Кусочки вулканической смолы до того нагрелись на подоконнике, что их стало трудно брать руками. Нэвелла сжала один из них в кулаке, преодолевая инстинктивный импульс избавить кожу от прикосновения горячего предмета. И скоро камешек остыл и перестал жечь. Если она возьмёт руку матери, развернёт её ладонью вверх и положит туда чёрный блестящий осколок, та, в лучшем случае, вздрогнет. Какой-то более сложной реакции на внешние раздражители от неё уже много лет не удавалось добиться.
Мареска покорно просыпалась, давала умыть и одеть себя, столь же покорно жевала, когда её кормили, пила, когда совали в рот соломинку, и не ходила под себя, если её вовремя отводили куда следует. Нэвелла улыбнулась и легонько погладила её по руке.
Рука у Марески была тонкая, кожа - гладкая, словно высушенный бархат. Казалось, что мышц под этой кожей нет совсем – только кости. Великая Выскочка истончалась и иссыхала все эти годы пребывания в тюрьме собственного сознания.
читать дальше Нэвелла порывисто обняла её и звонко чмокнула в седоватую копну растрёпанных волос. Затем она сгребла с подоконника камушки и ссыпала их обратно в потёртый кожаный мешочек. Дюжина чёрных игральных костей присоединилась к дюжине белых на дне мешка. Чёрные - неровные, с ломаными краями осколки вулканической породы. Белые - округлые, искрящиеся… Из таких сложена Лунная башня, куда ей предстояло вернуться.
Шут не высказал этого прямо, возможно, он даже и не подумал об этом. Но и особого выбора своим собственным выбором он ей не оставил. Всю свою сознательную жизнь Нэвелла стремилась вырваться оттуда. Удрать прочь от молочно-сахарных стен и обтекаемых комнат. Там был отец, заботливый, но не принимающий всерьёз, там был комфорт привилегированного, но всегда зависимого положения.
Дочь Великого Магистра – не титул, не должность, не звание… Статус. Вернее его половина – целиком это звучало так: дочь Великого Магистра и Величайшей из Выскочек. Знатоки по-прежнему спорили, была ли Мареска Величайшей Выскочкой вообще, или лишь Величайшей из ныне живущих, но Нэвеллу не сильно занимали эти тонкости. Мать научила её всему, что она умела, и этих навыков было бы достаточно, чтобы стать Мастером, но она не захотела.
Поначалу, когда её мать только оказалась в Зале Бессмысленных, вся обстановка этого места угнетала Нэвеллу невероятно. Что-то было такое щемяще-безнадёжное в самих стенах, вдоль которых выстроились ряды кроватей под навесами. Ничего своего ни у кого из Бессмысленных не было, да и зачем оно им? Но по внешнему виду каждой кровати можно было сразу понять, о ком заботятся родственники, а кто остался один, и кто здесь недавно, а кто уже не первый год как отказывается возвращаться в пыльную реальность.
Когда беременная Мареска пришла к воротам Великого Магистериума, у неё тоже не было ничего своего, кроме ребёнка в животе и этих старых игральных костей. Она так и не рассказала дочери, с какого конца Обитаемого Мира было принесено всё это богатство. Всё повторяла: «Когда вырастешь»…
Нэвелла тихо и привычно попрощалась со смотрительницей Зала, который хоть и не перестал угнетать её, но сделался привычным местом размышлений и воспоминаний.
Сам затхлый, с чуть заметной примесью мочи, запах этого места, мешал мыслям скакать с предмета на предмет. Ощущение неизбывной близости безумия обостряло интуицию. Здесь гораздо легче, чем где бы то ни было ещё, ей давалось принятие решений. В мысленном монологе с матерью она была не только вынуждена, нет, она остро чувствовала необходимость быть честной с самой собой.
Выйдя в коридор, Нэвелла машинально сунула мешочек с костями в карман широких холщовых штанов, и он легонько постукивал её по бедру на каждой ступеньке длинной лестницы. В гостиной никого не оказалось, и она выдохнула с облегчением. Готовься - не готовься, а всё-таки легче, когда хотя бы части неизбежного удаётся избежать!
