Нэвелла вынырнула из полузабытья, и смачно, с хрустом потянулась. Настало её время - час, когда второе, меньшее по размеру, но не менее яркое, солнце, взойдя над линией горизонта, принималось соревноваться со старшим братом. Мягкая ткань многочисленных подушек приятно льнула к чуть влажной от испарины, разгорячённой коже. И всё же она любила это ощущение: слишком жарко, чтобы шевелиться, отупляющее жарко, воздух сладкий и вязкий. И люди, застывшие, словно готовые растаять статуи. Нэвелла, впрочем, легко переносила жару, и ей доставляло своеобразное удовольствие наблюдать за тем, как другие приспосабливаются.
Она смежила веки и ухмыльнулась, вспомнив побелевшие костяшки пальцев Шута – он с такой силой сжимал чашку, когда они виделись в последний раз. И как только глина не потрескалась от этакой страсти? Он потратил два полных лунных цикла на свои поиски. И не нашёл ничего, никого – ни одного достойного подозреваемого в пределах стен Великого Магистериума. За его спиной, к немалому удовольствию Лиларда, уже начали посмеиваться. Даже Машну-Мишна, давно одолеваемая безмерной усталостью, не разделяла упрямого упорства своего ученика. Её основным стремлением было соглашаться с любым самым абсурдным объяснением, если оно не предполагало дальнейшего беспокойства. Лиллард и Магистр Роан с удовольствием тиражировали такие объяснения на каждом заседании Совета. Шут, с всё растущим раздражением, опровергал их.
читать дальше Он опросил Стражей и Наблюдателей – не замечали ли они чего-нибудь странного в последнее время, осведомился у Наставников о каждом ученике, который уже не ходил под стол пешком. И, хотя в Совете не знали об этом, но он осторожно проверил всех обитателей обители сновидцев, которые были наделены способностями и, по разным причинам не прошли обучение – прежде всего это касалось женщин из старых родов, которые традиционно выбирали участь жён и матерей – все, кроме Нэвеллы. И она тоже не избежала допроса и сверки сведений – Шут был неумолим.
Но Совет оказался не менее упрямым в своем отрицании значения произошедшего. Дерек предлагал версию – Лиллард, при видимом одобрении Великого Магистра, опровергал её, попутно выставляя оппонента параноиком. Шут был одним из самых умных людей, каких она знала и, тем не менее, он каждый раз с неизменной готовностью попадался на чугунные манипуляции её старшего братца. Раньше она пыталась защищать его, пару раз даже откровенно высмеивала в семейном кругу напыщенность и избирательную глухоту Лилларда, но это не помогало – Дерек все равно с упорством жертвенного животного каждый раз поддавался на одни и те же уловки! Ей регулярно хотелось спрыгнуть с галереи, где сидели зрители, допущенные на заседания Совета, и треснуть его по башке, чтобы он, наконец, понял, каким идиотом себя выставляет…
Нэвелла фыркнула, представив Шута с длинными ослиными ушами и абсолютно голым… Нет. Это уже не смешно.
- Госпожа что-то сказала? – послышался голос служанки из-за занавеси, которая отделяла её ложе от остальной комнаты.
- Нет, ничего…
- Ваш напиток готов, госпожа. Служанка откинула полог и подала Нэвелле чашу с сонным зельем – терпкой жижей из смеси трав, подслащенной мёдом, но все равно горькой и противной. Нэвелла поморщилась и выпила всё залпом, рискуя закашляться - лучше подавиться этой отравой, чем войти в сон, ощущая на языке приторную горечь. Её сон должен быть сладким и приятным. Сегодня, преодолев точку входа, она нарисует море: прозрачное, темнеющее на горизонте, бездонное и тёплое. Она ринулась в бурлящие волны, увлекая за собой спящих. Соль на её губах растворилась в улыбке.
Под водой сиял затопленный город. Кривые многоуровневые улицы, без мостовых, по которым сновали разноцветные стайки рыбок и морских коньков, дома на вершинах причудливых коралловых башен, окружённые садами из водорослей… Они направились в один из них – полупрозрачный, кружевной особняк, стены которого, казалось, состояли из одних арок. Послышался лёгкий, журчащий смех, и ближайшая арка превратилась в тоннель, который засосал их, словно воронка.
Внутри располагался огромный зал в форме амфитеатра, во всю высоту и ширину ажурного строения. В центре – источник загадочного смеха – стайка сумрачных, прекрасных русалок. Их гибкие тела ловили блики света, проникавшие в зал, казалось, отовсюду, длинные волосы парили, подхваченные потоками воды. Женщины, к сотворению которых земное притяжение, иссушающие ветра и красная, горячая кровь не имели никакого отношения.
Русалки окружили спящих, заигрывая с ними. Нэвелла огляделась в поисках заказчика. Парень собрался жениться. И явно не на той девушке, фантом которой он заказал себе в этом подводном борделе. Но цена была хороша и она не собиралась его разочаровывать. Ей итак потребовалось несколько лет, чтобы научиться поддерживать на лице участливо-заинтересованное выражение, пока люди описывали свои самые сокровенные желания, за исполнение которых во сне они готовы были «сделать ей подарок». Использование этого эвфемизма было первым правилом игры, так как вообще-то сновидцам не платят – каждый житель Обитаемого Мира итак расставался с частью своего дохода в качестве подати в пользу Великого Магистериума, чтобы видеть сны – сладкие и прекрасные, словно гроздь спелого винограда.
