз удивлённо вскинул брови и поинтересовался мелкими подробностями. Дерек чувствовал, как медленно закипает. Лиллард всегда умел превращать общение в изысканное унижение, внимательно выслушивая собеседника, но, не проявляя ни малейшего видимого интереса к сказанному. Потом, при других обстоятельствах, он вполне мог использовать полученную информацию и заимствованные идеи, с искренней легкостью выдав их за свои собственные. И шурин был одним из его любимых источников.
Шут устал. И когда Лиллард, наконец, милостиво позволил ему перейти к расспросам Брюна и Айзека, чувствовал себя так, будто его заставили пробежать несколько миль по пустыне в час одновременного сияния двух солнц.
- Кто-нибудь из учеников, кроме тебя, способен что-то такое устроить? – спросил он племянника, прекрасно сознавая, что сам намёк на то, что среди всех школяров Великого Магистериума есть кто-то равный Айзеку, будет воспринят его родителями, как оскорбление.
- А то, что вас мог поиметь кто-то из простых смертных, тебе в голову не приходит? – вставила Нэвелла игриво, наслаждаясь назревающей конфронтацией.
- То, что кто-то не из мастеров мог, как ты выразилась «поиметь» меня - это ещё возможно, хотя и очень маловероятно, особенно, если бы оказалось, что это ты и была, моя милая, но Машну-Мишну?! – Шут хмыкнул и закинул в рот виноградину, не спуская глаз с ухмыляющейся Нэвеллы.
- Согласна. Тебя – тебя возможно, но очень маловероятно. Тётку, которая мне в бабушки годится? При всём уважении - ни за что!
- Нэвелла!
- А можно мы пойдём? – вставил Айзек, схватив обалдевшего Брюна за локоть. Идея смыться под шумок не покидала его с самого начала завтрака, оставалось только дождаться, когда старшие родственники найдут достойный повод для очередной склоки. Но момент был выбран неудачно и слова Айзека прозвучали в тяжёлой, полной молчаливого упрёка тишине.
- Брюн может быть свободен. Мы не смеем больше его задерживать, - тон Лилларда не оставлял сомнений в том, что участь его сына на сегодня никакой «свободы» не подразумевала.
- Думаю, я тоже могу быть свободным, - бесстрастно произнёс Шут и поднялся на ноги одновременно с вскочившим Брюном. – Благодарю за трапезу и беседу, - добавил он, коротко поклонившись поочерёдно всем присутствующим в комнате.
- Расскажешь, когда всё выяснится? – в голосе Айзека послышалась надежда.
- Расскажет. Куда он денется, - процедила Нэвелла и ответила церемонным реверансом на кивок Шута. И, хотя он готов был порвать её на кусочки в эту минуту, её слова не давали ему покоя: «А то, что вас мог поиметь кто-то из простых смертных, тебе в голову не приходит»?
Шут спешил по коридору, не замечая порогов и кошек, которые сновали под ногами так же быстро и беспорядочно, как и бессвязные предположения в его голове. Он мысленно прошёлся по списку мастеров-сновидцев Великого Магистериума, не исключая больных, путешествующих и ушедших на покой. Нет, никто из них, присутствовавших или нет в Кругу в эту ночь, не мог вмешаться в сон смерти – факт, не вызывавший у Шута даже тени сомнения. Если не они – то кто? Не один из старших школяров, кроме Айзека, не казался способным на подобное, но Дерек всё-таки дал себе слово присмотреться к ним повнимательнее – возможно, кто-то из этих юношей и окажется шкатулкой с секретом. Насчет немногочисленных девушек он был более чем уверен – минуло уже много лет с тех пор, как на истертом пороге Великого Магистериума в последний раз появилась последняя женщина, достойная занять место среди Великих Выскочек. Шут нахмурился. А Нэвелла?
Да, она любит повеселиться, но не любит неприятности. Нэвелла и так всю сознательную жизнь скользит по слишком тонкому льду, чтобы обдуманно искать такие приключения себе на голову. К тому же – обучение она не прошла, а Шут, в глубине души, не мог поверить, что кто-то, не прошедший обучения, был способен ворваться в сон смерти, творимый двумя мастерами, а потом еще оказаться так близко к точке вхождения в сон одного из них…
- «Так близко, что весь мой снег растаял», - вспомнил Шут.
Он огляделся – кругом высились статуи Великих Мастеров прошлого. Они смотрели на него – хмурого, маленького человека, застывшего у подножий их пьедесталов и словно безмолвно кивали беспорядочному вороху его сомнений. Судя по наполнившей атмосферу духоте, за стенами Великого Магистериума наступил особенно жаркий час сияния двух солнц. В это время жизнь и в обители и в городе, окружавшем её, замирала. Люди прятались от невыносимой жары за удерживающими хоть какую-то прохладу толстыми стенами и, даже воры и убийцы без самой крайней нужды не выходили заниматься своим преступным промыслом среди раскаленных камней и тяжёлого сонного марева.

Глава 2

sorinkavglazy.diary.ru/p179888417.htm

Глава 3

sorinkavglazy.diary.ru/p179980732.htm

Глава 4

sorinkavglazy.diary.ru/p180554599.htm

Глава 5

sorinkavglazy.diary.ru/p181232705.htm

Глава 6

sorinkavglazy.diary.ru/p185962271.htm

Глава 7

sorinkavglazy.diary.ru/p189210103.htm

Глава 8

sorinkavglazy.diary.ru/p194175314.htm

Глава 9

sorinkavglazy.diary.ru/p195824076.htm

Глава 10

sorinkavglazy.diary.ru/p198246572.htm

Глава 11

sorinkavglazy.diary.ru/p200192690.htm

Глава 12

sorinkavglazy.diary.ru/p201264030.htm

запись создана: 17.08.2012 в 02:06

@темы: фэнтези, ориджинал, Сказка Снов

---

Гифка дня - хочется быть звездой, как гритса)))