Проскользнув в свою комнату, она стала скидывать вещи в одну огромную кучу на кровати. Одежда, в основном удобная и непритязательная, летела на покрывало вперемешку с книгами и умывальными принадлежностями. Наконец, на дне тяжёлого старинного сундука, который служил вместилищем всего её нехитрого скарба, показалась шкатулка с драгоценностями. Невелла наклонилась и вытащила её на свет.
Она рассеянно опустилась на кровать, и тяжёлая прямоугольная коробка, вырезанная из цельного куска драгоценного, твёрдого, словно камень, тёмно-шоколадного дерева, которое привозили с другого края Обитаемого Мира, послушно легка ей на колени. Вот они – все её «трофеи». В основном, конечно, «подарки» клиентов, но, помимо них, и несколько вещиц, отошедших ей в наследство от матери. Большая часть драгоценностей Марески, правда, досталась Вернике… Но большая не значит лучшая! Нэвелла подумала немного и переложила драгоценности матери в коробку со своей косметикой поверх баночек и склянок – это она возьмет с собой. А вот остальное – то, что она «заработала» за годы службы в Таверне Видений…
Нэвелла хмыкнула и ещё раз дотронулась до крупного рубина в центре замысловатой брошки, потом до округлых боков жемчужин тяжёлого ожерелья. Трофеи льнули к её рукам, словно умоляя не отпускать, но она не поддалась искушению и захлопнула крышку шкатулки.
Несмотря на то, что все эти годы она отчаянно старалась не обрастать всяческим барахлом, когда она связала концы покрывала между собой, узел с её вещами получился ещё каким увесистым. Нэвелла попыталась взвалить его себе на плечи, но по инерции её повело в сторону вместе с ношей. Она выругалась и потащила узел волоком по полу, по пути считая все пороги и задевая углы.
В гостиной её ожидала Верника. Точнее, она сидела там, повернувшись спиной к окну и нервно вонзив ногти в потёртые кожаные подлокотники дивана. Последнее время она постоянно была какая-то нервная: то сидела вот так, уставившись в пустоту, то рыдала ни с того, ни с сего.
- Что ты делаешь?! – воскликнула Верника, увидев сестру мужа с огромным бесформенным тюком наперевес.
- А как ты думаешь? Исполняю твою заветную мечту, естественно! – сквозь зубы процедила Нэвелла и с трудом перевалила узел с вещами через порог, который отделял коридор от гостиной. «Ну, вот сейчас, давай же – сцепимся в последний раз»! – вертелось у Нэвеллы в голове. Но привычные едкости застыли где-то между переносицей и языком, и она только и смогла, что вскинуть подбородок и ухмыльнуться.
Верника отпустила подлокотники и, скруглив костлявую спину, облокотилась на мягкую, бугристую спинку дивана.
«Мужчины и время иссушают женщин. Да, именно в таком порядке», - так говаривала её мать, или это просто ещё одна случайно всплывшая строчка из обширного поэтического наследия Вольмира-странника? Нэвелла не могла вспомнить.
- Что мне передать твоему брату? – тем временем спросила Верника чуть слышно.
- Скажи Лилларду, что я вернулась к отцу, - ответила Нэвелла, взвешивая каждое слово. Пока она этого не сказала, ей немного казалось, что всё не по-настоящему, что всё это – игра. Как всегда. Как обычно.
- Хотя, наверное, не стоит – скорее всего, я увижу его прежде тебя, - добавила она медленно, не переставая тащить свой груз за собой.
Её невестка лишь кивнула и, как Нэвелле показалось, безразлично, смежила веки. Нэвелла хотела сказать ей что-то в ответ, ведь что-то же нужно сказать? Но она ничего не смогла придумать и, лишь устало пожав плечами, наконец, вытащила, свой многострадальный скарб прочь из гостиной в один из прохладных коридоров Великого Магистериума.
Усталость – вот, что она чувствовала, покидая дом брата. У неё недоставало сил даже обернуться и ещё раз взглянуть на дверь, в которую она столько раз проскальзывала, ожидая найти покой. Дом Лилларда был её домом. Странное дело, как это так получалоь, что всё, что у них с братом было, каким-то образом оказывалось общим? Его присутствие никогда не бывало для неё грузом. И никогда не было вызовом… Как-то в разговоре, Шут назвал свою сестру «мумифицированной», и это больно укололо Нэвеллу. Сестёр так не называют. Тогда она высмеяла и уколола его словом в ответ, а теперь она шла прочь от спокойствия и уверенности в завтрашнем дне, таща за собой груз, состоящий лишь из холщовых штанов и дурацких воспоминаний.