Второе правило объяснил ей хозяин Таверны Видений или, как называли это место все кроме него – Борделя Видений, в первый же вечер, когда она очутилась в его заведении. Тогда она еще мечтала сбежать – собрать свои пожитки и книги и убраться, как можно дальше от сонной благодати Великого Магистериума. «Бежать некуда. Повсюду лишь смерть, голод и нищета», - сказал ей хозяин таверны и, обведя широким жестом внутренний интерьер своего заведения, добавил: «Это и есть последнее место, куда люди бегут».
Он был темнокожим выходцем с далёких берегов реки Силгон и очутился в Великом Магистериуме в один год с её матерью. Она никогда, ни разу так и не осмелилась спросить, почему он, с его талантом, пал так низко, в то время как Мареска вознеслась так высоко. Впрочем, с годами, Нэвелла поняла, что есть и другие измерения, кроме низко и высоко: например, хозяин таверны был баснословно, неприлично богат, но самое главное его дочерям не приходилось часами просиживать у его постели, держа его за руку и вытирая слюни, прислушиваясь к тихому, бессвязному бормотанию и пытаясь поймать хоть тень смысла в его взгляде.
Так что, он был прав – бежать отсюда действительно некуда. Остается только запереться в собственной голове, если совсем невыносимо и ждать, пока пески времени не сотрут твои печали. Но на это Нэвелла никак не хотела и не могла подписаться. По этому, она и делила большую часть своих дней между Залом Бессмысленных, где навещала мать, и главным залом Таверны Видений, где получала «подарки». С годами Нэвелла выработала неплохой вкус на побрякушки, и от вещицы, которую ей предложили сегодня, она точно не откажется. Но сначала её нужно заслужить - тонкая работа за тонкую работу. Фантом русалки получился совершенным - от кончиков волос до кончика хвоста…
- Как тебе удается заставить их делать это с русалками? Это же всё равно, что поиметь рыбу? И вообще, как это собственно сделать? – раздался голос у неё над ухом.
- Я не виновата, что некоторым не хватает фантазии. И какого демона ты припёрся в мой сон?
- Твой сон? Я вижу это всё в несколько ином свете, - усмехнулся Шут.
- Перестань Дерек! Мне предложили красивую игрушку, и я хочу её!
- С каких это пор ты заразилась приобретательством?
- С тех самых, как впервые помахала красивой цацкой перед завидущими глазами твоей дражайшей сестрицы, - Нэвелла ухмыльнулась и вызывающе вскинула левую бровь. – Но ты не ответил на мой вопрос.
- Это на который?
- Дай-ка вспомнить… Ах, да – до всех этих захватывающих инсинуаций, я кажется поинтересовалась «какого демона ты припёрся в мой сон»? – к величайшему удивлению Нэвеллы Шут нахмурился и не ответил сразу же. Она ожидала колкого продолжения пикировки, а он всё молчал и молчал. Наконец, он взял её за локоть и улыбнулся. Нэвелла насторожилась. Она подумала, что нельзя моргать, ни в коем случае нельзя моргать и тут же моргнула и почувствовала ветер на своём лице. Тогда она открыла глаза и увидела, что они стоят на поверхности океана, которая стала твёрдой и упругой, словно очень плотный тюфяк.
- Ну, ты и урод! – прошипела Нэвелла. – У меня там восемь человек зависли внизу, между прочим.
- О, они прекрасно справляются и без тебя. Или ты собиралась подглядывать? – в голосе Дерека было столько снисходительности, что ей захотелось выцарапать ему глаза в буквальном смысле слова. Она стояла и представляла, как вырывает веки и поддевает ногтями его глазные яблоки.
- Кстати отличные фантомы, - произнёс Шут примирительно, выждав паузу. – Но мне очень нужно было с тобой поговорить. Серьезно. Нэвелла мысленно вырвала его язык.
- А мне серьёзно нужно сделать с тобой что-нибудь ужасное или я взорвусь, - произнесла она в ответ, гордо вскинув подбородок. – Если тебе, такому великому, - Нэвелла указала рукой на поверхность воды, которая больше не повиновалась ей внутри ей собственного сна, - что-то от меня нужно, на тему вторжения в тот сон, на котором ты зациклился, то ты не подумал, что влезать в мой – это не лучший фон для разговора? А? В твою тупую башку это не приходило?
- Нэвелла!
- Дерек! – передразнила она.
- Мне действительно нужно с тобой поговорить. Я же сказал – это серьезно!
- Да, ну конечно – у тебя всегда все серьезно, а у меня всегда всё в шутку! – её глаза метали молнии, а тихий ровный голос нёс в себе больше ярости и сарказма, чем любой крик. Шут закатил глаза и рассмеялся:
- Ну, вообще-то - да. Ты только что попала в самую суть. И, кстати, можешь взорваться – может быть, после этого ты придешь в норму, и нам удастся поговорить?