@темы: гифки, не моё, funny stuff, I only have so many breaths on this Earth

---

Сказка Снов Глава 10

Леди Лориана Лид скучала. Это было привычное состояние. Сколько она могла себя вспомнить, оно занимало порядочную часть каждого её дня. Среди многочисленных ритуалов и стремительно устаревающих вещей скука была одной из немногих приносящих уверенность постоянных. В этом качестве она выступала составляющей покоя, который один и позволял старшей дочери лорда Ардера нести её долю бремени ответственности за судьбы Мелеи, не сгибаясь под тяжестью ноши. Чем тяжелее становился этот груз, тем сильнее становилась она. Ни тоска неразделённой любви, ни жажда обретения своего места в мире, ни нездоровье бесконечных беременностей её не отягощали. В глубине души Лориана верила, что мужчины – отцы, мужья и братья специально запирают женщин в клетку этих скаредных забот, чтобы иссушить их души и уничтожить всякую волю к настоящей жизни. Но не её отец, хвала богам. С улыбкой она сладко потянулась и утонула кулаком в подушке. Рядом завозился Кальтес. Или это была Карна?
Её она пустила в свою постель ещё вчера вечером. Он явился под утро, оставив потаскушку Милну-Надину в одиночестве утопать в луже посткоитального пота и похотливой сентиментальности. В конечном итоге, Лориана не могла решить, кто из двоих её сегодняшних любовников доставил ей больше удовольствия. Карна страдала и хотела забыться со всей силой, со всем стремлением, на какое только было способно её яростное сердце. Кальтес не терпел соревнования – вернее ненавидел проигрывать. Лориана в целом предпочитала мужчин, но… что-то такое было в слепой, полной обожания преданности одной из двенадцати её так называемых «девственниц», что заставляло благородную леди дрожать от предвкушения.
Подруга Карны – Илара осталась калекой после инцидента на площади в день сбора податей за воду… Кто-то тогда отворил ворота загона и выпустил осоловевших от жары лошадей прямо в толпу. Илара бросилась им наперерез и, надо признать, много народу спасла от страшной участи. Только благодаря её смелости удалось избежать по-настоящему жуткой давки.
Героизм Илары не вызывал сомнений. И, конечно, за ней будут ухаживать, и почитать её до конца её дней. Ради блага самой увечной, леди Лориана надеялась, что это продлится недолго. Но, в то же время, перед ней, теперь маячили два вопроса: во-первых, кто и почему посмел выпустить лошадей, и, во-вторых, кем заменить одну из её верных соратниц? Дюжина, фактически состоящая из одиннадцати, её никак не устраивала. С некоторых пор у неё были определённые подозрения на счёт первого пункта и мысли по поводу второго, но пока что она не готова была действовать, руководствуясь ими. А ещё эта кража светящегося камня… Кругом почти открыто шептались, что старик - Валор просто выжил из ума и забыл, куда положил треклятый булыжник. Но леди Лориана не верила, что слуга потерял своё сокровище – что угодно, только не этот камень!
- Моя госпожа? – прошептала Карна.
- Моя госпожа, - тут же эхом передразнил Кальтес. Лориана легонько треснула его по макушке, а затем дотронулась кончиками пальцев до плеча молодой женщины.
В неярком свете занавешенной спальни она увидела, как заиграли мышцы под загорелой кожей Карны, почувствовала, как та злится на незваного гостя, который беспардонно влез в постель её госпожи. Для неё любовь Лорианы была, чуть ли не священным даром небес, для него – интрижкой, пошлой связью с более старшей женщиной, на которую ему и глаз-то не пристало поднимать. Она знала, что именно это, а совсем не её давно не упругое тело его и заводит.
- Вон. Оба, - распорядилась Лориана. Получилось так, словно она одёргивала непослушных детей, а не приказывала тем, кто обязан был ей беспрекословно повиноваться.
Карна подчинилась мгновенно. Она покинула комнату, одеваясь на ходу, и не забыла низко поклониться в дверном проёме. Кальтес некоторое время игриво поломался, но скоро и он был таков. Лориана вздохнула с облегчением и, накинув на плечи халат, рывком распахнула тяжёлые занавески. Сочный свет позднего утра ворвался и заполнил комнату. Она зажмурилась и с удовольствием подставила ему лицо. Через минуту за её спиной послышались привычные шаркающие шаги и бормотание Валора. Старик, как всегда, был всеми и вся недоволен и подозревал весь Обитаемый Мир в целой череде изощрённых заговоров и козней против блага и величия дома Лидов.
Среди его бессвязной болтовни Лориана различила сообщение о том, что Нивира с её никчёмным мужем, от одного упоминания которого начинало горчить во рту, с утра отправились смотреть славные развалины древней Кавы, и что приёма от кого-нибудь из членов семьи лорда-правителя ещё с ночи дожидается храмовый служка с каким-то важным известием. Новость о поездке сестры следовало переварить, а пока она велела позвать гонца. Валор тут же замолчал и, резковато поклонившись, удалился выполнять поручение.
Леди Лориана Лид ненавидела, чтобы служанки пялились на неё по утрам, но и без посторонней помощи она успела расчесать и заплести в косу свои тёмно-золотистые, приправленные сединой пряди и натянуть простое домашнее платье, прежде чем старый слуга вернулся в сопровождении спотыкавшегося посланца. Тот мямлил что-то невнятное и не осмеливался взглянуть на старшую дочь повелителя Мелеи.
Лориана уселась за стол и, молча, принялась за завтрак, поданный Валором. Её длинные пальцы изящно ловили кусочки вяленого инжира и скатывали влажный, сероватый хлеб в плотные комочки. Она запивала еду вином, сильно разбавленным водой и, казалось, ни малейшего внимания не обращала на юношу, который мялся на краю ковра. «А он прехорошенький», - украдкой отметила Лориана про себя.
- М – м – оя госпожа… - выдавил гонец с трудом и тут же снова стушевался.
Она улыбнулась ему, всем своим видом излучая тепло и довольство. Однако, когда он наконец озвучил своё сообщение, лицо Лорианы невольно скривилось в презрительно-недовольную гримасу. Она жестом прогнала всех прочь и наполнила кубок неразбавленным вином – это было не время для воды. Ночью то жалкое существо, которое по воле богов исполняло в Мелее должность местного сновидца, получило известие о том, что отец Милны-Надины - Хоран, также именуемый лордом – паромщиком, скончался во сне.
«Остаётся только надеяться, что его хотя бы не похоронят прямо так – в шутовском костюме», - подумала леди Лориана и отхлебнула особенно щедрый глоток из своего бокала.
От одной мысли, какую истерику после этих новостей поднимет её недалёкая, вечно жаждущая внимания мачеха, Лориану мутило. Что угодно, лишь бы пропустить это представление!
Решение пришло мгновенно. И совсем немного времени потребовалось дочери лорда Ардера, чтобы воплотить его в жизнь – всего через полчаса она уже забиралась на рэглана, чтобы в сопровождении своей верной дюжины (Кальтес напросился с ними), по земле, вернее – по воздуху, присоединиться к экскурсии, совершаемой её сестрой. В конце концов – это были земли рода их матери! Исконные владения дома Ротмаров, обладания которыми этот простолюдин Гирнис не заслуживал даже, если это было только на бумаге, даже если вся слава Кавы и обратилась в прах два поколения назад…
Она велела Валору передать её отцу новость о смерти их «родственника» только после того, как она окажется за пределами городских стен, подстегнула своего огромного чёрного зверя, и они заскользили над раскалёнными камнями древних мостовых – достаточно высоко, чтобы внушать подобающие ужас и почтение прохожим, но, в тоже время, достаточно низко, чтобы иметь возможность в полной мере воспользоваться преимуществами густой тени, которую отбрасывали края крыш и козырьки домов. Она знала, что люди смотрят на её экспедицию снизу вверх, что люди будут судачить о том, что она делает, но лучше быть мишенью пересудов, чем вовсе не кружиться в водовороте людской молвы. Это Лориана усвоила давно, ещё в те времена, когда красота и молодость давали ей достаточно оснований для власти над мыслями окружающих. Теперь, вот уже много лет, её окружал страх. Она надеялась, что приправленный почтением, но понимала, что рассчитывать на это было бы, по меньшей мере, неразумно.