Когда-то давно у Айзека были маленькие пальчики и, он совал их куда ни попадя. Он хватал её за распущенные волосы, и он хватал её за яркие блестящие серёжки под ними. И она смеялась. Не хихикала, а именно смеялась, заливалась бесконечным, непокорным смехом. И почему она вспоминает об этом сейчас? Кто скажет?
Нэвелла прислонилась щекой к шершавой стене казавшегося бесконечным коридора. Ещё один тугой, упрямый поворот и она угодит прямо в малоосвещённую пасть чёрной лестницы Лунной Башни…
Внезапно у неё перехватило дыхание, словно кто-то сжал холодные пальцы на её горле. Но это длилось лишь мгновение. И через секунду она пришла в норму и снова почувствовала и своё тело, и поверхность стены, и щёкотку кошачьих усов где-то у себя под коленом. И мешочек с игральными костями всё ещё отягощал её карман. Она и забыла о нём!
Наклонившись в полумраке, Нэвелла потрепала кота за ухом. Ухо было изломанное – порванное в драке и зажившее, ссохшееся кусками и все равно нежное и бархатистое на поверхности. Кошак вздрогнул от её прикосновения и ещё ловчее обвил её ноги своим вибрирующим телом. Невэлла улыбнулась. Это был его, Шута, кот. Каким-то шестым чувством она знала это. «Потрепанное, мордатое чудовище» без роду и даже без имени – казалось, она могла прощупать пальцами каждую косточку под его шкуркой, так же, как она могла слышать и чувствовать его хозяина даже на том расстоянии, на котором он сейчас находился.
Кроме лестницы существовал и другой способ добраться до покоев Великого Магистра Роана: как и во всех высоких зданиях имперской постройки в Лунной Башне был лифт. Его древний, механизм всегда завораживал Нэвеллу, как и все вещи, сделанные в те времена. Они возникали в её жизни то тут, то там, напоминая о том, что история Империи – это не сказка или, по крайней мере, не совсем сказка. Что однажды, тысячи лет назад, Канна-полководица подняла на щит семь великих королевств древности и сделала своего отца – Фильяра первым императором. И все их потомки, все эти императоры и императрицы со своими свитами и слугами, все эти мудрецы, художники и ремесленники, которые были на сто голов выше, чем все, кто брались думать и творить после них, действительно когда-то существовали. Они просыпались по утрам, наблюдали закаты и восходы солнечных братьев, они на самом деле жили…
В детстве она, частенько спускалась туда вниз - в шахту лифта. Подъёмный механизм, защищённый древней мудростью от ежевесенних разливов капризного Карна, состоял из множества колёсиков и цепей, соединённых между собой в хрупком динамическом равновесии. И он не выглядел старым. Но, в тоже время, не казался сверкающе новым, скорее вечным. И юная Нэвелла не могла не задаваться вопросом - где тут заканчивается искусство, и начинается волшебство? Но через шахту в сам лифт не попадёшь. Для этого надо пройти сквозь огромный, размером с небольшую площадь, пронизанный светом главный зал Великого Магистериума. В этот час он, должно быть, полон людей… И Нэвелла ни за что не явится туда вспотевшая, в мятой одежде и с огромным потрёпанным узлом, сделанным из завязанного за углы покрывала. Она славилась своим чудачеством на всю Обитель и город за её пределами, но эксцентричность – это сильная сторона, когда она сочетается с таинственностью, а не маскирует неловкость и нелепость. Поэтому Нэвелла убрала со лба влажные пряди волос, шикнула на обнаглевшего кота, который вздумал поиграть с её штаниной, и уверенно взвалила узел со своим скарбом на первую из бесконечного числа высоких ступеней винтовой лестницы, которая душила внутренности Лунной Башни, словно гигантская змея.