- Я и так в норме, - выдавила Нэвелла, складывая руки на груди. – Валяй, выкладывай - с чем явился.
- Мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу, и раз в жизни поступила правильно, - произнёс Шут торжественно и немного скованно. Было видно, что роль просителя даётся ему с трудом.
- И это, разумеется, означает, нечто неприятное? Какую-то жертву с моей стороны? – она больше утверждала, чем спрашивала.
- Это насчёт Айзека…
- А что с ним?
- Думаю, что скорее всё это будет жертвой с его стороны.
- Вот это уже интересно… - Нэвелла ухмыльнулась и вытащила из воздуха удобный стул с высокой спинкой. Она поклонилась и жестом предложила Шуту присесть. Он улыбнулся и вернул её жест. Нэвелла медленно опустилась, не спуская с него глаз, и обнаружила под собой мягкое кресло, больше похожее взаимосвязанную кучу оранжевых и тёмно-синих подушек.
- Лилард и Роан хотят, чтобы он отправился в странствия в это Равноденствие.
- Да, я в курсе, - кивнула Нэвелла. Согласно столетней традиции, каждый сновидец обязан был провести, как минимум, год вне стен Великого Магистериума, чтобы считаться достигшим зрелости.
- И ещё я знаю, что он хочет попросить тебя сопровождать его. Согласно ещё одной, гораздо более древней традиции, любой отправляющийся в странствия ученик мог назвать любого своим сопровождающим, второго компаньона ему назначал Великий Магистр.
- Уверен, что не перепутал меня с лосём семнадцати лет от роду, здоровый такой, рэгланов любит?
- Уверен… - тихо произнёс Шут, щурясь от ярких бликов, которыми прикидывались солнечные лучи на поверхности воды. – Брюн женится, какая-то девчонка в городе от него беременна.
Нэвелла хмыкнула:
- А они так мечтали вместе отправиться в путь, когда станут взрослыми мужчинами! И вот стали… По крайней мере, один так точно. Она покачала головой, вспоминая игры двух сорванцов, за которыми её частенько оставляли присматривать, все их мечты и планы – она до сих пор хранила карту Обитаемого Мира, которую Брюн с Айзеком коряво перерисовали из какого-то древнего фолианта, когда им было лет по восемь. Как они были разочарованы, когда узнали, что карта времен Империи уже много столетий не соответствует действительности! И на ней не было Залива Рэгланов, а какие же приключения без посещения этого места?! Теперь Айзеку придётся пройти этот путь одному потому что, кто бы не отправился с ним – это будет не Брюн. Нэвелле даже стало немного грустно. Как будто вместе со стремительно завершающимся детством этих двух мальчишек, заканчивалось и её слишком затянувшееся детство.
- Почему бы нам тогда не отправиться втроём? – предложила Нэвелла, стараясь отвлечься от внезапного приступа ностальгии. – Ты, я и Айзек - будешь о нас обоих заботится! Обещаю хорошо себя вести…иногда, – она встала, взяла Шута за руку и приземлилась рядом с ним на второй выхваченный из воздуха стул: - Как тебе такой план?
Дерек улыбнулся и обнял её за плечи, но одновременно его глаза стали еще более серьёзными: - План терпимый, особенно, если мы все будем хорошо себя вести хотя бы по очереди, но это вряд ли выполнимо.
- Что именно невыполнимо? Хорошо себя вести? – фыркнула она: - Попроси моего отца назначить тебя сопровождать Айзека, и решим дело! Ты конечно – птица несколько высоковатого полёта, чтобы подвизаться в роли няньки, но я не верю, что тебе откажут! – Нэвелле слишком нравилась её идея, чтобы легко от неё отказываться.
- Мне откажут, поверь мне, - ответил Шут грустно. – Великому Магистру и Мастеру Иллюзий - он произнёс звания Роана и Лилларда, точно ругательства – известно, что я намерен покинуть Великий Магистериум и отправиться на поиски человека, который проник с тот сон смерти.
- Считаешь, что это кто-то извне? – Нэвелла чувствовала себя ошарашенной – слишком много сюрпризов преподносил этот разговор.
- Ты сама первая это предположила, помнишь?
- Я?!
- Да: «А тебе не приходило в головы, что вас мог поиметь кто-то из простых смертных?» - разве не это ты сказала, когда я тем утром пришёл допрашивать Айзека?
- Мало ли, что я сказала? И вообще, с каких пор ты вдруг стал воспринимать всерьёз бред, который я несу?! Сам же говоришь, что у меня вечно всё в шутку…
- Угу, - подтвердил Шут и покачал головой. Он отвернулся от неё, собираясь с мыслями: - Но никто в стенах Великого Магистериума не совершал этого – я уверен.
- А в городе? Дерек, здесь же кругом полно всяких разных учеников-неудачников – возьми хотя бы хозяина Таверны! – Нэвелла широким жестом обвела окружающий пейзаж, будто надеясь, что из глубин, словно чёртики из табакерки, повыпрыгивают потенциальные подозреваемые.