Неуютно оказалось лететь на рэглане, не ощущая присутствия верной Илары за своей спиной. Боковым зрением Лориана нашла Карну. Зная, что с другой стороны, в паре с ней летит Кальтес, она усмехнулась иронии этого временного союза. Наверняка они вздрагивают каждый раз, когда кончики крыльев их зверей случайно соприкасаются в воздухе!
Привал было бы разумно устроить на полпути между Мелеей и Кавой, но Лориане отчаянно хотелось попасть в заброшенный город на рассвете, чтобы увидеть, как настойчивые лучи первого солнца раскрасят и оживят руины… К тому же она непременно должна была прибыть в место назначения раньше корабля сестры. По этому они летели почти что до самого часа танца теней, сделав лишь несколько кратких остановок, пока вконец измочаленные рэгланы не начали брыкаться и издавать сдавленные, всхлипывающие рыки, которые свидетельствовали о крайней степени усталости. Только тогда люди разбили импровизированный лагерь и отпустили крылатых зверей купаться в море на длинных, тонких цепочках, которые крепились крючками к их жаберным щелям – всё равно, что стреножить лошадей.
Кальтес целый день назойливо искал её общества и теперь на привале сделался окончательно невыносимым, так что Лориана прогнала его от себя прочь искать благосклонности у какой-нибудь из её подручных. Она знала, что некоторые из «девственниц» будут совсем не прочь включить его в свои игрища под открытым небом.
«Ты словно создан для утех и развлечений, милый мой мальчик», - подумала она, закрыв усталые глаза, и отчаянно желая одних лишь забвения и покоя.
***
Сон леди Нивиры был недолог. Её муж храпел и периодически многословно обращался к кому-то во сне, впрочем, различить что-либо осмысленное в его бессвязной болтовне ей так и не удалось. Ближе к утру он прекратил свои упражнения в риторике, зато начал брыкаться и постанывать и, в конце концов, она не выдержала и оставила его в постели одного.
Умывшись, Нивира не почувствовала себя лучше – из зеркала на стене на неё смотрели опухшие, усталые глаза, и ни за что на свете в сиянии утра ей не показаться себе красивой даже на секунду. К восходу третьего солнца их корабль должен будет подойти к месту назначения на максимально близкое расстояние – она слышала, как вчера моряки разговаривали об этом с лоцманом. Дальше паруса будут убраны и они пойдут вглубь коварной бухты на вёслах.
Когда-то в этом месте в Залив Рэгланов впадала полноводная, велеречивая Лигурна. А Кава стояла чуть выше по течению, у горлышка её дельты. Теперь пресной воды в здешних краях не сыщешь до самого колодца в Мелее, и море постепенно отвоевало у суши бывшее речное русло – широкой, кружевной воронкой солёные языки волн врезались в сушу там, где когда-то Океан встречал одну из своих самых славных дочерей…
Мысли Нивиры звучали, словно начало баллады или сказания - одного из тех, что она разучивала ребёнком… Удивительное дело, но почему-то большинство песен, которые год за годом сохраняли популярность в Мелее, повествовали о том, как пересохла соседская река и о последующем падении великолепной столицы дома Ротмаров, которое трактовалось, как действие "злого рока" или "воля богов" или, и то и другое сразу в различных пропорциях. Ей всегда казалась странной готовность, с которой потомки солдат, когда-то разгромивших Каву, теперь проливали потоки пьяных слёз над судьбами убитых, изнасилованных и проданных в рабство сынов и дочерей с бесплодных берегов Лигурны…
Нивира торопливо оделась и вышла на палубу. Здесь качка ощущалась сильнее, чем в каюте, но у младшей дочери Ардера Лида был крепкий желудок.
- Госпожа желает позавтракать? – вопрос одного из матросов застал её врасплох.
«Госпожа желает, чтобы её оставили в покое», - подумала Нивира и, не найдясь, что ответить этому незнакомцу с тёмной кожей, странными манерами и вязким, мелодичным говором, просто порывисто кивнула. Завтрак, или не завтрак – что угодно лишь бы убить время пока Гирнис не проснётся.
«И не потребует вина…» - сердце молодой леди сжалось, словно бы его со всей силы сдавили пыточными тисками.
Её супруг, наконец, вылез на свет божий только, когда они застыли на краю бухты. Но Нивира не сразу заметила его. Словно заворожённая она наблюдала за тем, как бока Похитителя Зари ощетинились рядами вёсел, и лишь в этот момент до неё дошло, что трюм корабля, должно быть, под завязку набит рабами, которым теперь и предстояло толкать судно вперёд сквозь прозрачные бирюзовые воды.
Этот последний отрезок пути показался ей самым длинным - ритмичные взмахи вёсел будто замедляли время. Матросы затянули незнакомую и непонятную песню, подбадривая гребцов. И её пальцы, сами собой, начали отбивать ритм о борт корабля. Прислушавшись, Нивира поняла, что язык-то они используют тот же самый, что она знала с детства, но вместе с их своеобразным говором и нездешними словечками он делался трудным для восприятия. Наверно, за пару-тройку дней можно было бы и привыкнуть…
Она оглянулась и у противоположного края палубы увидела Гирниса, которого тошнило за борт. Ноги тут же сами понесли её к нему. Но она не знала, как начать разговор, как обратиться к мужу, когда на них смотрят все эти люди. По имени? Или сказать что-то вроде: «Мой господин»? - быть может, так будет правильнее… Но где-то в глубине её души жило упрямое убеждение, что это она - госпожа, леди, а он – просто он… И она была также убеждена в том, что и одного по-настоящему благородного происхождения им на двоих вполне достаточно.
Сердце Нивиры стучало где-то в пятках, и комок в горле с каждым шагом увеличивался, грозя поглотить её целиком. Единственным, за что она могла уцепиться, не имея в запасе ни какой-то заметной красоты, ни силы характера, ни быстроты ума, было хорошее воспитание. Словно железная рука наставницы выпрямляла ей спину и приподняла подбородок, несмотря на то, что доски пола ритмично накренялись то в одну, то в другую сторону, а её ноги путались в неудобном подоле длинного платья, предназначенного для чего угодно, но не для морских прогулок.
Ветер трепал рукава и запутывал волосы, которые она кое-как собрала в пучок на затылке, ветер шелестел и бередил спущенные паруса, которые матросы, не переставая петь, с трудом сворачивали в громадные сероватые кули. Ветер словно насмехался над ней, но, в тоже время, на фоне порождаемых им звуков, её слова, обращённые к Гирнису, не прозвучали, так оглушительно глупо, как ей представлялось.
- Ты в порядке? – спросила она, почти дотронувшись до его плеча. Он содрогнулся и отпрянул назад – прочь от её жеста, пробормотал что-то про «ненавижу корабли» и «клятую качку». Ему явно было стыдно. Но на фоне невнятной пустоты их бесславного брака, даже такое разнообразие эмоций следовало считать благословением, и Нивира невольно улыбнулась.
- Не смейся надо мной! Слышишь, не смей! – в голосе Гирниса было столько обиды, что её слабая улыбка мгновенно померкла. Он смотрел на неё, он говорил с ней так, словно она причиняла ему боль самим фактом своего существования.
Не обращая, казалось, никакого внимания на качку, к ним приблизился один из смуглых моряков. «Тот самый, который предлагал мне завтрак», - отметила Нивира про себя. Еды у него в руках не оказалось, зато он плавным жестом пригласил их проследовать за собой в каюту капитана.