Лестница плавно изгибалась под её ногами, уводя всё выше и выше. Вместе с тем, с каждой ступенью её ноша становилась всё тяжелее и тяжелее. Свет, проникавший сквозь высокие стройные окна то тут, то там, выхватывал пятна замурованных дверей на противоположной стене. Когда-то за ними располагались покои Магистров других, уже не существующих гильдий. После того, как остались только сновидцы, проходы в эти комнаты просто заложили камнем. Более новая и грубая по сравнению с первоначальной кладка с лёгкостью выдавала эти места.
С трудом добравшись до вершины, Нэвелла рухнула на последнюю ступеньку совершенно без сил. Бесконечная винтовая лестница заканчивалась небольшой овальной площадкой с двумя проходами: один вёл в покои Великого Магистра Роана, а другой уводил к ещё одной, совсем узенькой, лестнице на крышу, где когда-то располагалась древняя обсерватория. Теперь от неё остались только камни, испещрённые затейливыми рисунками, с которых облупилась вся краска. Лишь борозды, да камни, да ветер, который сотни лет стремился их стереть. Ещё выше были только часы – две прозрачные, совещающиеся воронки с песком – символ вечности и неизбывности иллюзий.
Кот, сопроводивший её до верха и теперь принявшийся выпрашивать заслуженную ласку, внезапно навострил уши. Послышался шорох чьих-то юбок. Нэвелла вздрогнула и обернулась
- Прими мои приветствия, - произнесла вошедшая Сильвира с таким достоинством и спокойствием, словно они столкнулись посреди званого приёма, а не на пыльной чёрной лестнице, где их обеих, по идее, вообще не должно было быть.
- Сильвира? Эм – м, мои приветствия, - Нэвелла никогда не умела вести светскую беседу. Она едва не выпалила: «Что ты тут делаешь?»
- Я прогуливалась по обсерватории, - тем временем продолжила Сильвира, кутая изящные плечи в тонкую шаль, и добавила:
– В это время года там не слишком ветрено.
Она, как и Нэвелла, несмотря на возраст, гордо носила причёску незамужней девушки – длинные распущенные волосы и, как и Нэвелла, всегда держалась сама по себе. И сейчас они обе чувствовали себя одинаково – словно пара жуликов, случайно повстречавшаяся в тёмном переулке с награбленным добром.
- А мы тут с котом… - Нэвелла замялась, не имея представления, как же выйти из этой ситуации.
- В таком случае, я оставляю вас с котом, - Сильвира поклонилась с лёгкой полуулыбкой и начала спускаться вниз по лестнице.
***
«Калека, сирота и шлюха – шикарная мы команда!» - заявила Сабия этим утром. И Валор был уверен, что эти две дуры специально выбрали самый жаркий день в году, чтобы втянуть его в своё идиотское мероприятие! Как будто ему больше нечем заняться! Его ждали составы, которые следовало приготовить, порошки, которые следовало перетереть, рецепты зелий, которые следовало переписать набело, ингредиенты которые следовало пересчитать… И ещё куча всяких других дел! К тому же, к его обычному списку обязанностей в последние дни добавилась подготовка к этой треклятой свадьбе – по желанию старого аптекаря, у которого Валор состоял учеником, он отвечал за фейерверки. Но вместо всего этого он последовал за своей сестрой и её рыжей подругой. И вот, он полдня жарится на солнце посреди Залива!
Внезапно лодка под ним сильно качнулась, и Валор инстинктивно схватился за борта. Инту вынырнула справа от лодки, попутно осыпав его градом мелких, словно крупа, брызг. Она взмыла высоко в небо, и тут же в стремительно уменьшающейся тени её крыльев на поверхности воды показались мокрые макушки Сабии и Кайи. Валор наклонился через борт и по очереди втащил их, запыхавшихся и отплёвывающихся, в лодку.
Его сестра стащила с головы плавательные очки и рухнула на дно между двумя скамьями, закрыв лицо руками, а Кайя прислонилась спиной к стенке лодки и начала выжимать тяжелые спутанные космы. Валор подглядывал исподтишка, как её грудь, облепленная промокшей рубашкой, поднималась и опускалась всё медленней по мере того, как успокаивалось её дыхание. Он достал из сумки кожаный бурдюк с пресной водой и отдал ей. Кайя сделала несколько жадных глотков и сунула горлышко бурдюка в протянутую руку приподнявшейся Сабии.