- Нет, - протянул Шут. – Если бы тот, кто это сделал, переступил порог нашей обители, его бы уже не отпустили. Слишком сильные способности. Возможно, даже сильнее, чем у Айзека, которому и это – Дерек указал пальцем вниз – и любое другое море, по крайней мере, во сне по колено. Просто тебя там не было… Он растопил весь мой снег, подобрался ко мне вплотную, словно я сопливый щенок, а не Мастер, он держал меня. Я не мог вырваться, не проснувшись… И Машну-Мишна – она не справилась с ним, она просто увела спящих!
- Поэтому мой отец и Лиллард и не хотят, чтобы ты его нашёл, – догадалась Нэвелла. – У моего братца, при всём его выпендрёже, не хватит силёнок стать Великим Магистром, когда рядом есть люди вроде тебя или Сильвиры… Но Айзек… - она помотала головой и тихо невесело рассмеялась, - Ты хочешь, чтобы я присматривала за оставшимися мужчинами моего семейства, пока вы с племянником будете развлекаться? Учти – даже, если твой план и выгорит, и я уговорю мальчишку добровольно согласиться на каждодневную занозу в заднице, - с этими словами она похлопала Дерека по плечу, словно он нуждался в утешении, - вместо самой всепонимающей тети Обитаемого Мира, - тут она указала на себя обеими руками, - ты же догадываешься, я надеюсь, что вас тоже без присмотра не оставят? Кстати о присмотре, у меня там восемь потенциальных утопленников! – Нэвелла вскочила на ноги, внезапно вспомнив о своих клиентах.
- Расслабься, уж им-то сейчас как раз очень хорошо! – ухмыльнулся Шут.
***
Айзек решил напиться. Первый раз в жизни вдрызг и бесповоротно напиться. Говорят – это приносит «беспамятство» – редкое состояние для человека, который проживал все свои «беспамятства» осознанно, сколько себя помнил. Вообще-то сновидцам не полагается пить, и тем более, напиваться. Айзек не знал никого, кто бы хоть раз не нарушил этот запрет. А уж кальяны «с чем-то этаким» покуривали постоянно и практически все за исключением Бессмысленных, которые в большинстве своём уже «докурились».
Но, как оказалось, одно дело принять решение, и совсем иное – это решение выполнить. Айзек битый час прогуливался между праздничными столами, не пропуская не одного полупустого стакана и, тем не менее, не замечал каких-то особых изменений внутри себя. Он всё ещё был собой и после кислого тёмно-красного вина и после сладкого белого и после странного пойла, отдающего тараканами... А все кругом были веселы, словно полоумные шуты… И Брюн и его невеста – это коротконогая розовощекая корова, с веснушками на носу. Что он в ней нашёл? Женщины – загадочные существа, сумрачные леди, которых нужно добиваться. А Эрика? Что это за победа? Айзек обернулся и взглянул на уже жену своего друга через плечо: веснушки на месте, на голове простенький веночек из первых полевых цветов, пшеничные кудряшки, которые вспархивают при каждом движении и эти обычные, как сердцевина безоблачного неба, глаза. Как можно поменять на неё весь мир, который они собирались увидеть?
Он мог подарить ему любую женщину во сне, столь же реальном, что и этот свадебный пир с его свиными отбивными и вином, льющимся через край. Брюн не хотел этого… по правде - никогда не хотел. Сны рэгланов – да, путешествия в глубины воображения с Айзеком – всегда пожалуйста. Но плотские радости – нет. Это Брюн предпочитал иметь в реальности, особенно с тех пор, как встретил Эрику. Хотя «встретил» - это не то слово. Он знал её с детства – невеста была его кузиной – дочерью одной из таких же «бракованных», как и все остальные, дочерей Машну-Мишны. Никто из них не мог «видеть» сны, и, следовательно, никто из них не мог «заслужить» свою великую мать.
Айзеку всегда было интересно, что сделали бы с ним, если бы он оказался бракованным? Что бывает с детьми Мастеров, лишёнными способностей… Да, он точно знал, что бывает со взрослыми, но что бывает с детьми? Когда их отсылают прочь? Когда это становится точно известно, что способностей нет? Всё это безумно интересовало Айзека, но он никогда не решался спросить Адрина, опасаясь его обидеть.
Виноградные грозди – символ плодородия, обильно украшали свадебный зал. Айзеку казалось, что вообще-то, учитывая причину этого скоропалительного бракосочетания, такие украшения несколько не к месту.
- Да, я знаю. Тонкий намёк на толстые обстоятельства, - Брюн возник у него за спиной совершенно неожиданно - ещё минуту назад он, вроде как, танцевал со своей суженой.
- Не без этого, - выдавил Айзек мрачно и попытался отщипнуть виноградинку с ближайшей грозди.
- Эрика пошла освежиться. Ей стало нехорошо, - сообщил счастливый жених таким тоном, словно его друг, как минимум полчаса перед этим живо интересовался её самочувствием и местонахождением.
«Как будто беременным когда-нибудь бывает хорошо», - подумал Айзек и постарался натянуть на лицо хотя бы подобие улыбки. Сомнительно, чтобы у него получилось. Судя по тому, как быстро с лица Брюна сползла довольная ухмылка, не получилось совсем. Айзек нахмурился. Он попытался сфокусироваться и пошатнулся.