В первую же минуту разговора шкипер Похитителя умудрился вежливо напомнить им своё заморское имя - Мильтазалек. Он умел держаться в обществе, много и довольно удачно шутил, ловко балансируя ровно на грани между свободными и светскими манерами. На его фоне глухая апатия Гирниса ещё сильнее бросалась в глаза.
Муж Нивиры, похоже, истратил всю свою энергию в ходе недавней вспышки и теперь провалился обратно в смертельное уныние. Капитан любезно делал вид, что не замечает ни невоспитанности гостя, ни слёз, которые заискрились на щеках его молодой супруги. Нивира продолжала кивать и даже приправляла беседу лёгкими полуулыбками, там, где этого требовали условности этикета, но сдержать слёзы она была не в силах и они тонкими ручейками текли по её лицу, оставляя за собой розоватые прожилки.
После трапезы Мильтазалек пригласил их выпить по чаше прохладного вина на носу корабля.
- Но там же сильнее всего качает! - вырвалось у молодой леди. Грудастая фигура русалки, которая завершала собой острый угол схождения двух бортов судна, клевала носом над волнами, словно младенец над тарелкой с кашей.
Нивира с опаской взглянула на мужа, размышляя, что же в нём возобладает: жажда до вина или морская болезнь. Гирнис равнодушно пожал плечами и последовал к двери. Он не оглянулся и даже не подумал подать ей руки. Во взгляде капитана мелькнула искреннее сочувствие, и Нивиру вдруг захлестнули унижение и обида. Ее словно разбудила жалость мужчины, который ею открыто восхищался.
Вторым ошеломляющим валом накатила злоба, такая сильная, что у неё перехватило дыхание. Вцепившись одной рукой в край стола, другой она принялась судорожно разыскивать карман в пышных складках подола юбки. Нивира выхватила оттуда платок так, словно он был её оружием. Меньше всего белый квадратик мягкой ткани в её руке напоминал символ поражения. Она тёрла красные, припухшие глаза, точно хотела выдавить их и отделить от лица маску покорности, которая к нему намертво приросла. Она хотела прокричать Гирнису прямо в лицо, чтобы он не смог увильнуть и отвернуться: «Потому что я - живая! Я дышу и не собираюсь за это извиняться! Богам было угодно, чтобы я стала твоей женой. Хочешь сделать меня вдовой? Тебе так противно жить? Вперёд. Кругом море! На берегу довольно утёсов! Ты – родственник аптекаря, в конце - концов - раздобыть яд – не проблема! Но я отказываюсь быть вдовой при живом муже!»
Нивира даже не почувствовала, как капитан и слуги оставили её одну. За ней пришли лишь после того, как, наконец, был брошен якорь. Похититель Зари теперь тихо покачивался среди искрящихся, прозрачных вод Кавской бухты. Оставленная без попечения людей гавань давно разрушилась, и добраться до самого берега теперь можно было, единственно, что на маленьких лодочках. Одну Мильтазалек выделил им с Гирнисом. И он не только вызвался сопровождать их, мотивируя своё решение тем, что когда ещё ему представится шанс взглянуть на знаменитый город-призрак, но и пожелал сам управлять судёнышком. Во вторую лодку забрались несколько хорошо вооружённых моряков. Нивира подивилась тому, что их собираются так почётно охранять. От кого, собственно? В этой мёртвой пустыне… Кругом на многие и многие лиги не было ни капли воды и ни души – только пыль, жара и стремительно разрушающиеся остатки былого величия.
Уже сидя в лодке и поправляя полупрозрачный шарф, призванный уберечь её кожу хотя бы от части губительных солнечных лучей, молодая леди увидела тех, кому предстояло грести. Матросы вывели на палубу восьмерых, закованных в цепи мужчин. Несмотря на тёмный, медно-коричневый тон кожи все они выглядели бледными. А выпуклым мышцам их рук, так и вообще могли позавидовать самые заправские силачи, но вот ноги плохо их слушались - они неуклюже спотыкались о любое малейшее препятствие в виде неровной щели между корабельными досками.
Широкие концы весёл на мгновение взметнулись над волнами, словно рэгланьи крылья, после чего разом ринулись вниз, зацепили воду, и лодки тронулись с места одна на секунду позже другой. Щурясь и моргая навстречу ветру, Нивира пыталась разглядеть остов города.
Они быстро приблизились совсем вплотную. Арки утёсов, за которыми скрывалась Кава, сурово нависли над ними. Скалы, то притягивали лодку к себе, грозя столкновением, то отталкивали её обратно на безопасное расстояние. Нивире неоднократно хотелось зажмуриться от страха, но она всякий раз удерживалась и только ещё крепче сжимала в руках влажный уже не от слёз, а от пота платок.
Пара лодок проскользнула сквозь стрельчатую анфиладу там, где из воды торчали руины гигантских башен, в которых когда-то опресняли воду, и мимо леса каменных колонн, которые одни и остались от длинных пирсов, где пришвартовывались десятки кораблей со всех концов Обитаемого Мира. Гирнис клевал носом, но Нивира не могла оторвать глаз от развалин, каждую секунду выныривавших из-за зазубренных утёсов. Сам город лежал впереди – в глубине воронки, в которую их засасывало, и, если всё это кругом – только прелюдия, каково же будет основное действо?
Кава была куда более величественной и имперской, чем Мелея – об этом Нивире было известно. Но она всё равно оказалась не готова к тому ощущению, которое испытала, когда они, наконец, пристали к берегу, выбрались из лодок, и поднялись наверх на высокий уступ скалы по одной из истёртых ветром каменных лестниц. В полуденном мареве перед ней лежал обветшалый город. Его раскалённые и бесформенные, лишь местами сохранившие былые стройные очертания, развалины горстками пепла возвышались над окружающим пейзажем. Они словно наблюдали за незваными гостями, а голодные призраки их обитателей отрывисто дышали в спину леди Нивире и её спутникам.
Как у них с Гирнисом только хватило наглости назваться Ротмарами? Как осмелились они вторгнуться на землю скорби и забвения, разгуливать здесь, вдыхая наполненный тленом воздух? Несмотря на жару, Нивира поёжилась. Кутаться в тонкий шарф было бесполезно. Будто бы десятки глаз наблюдали за ней, сверлили ей затылок, подталкивали её оступиться и растянуться в горячей пыли. Всё острее ощущая чьё-то присутствие, она оглянулась.
Вдалеке на вершинах скал силуэты дрожали и шевелились, словно в час танца теней. И что-то было такое… неестественное, слишком нетерпеливо-живое в их движениях. У Нивиры перехватило дыхание ровно за мгновение до того, как капитан загородил её собой от надвигавшейся угрозы. Всадники на рэгланах с закрытыми лицами – больше десятка, они с хриплым гиканием налетели на них сверху, словно стая изголодавшихся хищных птиц. Дальше все было словно во сне. Только этот сон вышел очень стремительным. И она хотела бы сказать, что и испугаться не успела, но это было бы неправдой. Именно это она действительно хорошо успела – до смерти испугаться.
На несколько очень долгих секунд страх парализовал всё её существо. Мир кружился вихрем вокруг неё, и только спина Мильтазалека была настоящей. Потом, чуть позже, она осознала, что держится за его руку, но не за ту, что сжимала клинок, а за ту, что была вскинута в оборонительном жесте. Нивира тут же разжала пальцы.
- Кто вы такие? – резко спросил капитан.
Нивира была ещё не способна на усилие, которое требовалось произвести, чтобы поднять глаза и посмотреть на людей, которые на них напали. Но она достаточно пришла в себя, чтобы различить ощетинившихся клинками моряков по обе стороны, и понять, что Гирниса не было среди оборонявшихся.
Её муж был схвачен. Он стоял вытолкнутый вперёд перед строем нападавших. Из его губы сочилась кровь, и один из разбойников держал нож у его горла. Но взгляд Гирниса продолжал оставаться таким же пустым и равнодушным, словно ему было всё равно, что с ним будет – убьют ли его, покалечат ли... Зато совсем не всё равно было Нивире. Она вскрикнула и, моментально утратив всякий страх, бросилась вперёд, но Мильтазалек легко удержал её свободной рукой.