- Ну что, вы нашли сокровищницу? – спросил Валор, когда девушки утолили жажду. – А то я не могу торчать тут целыми днями. У меня, знаете ли, есть и другие занятия!
- Почти нашли, - отозвалась его сестра неохотно. – Проблема в том, что там, на глубине темно, как у демона в заднице!
- Именно у демона? – вставила Кайя со смешком. – Я почему-то думала, что все задницы освещаются примерно одинаково?!
Сабия только фыркнула и пожала плечами.
- В любой - не в любой, но в темноте мы там до следующего новолуния будем тыкаться, как слепые котята и ни фига не найдём!
- Что правда, то правда… - нехотя согласилась её подруга.
- Сейчас-то у меня есть время, заниматься этими поисками, - голос Сабии звучал как-то странно. Её брат не мог понять, что было не так?
– Хозяйка даёт лучшим девочкам отдохнуть перед сезоном. Но как только придут хлебные времена, я буду слишком занята!
- Я знаю, - произнесла Кайя чуть слышно, стараясь не смотреть в сторону Валора, для которого «ремесло» его сестры продолжало оставаться весьма болезненной темой.
- Хлебные времена… - протянула Сабия. – В город набьются мужчинки со всех концов Обитаемого Мира. И все с деньгами, ну или с намерением поживиться содержимым чужих кошельков… - её голос звучал жёстко, даже кровожадно но, вместе с тем, почти мечтательно.
Валор напрягся. Он налёг вёсла так рьяно, словно стремился взбить всю воду в Заливе в тугую пену.
Сабия вытащила баночку с кремом и начала наносить на лицо и шею густую беловатую массу.
- Почти закончился, - констатировал она, завинчивая крышку обратно. – Мне понадобится ещё.
Валор не отреагировал, и она продолжила:
- Солёная вода и солнце в таком количестве – не самые лучшие вещи для кожи, а мне нужно быть красивой и мягкой в самых разных местах!
- Тебе не кажется, что есть подробности, без которых я, скажем так, могу и обойтись?! – не выдержал Валор.
- Да это я так, - не унималась Сабия. – Напоминаю. Просто, чтобы тебе было о чём подумать, когда ты там будешь занят своими важными делами.
Валор ничего не ответил ей и лишь сильнее налёг на вёсла. Кайя всё время молчала, а берег приближался стремительно, и скоро они пристали к маленькому причалу, который ютился у полуразрушенной стены дамбы, чуть в стороне от основного порта Мелеи, практически пустого в это время года. Скоро сюда устремятся купцы - покупатели специфического живого товара, который им могли предложить только здесь в нищем, выжженном раскалёнными ухмылками солнечных братьев, углу Обитаемого Мира.
Сабия ловко спрыгнула на пирс и, бросив прохладное: «Увидимся», устремилась в сторону Квартала Развлечений, ни разу не обернувшись. Валор куда менее изящно последовал её примеру. Треклятая нога затекла от долгого сидения в одном положении и слушалась ещё хуже, чем обычно. Он скривился, но тут же вспомнил о присутствии всё ещё молчаливой Кайи и нашёл в себе силы улыбнуться. В ответ на её лице тоже появилось некое подобие улыбки, такой усталой улыбки, скорее по привычке.
- Может, всё-таки отдашь мне вёсла? – спросила она, наклонив голову к левому плечу, которое немедленно утонуло в золотистых нитях.
Кайя так редко распускала свои потрясающие волосы, и Валор любил эти моменты. Ещё больше он любил, когда она забывала о своих заботах, но сейчас момент был явно не тот.
- Ты уверена, что доберёшься нормально? – он послушно передал ей весла и взялся за край лодки, намереваясь оттолкнуть её от пирса.
- Ну, я, конечно, не смогу грести с такой бешеной скоростью, как ты, но думаю, как-нибудь справлюсь. В худшем случае, Инту придёт на помощь. Не волнуйся! – и она снова улыбнулась ему, но всё так же отстранённо. Валор насторожился:
- Что ты задумала? – спросил он, не выпуская борт лодки из своей железной хватки.
- Ничего.
- Не ври!