- О-у! Да ты готов! – Брюн поймал его под руки и бережно усадил на ближайшую скамью, которая немедленно просела и поехала куда-то в сторону, или Айзеку это только показалось? Подлая мебель продолжила крениться еще какое-то время, после чего стабилизировалась в каком-то странном желеобразном состоянии. Ему безумно хотелось уронить голову на руки, но стол был до отказа забит тарелками со всякой снедью, плошками, кубками, цветами, фруктами. Всё это мельтешило и множилось у Айзека перед глазами, совершенно не давая сосредоточиться и вернуться в норму. И не то, чтобы он очень хотел в неё возвращаться. Как всё забавно.
Наконец его щека коснулась прохладной поверхности скамьи. Благословенное дерево, отполированное десятками задниц, показалось ему пуховой подушкой и этот свет, этот раздражающий свет и шум, наконец-то исчезли, когда он сомкнул веки. Скамья плыла и покачивалась под ним, словно лодка, дрейфующая по спокойным не разбуженным ветрами водам.
- Айзек? – Брюн приподнял его и начал трясти. Реакции не последовало. Вместо пробуждения Айзек повис у него на руках, словно тряпичная кукла.
- Милый, с ним всё в порядке? – спросила подошедшая Эрика и коснулась кончиками пальцев влажной от пота чёлки Айзека беспорядочно налипшей ему на лоб. – Он пьян? Брюн, мать говорила мне, что сновидцам нельзя напиваться, понимаешь? Совсем нельзя!
- Да знаю я… - огрызнулся Брюн и ещё раз хорошенько потряс Айзека в надежде растормошить его. Видимой реакции не последовало. Зато Айзек почувствовал водопады – спокойное русло реки вздыбилось порогами и водоворотами, вертя и встряхивая лодку. Он вцепился в деревянные борта в надежде удержаться и руки обожгло. Вода вокруг лодки бурлила не из-за рельефа дна – она кипела, подогреваемая неведомым жаром.
Кругом простирался ад: прозрачные валуны плавились и стекали в воду, сумрачное небо заволокло паром, сквозь который едва проступали три бледных светящихся пятна солнц Обитаемого Мира. Айзек зажмурился в попытке проснуться. Он ожидал, что вынырнет из сна в свою постель, почувствует знакомую мягкость обнажённой кожей и приподнимет отяжелевшие веки. Но ничего из этого не случилось. Когда Айзек открыл глаза, кругом по-прежнему бурлил кипящий океан – берегов не стало совсем и лодку несло непонятно куда среди клубов пара, к жару которого примешивался горький привкус дыма – где-то совсем недалеко горел лес. И Айзек знал, что это – его лес, его точка входа, место, с которого он начинает все свои сны.
Клуба пара расступились, и поток внезапно вынес лодку на берег. Айзек шагнул на раскалённый песок и едва не вскрикнул от боли – жар мгновенно проник сквозь подошвы сапог и обжог ступни. Он начинал злиться. Это же просто сон, всего лишь сон! Но он бессилен, он ничего не может поделать. Не может проснуться, не может вырваться из точки входа, изменившейся почти до неузнаваемости, да просто ни черта не может! Разве что слонятся, словно несмышлёный телок по непослушному пространству забытья…
Перед ним стояли деревья: высокие стройные стволы, увенчанные изящными ветвями с кружевной листвой. Сейчас она обуглилась, и всё вокруг выглядело странно зловещим в пунцовом мареве пожара. И треск… Треск раскалывал Айзеку уши, накатывая, нарастая с каждой секундой. И сквозь треск всё явственней проступали удары – глухие и раскатистые, будто кто-то решил рубить горящий лес. Айзека передёрнуло. Внезапно холод навалился на него изнутри, обозначая еще более явственную разницу с окружающим жаром. Он поёжился и медленно побрёл вперед. Ему было страшно, но, будучи сновидцем, Айзек твёрдо знал, что к страху во сне нельзя поворачиваться спиной – наоборот ему нужно посмотреть в глаза, прежде чем схватить за горло.
Листья и ветки рассыпались в прах, стоило только ему к ним прикоснуться, но Айзек чувствовал себя уверенней с каждым шагом, от того, что знал, что ему делать. Слова наставника, многократно повторенные отцом в самых различных вариациях, крутились у него в мозгу. Страха он не боялся. Страх во сне лишь фантом, лишь призрак реального… Прах хрустел и искрился у него под ногами, стремительно поглощая весь нижний ярус леса, и алая стена огня приближалась, охватывая всё пространство от земли до неба. Айзек сжал кулаки, смахнул пот с ресниц и, порывисто вдохнув колючий, упругий воздух, бегом ринулся прямо в стену языков пламени.