«Почему они молчат? Что им нужно?» - мысли скакали в голове у Нивиры, пока она пыталась вырваться.
По цепочке безликих фигур волной прокатился смешок. Она, со своими воплями и размахиванием руками, была им смешна. Она выглядела нелепо и сама понимала это. Самое удивительное, что при всём при этом холодная отстранённость, таящаяся где-то в глубине души, не отказала ей ни на секунду. Нивира словно наблюдала за собой изнутри. Наблюдала и дивилась своей внезапной нечувствительности к разочарованию. Она готова была броситься с кулаками, потому что никакого другого оружия у неё не было, на банду головорезов ради человека, которому, по-видимому, было совершенно всё равно – жить или умереть. Ради человека, который погрузился настолько глубоко в себя, что уже, похоже, не способен выбраться наружу.
Среди смешков проскользнули высокие, визгливые нотки – странно знакомые визгливые нотки. Не мужской это был смех. Нивира вдруг поняла, что точно уже его слышала. И, словно прочитав её мысли, нападавшие стали открывать лица. Она увидела свою сестру и её воительниц. Кинжал у горла Гирниса держал его, так называемый, лучший друг. Кальтес и до этого был ей противен, теперь же она не просто хотела, а на самом деле буквально была готова выцарапать ему глаза.
Капитан не шелохнулся. Он несколько секунд смотрел на продолжавших смеяться женщин и одного мужчину. И хотя Нивира не видела лица Мильтазалека, она знала, что он был в ярости. Если только можно одновременно и с одинаковой остротой испытывать по отношению к кому-то и ярость и презрение.
- Леди Лориана, приятного дня вам и вашим спутникам, - произнёс он нараспев и, не удостоив старшую сестру даже намёком на поклон, молча, повернулся к младшей, убрал свой клинок в ножны, снял перчатку и предложил ей руку.
- Ты храбро почти сражался, капитан! – весёлая реплика Кальтеса заставила Мильтазалека скривиться, но лишь на толику мгновения. Заметить его реакцию могла одна Нивира.
- Чего не скажешь о вас, - произнёс он с размеренной ленцой. – Почти…
- Чего это о нас не скажешь? – одна из девственниц решила вставить своё веское слово, но вскользь брошенного взгляда Лорианы оказалось достаточно, чтобы её подчинённая замолкла и скрылась среди мощных спин своих подруг.
Гирнис остался один среди шевелящейся толпы. Кальтес похлопал его по плечу и что-то прошептал ему на ухо. Наверняка какую-нибудь сальность про то, что они теперь, ‘имея’ двух сестёр, точно как братья. Что бы там ни было, Гирнис отреагировал лишь едва заметным, скорее рефлекторным, кивком.
Две группы людей двигались вокруг леди Нивиры, постепенно смешиваясь, словно схлестнувшиеся водные потоки. Среди бряцания оружия, шепотков и похожих на оскал улыбок, она держалась за локоть капитана, будто за якорь. Когда её ладонь, наконец, легла поверх ладони мужа, она ощутила куда меньше поддержки. К тому же рука Гирниса была холодна, как лёд.
- Ты в порядке? – произнесла она чуть слышно и поймала себя на мысли, что уже второй раз за утро обращается к нему с этим вопросом. Он сначала лишь пожал плечами, но, поймав её взгляд, утвердительно кивнул.
Девственницы и люди Мильтазалека объединили свои припасы и стали разворачивать лагерь, в то время, как леди Лориана, Нивира с Гирнисом, Кальтес и капитан в сопровождении одной здоровенной девицы и матроса ей под стать, отправились рассматривать развалины поближе. Рэгланы поначалу ворчали, не одобряя незнакомых седоков, но вскоре вышколенные звери успокоились, и их движения стали плавными, словно размытая линия горизонта. Возможно, животные просто устали.
Нивира, которая никогда не чувствовала себя особенно уверенно, управляя рэгланом, инстинктивно старалась держаться поближе к сестре, которой в этом деле не было равных во всей Мелее, а, может быть, и во всём Обитаемом Мире.
- Прости, что я тебя напугала, но отказать себе в удовольствии было просто невозможно, - неожиданно произнесла Лориана. Она чуть заметно ухмыльнулась и похлопала себя кожаными перчатками по бедру, словно вообще без усилий, удерживая поводья одной рукой.
Нивира всегда завидовала её фигуре старшей сестры и способности никогда не выглядеть нелепой. Особенно заметен контраст между ними был как раз тогда, когда, как сейчас, приходилось переодеваться в брюки. Для младшей сестры пышные, вычурные платья, какими бы неудобными они не были, выполняли роль доспехов, они выделяли её на фоне окружающих, защищали её. Старшая не нуждалась в подобной защите - она излучала уверенность в себе, словно одно из солнц полуденные лучи.
Нивира кивнула - чьей бы неудачной идеей не была эта засада, Лориана позволила случившемуся случиться и с видимым удовольствием приняла в нём участие. Она смеялась вместе со всеми, и её глаза продолжили смеяться даже тогда, когда она демонстративно журила своих девиц за то, что они местами слишком переусердствовали, изображая банду разбойников. А Кальтес так вообще продолжал ухмыляться до сих пор, и Нивира не могла до конца простить Лориане то, что она позволяла этой ухмылке существовать на его смазливом лице.
После этого малоудачного извинения они летели ещё с полчаса, хотя, возможно Нивире только показалось, что так долго, из-за иссушающего зноя, который излучали набравшие силу солнечные братья. Наконец центральная часть Кавы предстала перед сёстрами во всём своём обветшалом великолепии лабиринта стройных башен и высоких подвесных мостиков, которые кружевными дугами нависали над узкими ущельями, оставшимися на месте пересохших рукавов Лигурны. Всё кругом казалось хрупким видением, слепленным из блоков молочно-белых песчинок, скреплённых ослепительным светом. Каву называли городом, от которого болят глаза. Теперь Нивира понимала почему.
Когда они вернулись обратно, ранняя темнота уже обступила шатры их импровизированного лагеря. В центре стоянки полыхал высокий, стройный костёр. Ветра не было, и пламя, не колеблясь, рвалось к далёким звёздам. Ужин, состоявший из фруктов, вяленого мяса и рыбы, и ломтей ещё не успевшего зачерстветь хлеба, оказался намного лучше, чем Нивира могла предположить.
Девица, которую она, в конце концов, опознала как Карну, льнула к её сестре, соперничая с Кальтесом за её внимание и благосклонность. Лориана играла с обоими, как кошка с ничего не подозревающей добычей. Мильтазалек следил за этими поползновениями с нескрываемым интересом, сквозь который проступало лёгкое отвращение. Реакция капитана на её сестру поразила Нивиру.
"Для него я - леди, а она - шлюха", - подумала она. И хотя она знала, что в действительности всё было далеко не так просто, для Мильтазалека, это было именно так. Любой, кто хоть чуть-чуть знал Лориану, понимал, что она намного больше, чем просто стареющая потаскуха с молодым любовником и гаремом любовниц, но капитан был чужестранцем, гостем из далёких краёв, и он её не знал. И не без удовольствия принимая от него знаки внимания, Нивира никогда бы не позволила ему забыть ёго место. Чего-чего, а фамильной гордости в ней было не меньше, чем в сестре.
Гирнис продолжал вести себя напряжённо отстранённо. Он ел то, что ему предлагали. Пил вино, но как-то рассеянно, словно даже оно утратило для него всякий вкус. Нивире, несмотря на разнообразие еды, кусок не лез в горло. И совсем незваной гостьей она почувствовала себя, когда полуголые и полупьяные девственницы вместе с матросами собрались устроить оргию. Под смех, песни и улюлюканье они даже притащили к костру закованных гребцов. Нивира видела багряные всполохи на лице Мильтазалека и чувствовала, как к её горлу подступает дурнота. Капитан оглянулся и посмотрел на неё.
- Госпожа? Леди Ротмар? – Нивира вздрогнула. – Становится поздно. Не желаете ли удалиться в шатёр?
- Отличная идея, - Лориана, до этого занятая исключительно своими двумя спутниками, обернулась и взглянула на младшую сестру. Она улыбнулась, но её глаза остались холодны.