Боль была нестерпимой. Но он знал: главное не поддаваться, главное сохранять целостность, это лишь сон – неуправляемый и жестокий, но лишь сон… За стеной было целое море огня – бездонное и бескрайнее. Посреди этого моря метались громадные, словно горы огненные гиганты. Они сталкивались между собой и разлетались в разные стороны, сражаясь неуклюже, но азартно. Вот один из них обрушил гигантский сияющий кулак на бесформенную голову другого. Вот три гиганта сплелись в клубок и рухнули в языки пламени, только чтобы восстать из них одним целым. Айзек коснулся щеки, пытаясь найти реальность в окружающем неподконтрольном хаосе. Он всего лишь пьян. Это не может длиться вечно…. Хотя время во сне – это время во сне. Он вздрогнул, ощутив шершавым пальцем гладкую кожу щеки. Его уши наполнил смех – смех огненных великанов, оглушительный и гулкий, словно раскаты грома. Айзек сжал голову ладонями в отчаянной попытке не слышать, абсорбировать шум так же, как он сумел абсорбировать жар, проходя сквозь огненную стену, но звук лишь нарастал. Великаны смеялись, сотрясаясь и рассыпая кругом искры пламени. Они образовали плотное кольцо вокруг Айзека, подступая всё ближе и ближе и хохоча всё громче и громче.
И тут кто-то прочно ухватил его за шиворот. Айзек почувствовал рывок и как ворот рубахи спереди впился ему в горло. Он невольно вскрикнул, вцепился в злосчастный ворот и засучил ногами в воздухе в отчаянной попытке вырваться, но хватка была железной. Жар сменился прохладой вечернего бриза, что налетает, чтобы остудить измученные людские умы и обозначить конец дня. Айзек хватанул ртом чистый воздух и огляделся, стараясь найти опору под непослушными ногами. Он стоял на крыше высокого здания. Покатая черепичная кровля окрасилась в цвета заката. Рядом с ним на корточках сидел какой-то человек. Против света Айзек сначала не рассмотрел его лица, затем он шагнул ближе, едва не навернулся с крыши, но незнакомец всё той - же твёрдой рукой удержал его и лениво поднялся.
- Осторожнее, - произнёс он с усмешкой и откинул с глаз длинную тёмно-каштановую чёлку. Он оказался совсем юнцом – не старше Айзека, но вот его глаза... Что-то в них было такое, что Айзек подумал о Шуте. Эти глаза были чуть ли не старше и мудрее, чем глубокие почти чёрные глаза Дерека. «На плечах этого человека лежит большая ответственность», - внезапно пришло Айзеку в голову.
- Кто ты? – спросил он незнакомца, выждав ещё пару секунд.
- Кто я? – незнакомец необыкновенно точно передразнил интонацию Айзека и усмехнулся. – Это ты мне скажи.
- Ты не фантом.
- Точно…
- Сновидец? Но я тебя не знаю!
- Какой ужас. Он меня не знает… - незнакомец снова передразнил Айзека, но тот не почувствовал в его словах издёвки, только иронию.
- Я по-прежнему не могу проснуться, - произнёс Айзек, стараясь звучать и выглядеть, как можно более спокойно. – И это – твой сон.
- Можно и так сказать, - согласился его собеседник и отвернулся, словно потеряв к собеседнику всякий интерес.
- Эй, парень, скажи хотя бы – как тебя называть!
Незнакомец вздрогнул, призадумался на мгновение и твёрдо ответил, уже глядя Айзеку прямо в глаза:
- Валор. Зови меня Валор.
- А я – Айзек…
- Я знаю, - кивнул Валор и пожал его протянутую руку. – Ты идёшь? – добавил он так внезапно и невпопад, что Айзек вздрогнул. Он увидел впереди винтовую лестницу, на фоне, казалось, застывшего заката. Лестница вела вниз с крыши.
- Это твоя точка входа? – спросил он, спрыгивая с последней ступеньки.
- Моя - что? – удивился его новый знакомый.
- Точка входа, попадания. Ну, место, через которое ты приходишь в сон, - пояснил Айзек. – Обычно к чужой точке нельзя приблизиться… но ты вытащил меня как раз из моей… значит, наверно, я тоже могу быть там, где ты попадаешь в сон!
Валор в ответ хмыкнул:
- И чего ещё вам нельзя? - он поманил Айзека за собой, выворачивая на оживлённую улицу.
- Нам? – удивлённо переспросил Айзек, стараясь не отставать от нового знакомого.
- Ну, да – вам там в вашем Магистериуме, - Валор скользил сквозь толпу легко, рассекая людской поток, словно стайку рыбок. – Насочиняли каких-то точек, к которым нельзя приближаться… И почему обязательно всегда попадать в сон через одно и тоже место?
- А как по-другому?! – оторопел Айзек. Валор пожал плечами:
- Ну, закрываешь глаза и оказываешься там, где задумал. Разве так не проще?
- Проще конечно, только это не возможно. Ты что надо мной издеваешься? – Айзек почувствовал, что закипает внутри. Это Валор за идиота его держит что ли?
- Послушай, но есть же правила - как попасть на территорию общего сна, как взаимодействовать с ним, как строить собственные иллюзии… Это всё равно, что дышать – сначала вдох, потом выдох – не наоборот!
- А почему не наоборот? Сначала выдох, потом вдох?