- Я тоже откланяюсь, если позволите, - на сей раз капитан не преминул поклониться в сторону старшей дочери лорда Ардера Лида, но в его исполнении даже этот традиционный жест вышел странно похожим на оскорбление.
- Отчего же не позволить, – кивнула Лориана. В её голосе всё отчётливее проскальзывали колкие металлические нотки. На месте капитана Нивира бы серьёзно испугалась.
Но сейчас было не место и не время беспокоиться о благополучии Мильтазалека. Действо вокруг костра становилось всё более жарким в прямом и переносном смысле слова. Щупальца огня ревели и взлетали вверх, к звёздам и двум лунам и в их отблесках сплетённые обнажённые тела двигались, словно клубок блестящих медных змей. Даже не пытаясь больше изобразить достоинство, Нивира вскочила на ноги, схватила Гирниса за руку и потянула его в сторону самого большого шатра, который им любезно отвели.
Она захлопнула полотняные шторки, попятилась, рухнула на подушки и, закрыв лицо руками, зарыдала. Она плакала, пока не заболели глаза и не заломило в висках, одновременно коря себя за слабость. Рыдать второй раз за день. При муже, который и так испытывал в лучшем случае равнодушие по отношению к ней. Но она чувствовала себя ужасно. В этом пустом мире, в этом месте, от которого шёл мороз по коже, среди отголосков смеха, шлепков и рёва костра.
Гирнис заговорил неожиданно. Среди приглушённых стонов, от которых их отделяли только тряпичные стенки, и её угасающих всхлипов, его слова дошли до неё далеко не сразу.
- Тебя не просто заставили выйти за меня замуж, - он не испрашивал подтверждения или опровержения, он констатировал факт, - Ты и правда что-то ко мне чувствуешь.
Нивира кивнула.
- Я тебя люблю, - прошептала она.
- А я себя ненавижу.
Его лицо казалось сероватым в рассеянном свете, который с трудом пробивался в шатёр. Он замолчал, и, казалось, полностью погрузился в созерцание своих сцепленных между коленями пальцев. У него были прекрасные руки. Нивира обожала разглядывать их, и многое отдала бы, лишь бы они ласкали её. Хотя… она и так уже отдала всё, что могла. А он ясно дал понять, что брать не собирается.
- Чего ты от меня хочешь? – спросил он внезапно.
И она поняла, что у неё есть только один шанс ответить и быть услышанной. Чего же она от него хочет? И одновременно может получить?
- Сына, - выдохнула она, наконец. – Я хочу сына.
На самом деле Нивира, сколько себя помнила, ещё до того, как увидела Гирниса, кружащимся в том злополучном танце, мечтала о дочке. Но рождение девочки ничего ей не даст, ни от чего не защитит и ничем не поможет. Особенно, если её возлюбленный муж вдруг решит её оставить – вместе ли с этим миром или просто, как забытую вещь, значения не имело.
- Хорошо, - бесстрастно ответил он. – Но после этого я ничего тебе не должен, идёт?
У леди Нивиры не хватило сил скрепить этот внутрибрачный контракт рукопожатием – она ограничилась порывистым кивком. Но это было уже неважно. Она знала, чувствовала, что сделка состоялась.
***
Каждую ночь Айзек пытался отыскать Валора в пространстве общего сна, и каждую ночь, неважно пробирался ли он сквозь сероватые джунгли влажных простыней или парил в перевёрнутых небесах, его скитания всегда заканчивались в одном и том же месте. Странное это было место, даже по меркам ночных видений – подводный зал, вдоль стен которого возвышались семь статуй невиданных мифических существ – это были то ли люди, то ли рэгланы, то ли рыбы… Айзек не мог понять. К тому же четыре из семи статуй были обезглавлены. И когда юный сновидец однажды дотронулся до витиеватого узора на хитоне одной из фигур, она в мгновение ока покрылась трещинами, растрескалась на мелкие кусочки и расплылась в прах.
Он даже как-то рассеяно спросил Дерека:
- Чего есть семь? – Айзек чувствовал, что в этом числе кроется подсказка.
- Семь? – удивился его дядя.
- Ну да, семь.
- Семь стадий погружения в сон, семь башен Великого Магистериума, семь этажей Лунной Башни, семь Главных Мастеров гильдии – если ты имеешь в виду наш Цех.
- А если нет или, вернее, не только?
- Ну, тогда, - Дерек принялся загибать пальцы, всё ещё пребывая в немалом удивлении, - Семь высочайших пиков здесь в Ардах, впрочем, их вообще-то восемь, если правильно посчитать Двурогую Гору, семь великих рек Обитаемого Мира, в конце концов…
- Семь? Хм… А я думал их три… Реки я имею в виду, - отозвался Айзек все также рассеянно. – Силгон, Арос и Лигурна, - перечислил он с оттенком школярской аккуратности.
- Остальные четыре исчезли во время или после того, как пала Империя. Верее остальные пять – последней пересохла Лигурна лет сто тому назад.
«Река пересохла, а ученики в Великом Магистериуме продолжают заучивать её название так, словно она всё ещё утоляет вечную жажду Океана своими хрустальными водами», - подумал юный сновидец. «И отчего, собственно, хрустальными?»
Ни Арос, ни Силгон не славились особенной чистотой своих потоков, так почему же он всегда воображал воды Лигурны прозрачными, как слеза?
Они жили в общине так называемых праведников уже неделю. И Айзек всё чаще ощущал себя растерянным и раздражённым. Он не высыпался, и его мучило вынужденное бездействие их выжидательной позиции. К тому же он скучал по Валору, больше, чем мог себе представить. И с наступлением каждого нового дня ему требовалось всё больше усилий, чтобы унять тоску и отчаяние, которые его периодически настигали и, заодно, подавить приступы недовольства Дереком, неминуемо охватывавшие его всякий раз, как он вспоминал о событиях той злополучной ночи, когда его дядя всё-таки заглянул его другу в лицо.
Почему для того, чтобы провернуть трюк, предложенный Нэвеллой, недостаточно было Айзека, который сто раз видел Валора во сне? Они ему не доверяют? Или это только Дерек с его упрямством и вечным стремлением всё контролировать? В результате эти игры привели лишь к тому, что Валор теперь прячется даже от него. Айзеку казалось, что он никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным и бесконечно несчастным, как той ночью, когда он колотил Дерека по рёбрам.
Следующим утром, когда страсти более или менее улеглись, и они поговорили начистоту, его дядя выложил перед ним весь расклад. Айзек был откровенен в ответ. Обо всём, кроме ключа. После этого разговора разумом он понимал, что не может винить Дерека в том, что случилось. Ни его, и ни Нэвеллу. Но как же это тяжело: выжидать после погони. Особенно в таком месте, где и воздух, которым дышишь, и вода, которую пьёшь, одинаково воняют сыростью. И нет никаких шансов даже поесть вдоволь.
- Раз ты голодный, значит, не так уж сильно влюблён! – хмыкнул Дерек, когда его племянник озвучил эту свою последнюю жалобу.
Айзеку отчаянно захотелось снова его ударить.
- И долго мы будем торчать в этой дыре? – спросил он, старательно маскируя захлёстывавшие его эмоции напускной язвительностью. - Когда мы двинемся дольше?
- Как только я придумаю, как нам это сделать, - ответил Дерек.
- И я ничем не могу помочь в этом? – на сей раз привкус сарказма в голосе юного сновидца был настоящим:
- Знаешь, у меня, вроде, неплохо по части придумывания. И есть такая старая избитая истина, про превосходство пары голов над одной единственной… Я думал, ты их любишь!
- Кого, головы или пары? – Дерек не собирался отставать от своего подопечного по части натужного остроумия.
- Истины, - Айзек выдавил это слово сквозь зубы, словно оно было ему противно.
- А их-то? Люблю, - согласился его дядя. – Ладно, парень, дело такое: раз в месяц они отправляют в Мелею караван с грузом заготовленных грибов…
- Почему именно в Мелею? – перебил его Айзек. Его насторожило слишком быстрое появление в объяснениях Дерека именно того места, куда они оба стремились.