- Ну, хотя бы потому, что ребёнок, рождаясь, делает сперва вдох. До этого нет ничего! Так что не путай меня – игры в курицу и яйцо тут не получается, - Айзек и сам не заметил, как начал повторять слова своего первого наставника, слышанные в пору «почемучного» детства. Он и не думал, что до сих пор помнит эти объяснения для новичков… И надо же – всё всплыло в памяти по первому требованию…
- И как, по-твоему, ребёнок дышит в утробе? Или ты думаешь, что женщина носит в животе камень, который потом, чудесным образом, оживает? – Айзеку показалось, что Валор пристально, наблюдавший за его реакцией может видеть его мысли сквозь череп, и он постарался придать лицу безучастное выражение, будто их разговор совсем ничего не значил.
Валор вскинул руку ладонью вверх и Айзек увидел, как сквозь кожу пророс цветок. Сначала только тёмно-зелёный бутон на неровном, узловатом стебле, затем он набух, созрел и раскрылся за несколько секунд, вместо нескольких дней. Причудливые, полупрозрачные лепестки, цвета вязкой венозной крови, пронизанные пульсирующими сиреневыми прожилками, распались, открывая изысканную, почти непристойную сердцевину соцветия.
- За ребёнка в утробе дышит мать. И рождается он со склеенными лёгкими. Они – словно, бутон цветка, который должен раскрыться. И вот когда он раскрывается, ребёнок делает первый вдох. Так что – это неправда, что до первого вдоха нет ничего, - Валор застыл, пристально глядя на цветок, на своей ладони, будто загипнотизированный собственной метафорой.
- Хорошо, я понял,- согласился Айзек, хотя он ничего не понял. – Но все эти захватывающие аналогии никак не объясняют, как ты смог меня вытащить, даже если попасть в мою точку входа для тебя не проблема?
Валор хмыкнул и стряхнул обратившийся в пыль цветок с ладони:
- Через коридор с дверями. Это – самый быстрый способ попасть куда угодно.
- Через коридор с дверями? Ты совсем чокнутый, да?! – в голосе Айзека крайнее изумление смешалось с восхищением безрассудной смелостью нового знакомца. Каждому ученику Великого Магистериума, достигшему высшей ступени, показывали это место - бесконечно-длинный, узкий коридор, с низким потолком из необработанного камня и стенами, сплошь состоящими из разнокалиберных дверей.
Учеников заводили в коридор по одному. Один из мастеров стоял и держал дверь, через которую они заходили, а другой сопровождал ученика мимо бесконечного ряда – некоторые двери были распахнуты настежь, некоторые просто не заперты, способа открыть иные не знал никто. И не то, чтобы кто-то хотел его знать… В теории считалось, что через двери этого коридора можно мгновенно попасть куда угодно – в любое «место», в любой «слой» общего сна.
«В том числе и в чужую точку входа…» - подумал Айзек. Он усмехнулся и взглянул на Валора, пытаясь понять, о чём тот думает:
- Из уверенности, с которой ты говоришь о коридоре, я делаю вывод, что это не первый раз, когда ты там был?
- Нет, не первый. Но ты ведь не это хочешь знать, да? – Валор внезапно занервничал. Он больше не читал мысли внутри головы Айзека, он смотрел куда-то ему за спину, и на его лице возникло странное выражение – словно он заметил какое-то препятствие, летя на огромной скорости, и судорожно соображал, как бы избежать неминуемого столкновения.
- Ты прав. Я хочу знать, как ты это делаешь… – медленно отчеканил Айзек.
- Послушай… У меня сейчас нет времени на объяснения, вернее у тебя нет времени их слушать, - Валор схватил Айзека за локоть и потянул за собой в самую гущу толпы. От его насмешливого спокойствия не осталось и следа. Но вдруг он остановился, так внезапно, что Айзек едва не врезался ему в спину:
- Возьми вот это, - Валор пошарил в кармане и вложил в ладонь Айзека маленький ржавый ключ. И тут Айзек заметил краем глаза человека-фантома, который настойчиво продирался сквозь толпу по направлению к ним. В следующую секунду он увидел, что человек что-то несёт в руке. И еще через мгновенье, раньше, чем Айзек успел попятиться или хотя бы понять, что происходит, фантом опрокинул ему на голову ведро с холодной водой.
- Приятель, ты в порядке? – голос Брюна долетел до него, словно с другого конца Обитаемого Мира.
- Тьфу, да я… - Айзек уселся на пол, отплевываясь. Его мутило и в голове творилось что-то несусветное. Он решил не думать о том, что произошло, по крайней мере, пока башка не прояснится. – И долго я был в отключке?
- Не-е. Не долго. Только пока я не нашёл подходящую лохань, чтобы тебя макнуть, - Брюн усмехнулся и жестом указал на ёмкость с водой, к стенке которой прислонился Айзек. – Искал я энергично. Не хотелось, знаешь ли, провести с тобой всю свою первую брачную ночь…
Айзек в ответ только скорчил презрительно-брезгливую рожицу и начала вытираться. Часть рубахи спереди казалась достаточно сухой для этого. Вдруг он нащупал что-то твёрдое – какой-то предмет висел у него на шее на цепочке. Сердце Айзека лихорадочно забилось. Он знал, что это еще до того, как крепко сжал пальцы. Это был ключ.