- В Мелее живет их основной покупатель, - старший сновидец посмотрел на нетерпеливого младшего исподлобья, словно вопрошая: «Ну, что – будешь ещё перебивать или как?»
Айзек кивнул и Дерек продолжил:
- Большую часть грибов приобретает аптекарь по имени Алесакх. Я слышал о нём и раньше. А на вырученные деньги посланцы закупают то, что необходимо здесь, в Долине. Так вот, нам нужно каким-то образом попасть в состав следующей экспедиции, только я пока не знаю как.
- Кто принимает это решение?
- А кто здесь принимает все сколько-нибудь значимые решения?
- Саюл?
Дерек лишь хмыкнул в ответ и покачал головой, словно говоря: «Не смеши меня».
- Разумеется – в конечном итоге, да. Но голос богов – он и есть голос богов… Я не думаю, что он часто снисходит до, по сути, кухонных вопросов.
- Значит, придётся заставить его снизойти, - произнёс Айзек твёрдо. – Потому что, если ты собираешься повлиять на его матушку… Это ещё большая утопия.
Он посмотрел Дереку в глаза. Тот выразил удивление, но взгляд не отвёл. Айзек ответил ему тем же. Если его дядюшка думает, что за неделю он ещё не разобрался в том, как тут всё работает и кто чем распоряжается, то Нэвелла - не единственная в их семье, кого он недооценивает. Дерек кивнул и, отсалютовав племяннику глиняным стаканом, вернулся к поеданию жидкой овсянки.
Они сидели в стороне от всех в дальнем углу трапезной, где каждое утро, перед тем, как толпа призраков в серых робах отправлялась обрабатывать грибные поля, Саюл произносил перед ними речи. Айзек не мог не признать, что говорить молодой пророк умел. Обычно он выбирал два совершенно, на первый взгляд, не связанных между собой предмета и соединял их искусной цепочкой слов. Затем он объяснял, что с этим делать, очень ловко переходя от сложного к простому, от абстрактных сентенций к конкретному курсу действий, которого праведникам следовало придерживаться в той или иной ситуации. По ходу речи Саюл отвечал на вопросы, которые сам же себе задавал от имени аудитории, внимавшей ему, затаив дыхание, и не смея даже часто моргать.
За семь дней Айзек узнал, что Обитаемый Мир есть средоточие зла и что единственный способ спастись от его всепоглощающей тьмы и воспарить над бренной действительностью - это отречься от мира. Зло проистекает от искушений плотских и ментальных, которые обещают бесконечные радости и удовольствия. Всё, что Саюл говорил, вертелось вокруг одного и того же. И, в конечном итоге, все его метафоры и обороты возвращались к порицанию деятельности Цеха Сновидцев, которая, согласно словам пророка, была противна единому божеству, на которого следовало уповать тем, кто искал спасения от соблазнов, которые в изобилии предлагались злыми силами. Других богов, якобы признавших над собой власть нового властелина небес, он называл «предшественниками» и не особенно порицал, а иногда даже и превозносил. Особенно богиню-мать. Все остальные мифические существа, согласно объяснениям Саюла, стали или всегда являлись демонами.
Сонм этих тёмных созданий ведёт борьбу против единого бога и его последователей, сплетая людские видения между собой. Сновидцы являются, то ли верными служителями, то ли детьми самих демонов, вырвавшихся из преисподней ночных кошмаров. Своими кознями они ещё шире и дальше раздвигают границы зла, прочно вплетая его в души отчаявшихся простых и знатных людей. Но единый бог добр. Он дал своим последователям средство сбросить ярмо, навешенное на них силами зла: эссенция мёртвого сна, которую опытные аптекари умелыми манипуляциями извлекают из грибов, произрастающих здесь в Долине. Благословлённое единым богом зелье сна без сновидений – его, как и разнообразные пороки цеха сновидцев, Саюл каждое утро упоминал в своих посланиях праведным. На седьмой день он обмолвился ещё об одном, по его словам, чуть ли не самом страшном, грехе гильдии видящих сны:
- И запомните, - провозгласил он. – Они отвлекают ваших женщин от их единственного истинного предназначения – от материнства! Души, которые были наказаны перерождением в низшие женские тела, лишаются шанса очиститься, увлекаясь фантазиями, проистекающими из снов.
Саюл вдруг обернулся вокруг себя и резким жестом, словно отсёк головы своим слушателям. Многие праведники в первом ряду ахнули и отпрянули назад. Где-то заголосила женщина. Пророк окинул трапезную суровым, полным праведного гнева взором. Но его картинное возмущение не шло ни в какое сравнение с тем ледяным отторжением, который ощущал Айзек. Юный сновидец на выверенную долю мгновения встретился с пророком глазами, прежде чем, взмахнув длинными ресницами, прервать контакт.
Позже, когда они с Дереком корпели бок о бок, согнувшись, над огромным чаном с грибами, которые нужно было рассортировать перед сушкой, Айзек спросил:
- Как ты думаешь, он сам – сновидец?
Самопровозглашенный глас богов бродил между рядами работников, обмахиваясь изящным веером. Впечатление от его широкой, благодушной улыбки сильно портили выражения лиц телохранителей, которые следовали за ним по пятам. Айзек поймал взгляд молодого пророка и снова заставил себя застенчиво улыбнуться перед тем, как опустить глаза.
- Он – то? – Дерек подчёркнуто не смотрел в сторону процессии из трёх фигур – два верзилы в чёрном и вышагивавший впереди проповедник, словно совершенно не занимали его:
- Я думаю, что как бы нам этого не хотелось, далеко не все заслуживающие интереса люди в этом мире – сновидцы. А насчёт конкретно этого экземпляра, - дядя Айзека сделал подчёркнутое ударение на последнем слове, - Понятия не имею. Даже если бы у него и были какие-то способности, что я вполне допускаю, они подавлены и загнаны так глубоко, что я сомневаюсь, что их возможно извлечь на поверхность даже, если перевернуть его душу вверх дном.
Следующей ночью вместо того, чтобы в очередной раз отправиться на поиски Валора, Айзек разыскал Нэвеллу.
- Мне нужно поговорить с тобой без Дерека. И обещай, что и после ничего ему не скажешь.
- И почему я должна что-то такое пообещать? – спросила она, подбоченясь.
Айзек сначала не ответил, затем, взвесив все аргументы про себя, согласился:
- Ты никому ничего не должна, но я прошу тебя ничего ему не говорить.
- Хорошо. Но я оставляю за собой право передумать.
Её племянник кивнул, продолжая смотреть на неё исподлобья, и словно говоря: «На другое я и не рассчитывал».
- Мне нужен рецепт твоего зелья, - произнёс он твёрдо.
- Моего зелья?
- Да. Того состава, что вы используете в Борделе Видений. Ты мне рассказывала, помнишь?
- Помню… Но зачем тебе это?
- Это долгая история, по итогам которой я собираюсь сделать кое-что, на что Дерек никогда не решится и мне не позволит решиться, если я с ним посоветуюсь. Так ты мне поможешь?
Нэвелла задумалась. Она огляделась на линию горизонта, которая резала пространство сна по кругу, на облака, что бежали и клубились в тёмно-фиолетовых беззвёздных небесах. Они стояли на вершине ледяной горы, которая трескалась и кривилась, грозя и желая сбросить сновидцев вниз в бурлящее ущелье кошмара.
Наконец сновидица кивнула.
- Я очень хорошо знаю, что есть вещи, о которых Дереку лучше не знать. По определению. А то его твёрдый лоб возьмёт да и расколется от высокоморальной натуги… И если ты не можешь попросить его о помощи… То к кому тебе ещё обращаться, если не ко мне?
Нэвелла пожала плечами.
Она не стала оскорблять Айзека риторическими вопросами типа: «А ты точно уверен, что хочешь это сделать?» Или: «А разве это не опасно?» И её племянник это оценил. Он определённо не нуждался в напоминаниях о том, какие сомнения и опасения ему следует испытывать. Что ему было нужно, так это уважение и поддержка. Он смертельно устал от нервозного стремления своих близких сподвигнуть его вести себя по-взрослому, которое одновременно прекрасно сочеталось с их патологической неспособностью не врать ему, даже если и для его же блага.