***
Шут устало поймал себя на мысли, что в предрассветном полумраке опустевший Зал Совета кажется меньше, чем он есть на самом деле. И все разговоры, происходящие в нём, тоже как-то теряют в размере и значении. Он посмотрел на собственные чуть дрожащие руки, пытаясь вернуть в них нить реальности. Плоские квадратные ногти, чуть шершавые пальцы – сколько всего эти руки могли бы сотворить в реальности, если бы его мозг оказался не способным творить иллюзии…
- Ты действительно уверен, что это необходимо? – в голосе Верники отчётливо проскользнули нотки истерики. Но Шут почувствовал лишь новый прилив усталости. Как хорошо, что сестрица обращается ни к нему. Объясняться с ней сейчас было бы выше его сил. Пусть Лиллард отдувается, ради разнообразия.
- Он признал свою вину. Необходимость полного наказания очевидна, - зять был непробиваем, как всегда. Что может по-настоящему задеть этого человека? Какая тварь действительно способна забраться ему под кожу? Шут не первый раз уже задавался подобными вопросами и не находил на них ответа. Верника выбежала из комнаты, закрыв лицо руками. Её муж оглянулся, поймал взгляд Шута и последовал за ней, поджав губы и всем своим видом демонстрируя, какое великое одолжение он всем делает. Но Дерек почему-то совсем не почувствовал себя обязанным.
- Логики у моего братца ни на грош, - шепнула ему на ухо спустившаяся с галереи Нэвелла. – Раз признался, наказание наоборот должны скостить, разве нет?
- Ты просто очень любишь этого наглого мальчишку, - ответил Шут, привычно поддразнивая её. – И вечно ищешь ему оправдания.
- Согласна. Люблю и ищу, - хмыкнула Нэвелла и уселась рядом с ним. - Ты совсем прозрачный, - констатировала она даже без обычной издёвки, но тут же спохватилась: – Шёл бы лучше спать. Делать за моего братца грязную работу – занятие весьма утомительное.
Он, и ещё добрая половина сновидцев Великого Магистериума, потратили эту ночь, выслеживая и отлавливая хохочущих огненных великанов, которые, вырвавшись из сознания Айзека, наводнили территорию общего сна.
- Благодарю покорнейше, - ответил Шут. – Но думаю на сегодня я выспался по самое не балуйся…
- Я имела в виду без снов… У меня есть кое-что для этого… Никто не узнает.
- Да, но я сам буду знать.
- О, боги! Твои принципы до ручки меня доведут! А тебя самого до могилы…
- Тоже самое можно симметрично сказать о твоих чудесных жизненных принципах, вернее об их отсутствии, разве нет? На этот выпад Нэвелла лишь фыркнула.
- Хотя.. намеренное отсутствие принципов – есть принцип сам по…
- Скажешь, когда надоесть упражняться в риторике, хорошо? – перебила она, но в интонации вновь не хватало привычной насмешки. Дерек кивнул и усмехнулся.
- Хорошо. Расскажи мне лучше то, чего я ещё не знаю.
- Э-м-м… Начать от сотворения Обитаемого Мира или с эпохи заката Империи? Прости, конечно, но ты, кажется, кардинально переоцениваешь мои наставнические способности.
- Демоны тебя разбери! Я имею в виду про Айзека! Сотворение мира и всё остальное можешь засунуть себе, знаешь куда! – её глаза угрожающе сузились, но в голосе отчётливо прозвучало беспокойство.
- Да в порядке он, только потерянный немного. Набедокурил – сознался. Принял наказание с честью. Сейчас, наверняка, мучается похмельем в каменном мешке. Его посадили на хлеб и воду, может оно сейчас и к лучшему в его-то состоянии!
- И всё? Вот так просто? – не отставала Нэвелла.
- В принципе, да… - пожал плечами Шут.
- Он ничего не сказал тебе? Не пытался объясниться? – она, наконец, отпустила его локоть и откинулась назад на спинку кресла. В окнах забрезжил красноватый рассвет, и стены Зала покрылись тёмными подтеками теней. Нэвелла подобрала ноги под себя и теперь сидела в кресле, нахохлившись, словно мокрый воробей. Шут улыбнулся и тронул её плечо:
- Он вырос, Нэвелла. И уже не так легко выдает, что у него на уме. По этому я и заподозрил его тогда… Сейчас он просто думает о чём-то своём, как все взрослые люди. Она хмыкнула, явно припомнив что-то, то ли про Айзека, то ли про себя в его возрасте. Шут не стал расспрашивать:
- Единственное, что он поинтересовался, не знаю ли я кого-нибудь по имени Валор…
- На языке Империи это означает «доблесть или смелость», - прокомментировала Нэвелла без какой-либо определённой интонации в голосе. Дерек кивнул.
- И ещё, говорят, это очень распространённое имя в Заливе Рэгланов. Как минимум, половину тамошних мужчин так зовут, - добавила она так же безучастно через мгновенье и, затем, словно очнувшись: - Надеюсь, ты понимаешь, что теперь мне будет сложновато обсудить с ним твой гениальный план? Я имею в виду, что его продержат в изоляции до самого Праздника.
Шут снова кивнул:
- Мы что-нибудь придумаем.
- Что-нибудь, что будет подпадать и под твои незыблемые и под мои весьма эластичные принципы?
- Безусловно, - ответил он с усмешкой.