@темы: фэнтези, Глава 10, ориджинал, Сказка Снов, муки творчества

---

Гифка дня - зацепила Енота у Derek)))

17.06.2014 в 21:21

Пишет  Derek Winslow:

17.06.2014 в 21:17

@темы: кино, гифки, Guardians of the Galaxy, не моё, funny stuff, I only have so many breaths on this Earth, красота

---

Динамика роста привязанности Шерлока к Джоан за 2 сезона)

Сначала: я-весь-из-себя-такой-мизантроп "Ты мне не нужна" и всё такое, потом уже; "Я делаюсь лучше рядом с тобой", ну а потом уже, стоило ей объявить, что она съезжает: "Останься!" Я буду весь белый и пушистый)))

Источник: fyeahjoanlock.tumblr.com/post/89075100600/jonny...

@темы: гифки, не моё, сериалы, Elementary, история в гифках, I'm a fangirl, we don't do 'calm', Джоан и Шерлок, I only have so many breaths on this Earth, красота

---

Гифка дня - какое счастье пристрелить медведя!) (Ну, по Сойеру)))

mspoodle.tumblr.com/post/86815753061

@темы: LOST, гифки, не моё, funny stuff, I'm a fangirl, we don't do 'calm', Джеймс 'Сойер' Форд, красота

---

Сегодня-вчера Тупаку было бы 43...

Этот его клип - неотъемлемая часть моего начального образования в области популярной музыки, осуществленного когда-то каналом NBN)

@темы: видео, I only have so many breaths on this Earth, красота, 2Pac

---

No comments как красиво...

Отсюда: opticallyaroused.tumblr.com/post/78704300092/mi... и, в свою очередь, отсюда: karezoid.deviantart.com/

@темы: фото, не моё, I only have so many breaths on this Earth, красота

---

Исакиевский собор на фоне полной луны

Я живу в этом городе практически всю жизнь, и всё равно у меня дух захватывает от его красоты. Во втором здании справа на набережной я, кстати, несколько лет работала. Вернее в подвале этого здания))) Но это уже - детали)

Moon over Isaac’s Cathedral | (by Ivan Smelov)

Изображение взяла отсюда: plasmatics-life.tumblr.com/post/88968962656/moo...

@темы: фото, Санкт-Перербург, не моё, I only have so many breaths on this Earth, красота

---

Гифка дня - хищническая подлянка)))

@темы: гифки, не моё, funny stuff

---

Гифка дня - обними слонёнка)

@темы: гифки, животные, не моё, funny stuff, I only have so many breaths on this Earth, красота

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гифка дня - нет ничего прекрасней, чем...

...прекрасные женщины, которые не боятся быть смешными)))

@темы: LOST, гифки, Кейт Остин, не моё, funny stuff, Эванджелин Лилли, сериалы, I'm a fangirl, we don't do 'calm', красота

---

Заодно разжилась на бывшей работе веточкой хлопка)

Красивая штуковина. И занятная. Буду её рисовать)

@темы: фото, I only have so many breaths on this Earth, хлопок

---

Свадебный букет для пятницы 13го)))

Вот такое цветочное дело я натворила сегодня с утра) Знакомая выходит замуж в этот замечательный, очень счастливый день! И даже погода за окном наладилась. А то утром стоял такой мрачняк в атмосфере, что просто ой...

Под катом бутоньерки жениха и свидетеля, если кому интересны такие флористические изделия)

@темы: фото, I only have so many breaths on this Earth, свадебный букет, красота