Кайя мгновенно вскинулась: она отбросила свою сияющую гриву назад, расправила плечи, словно кобра, готовая к прыжку. Валора всегда поражало, с какой скоростью она занимает позицию защиты нападением – один миг и всё, вместо привычной ему с детства Кайи появляется какая-то другая: жёсткая, несгибаемая, готовая на всё… И такая она привлекала его ещё больше!
- Как ты совершенно верно заметил, есть подробности, без которых ты вполне можешь и обойтись! - произнесла она, и, когда Валор отпустил лодку, снова улыбнулась.
Он брёл обратно, словно пьяный, спотыкаясь и почти не глядя перед собой. Даже его неравноценные ноги могли найти дорогу до самого дома аптекаря, в подвале которого он проводил большую часть своей никчемной жизни.
На следующее утро старикашка отослал его за травами, не забыв попенять, чтобы не пропадал полдня. Среди немногочисленных кораблей в гавани Валор легко отыскал нужный. Он расплатился со смуглым чужестранцем в высоком тюрбане, и вереница тяжело нагруженных носильщиков отправилась в сторону жилища Алесакха. В этих мешках находились травы и коренья с самых дальних концов Обитаемого Мира – редкие ингредиенты микстур и зелий, многие - ценой на вес золота.
Предполагалось, что Валор должен не только проверить качество товара в каждом мешке, но и сопроводить рабов с поклажей до места назначения, но он нашел им надсмотрщика получше. Фасо гордо вышагивал впереди процессии, слегка покачивая огромными несуразными кулачищами, которые, казалось, существовали сами по себе, отдельно от его тела, и подчинялись собственной логике рассекания толпы.
Напоследок, проводив глазами молчаливого гиганта, капитан корабля протянул Валору ещё один небольшой мешочек со странным клеймом – такого юноша еще никогда не видел. На ломаном куртуазном наречии чужеземец объяснил ему, что содержимое пакета должно быть передано хозяину лично в руки и только так! И когда Валор попытался осведомиться о цене товара, смуглый моряк лишь принялся размахивать руками, талдыча что-то о гостеприимстве благородного Алесакха и отталкивая руки Валора, словно тот протягивал ему презренные деньги…
«Ну, нет - так нет!» - подумал Валор и едва удержался, чтобы не пожать плечами, что уже было бы неуважительно. У него в кошельке, таким образом, ещё оставалось несколько монет, и он решил утаить одну для себя и ещё одну отдать Фасо, хотя тот и не просил оплаты за свою помощь.
Солнечные братья жгли нещадно, но он был всё равно рад, что может возвращаться, не торопясь и не опасаясь воров, засевших в тени в ожидании подходящей добычи – вряд ли найдутся идиоты, способные добровольно связаться с Фасо.
Мешки с травами Валор нашёл во дворе аптекарского дома беспорядочно сваленными у стены. Оставалось только надеяться на то, что не всё их бесценное содержимое превратилось в труху! Он с досады пнул ближайший куль здоровой ногой. Из-под груды мешков послышался стон, и через секунду показалась рука. К руке прилагалась волна отменного перегара. Валор поморщился и потянул руку на себя. В ответ раздался кашель и сдавленные ругательства. После чего из-под груды мешков вслед за рукой показалась голова, а затем и все остальные части Гирниса. Целого они, на скромный взгляд Валора, между собой не составляли. И, чтобы он ещё раз позволил себе усомниться, что у старины Фасо есть чувство юмора! Ещё какое чувство юмора!
- Лэрс! – прокричал Валор имя младшего ученика и, услышав, как тот отозвался издалека, тем же зычным голосом добавил: - Воды принеси!
Лэрс был туповат, толст и довольно неуклюж, но на старшего товарища он смотрел почти с благоговением и всегда точно, насколько мог, выполнял то, о чём его просили.
Пока прибежавший толстяк отдувался и рапортовал о мелких событиях, которые умудрились случиться за время его отсутствия, Валор поливал лицо Гирниса водой из фляги. Он подавил в себе мимолётное желание наступить лежащему в отключке парню ногой на лицо, сломать ему нос каблуком сапога - как раз перед свадьбой! Ну и подарочек достанется леди Нивире!
Вообще-то, внук аптекаря был весьма хорош собой, но сейчас это было совсем не заметно. Потный, с заплывшими глазами, в рубашке вымазанной дорожной пылью и блевотиной, Гирнис меньше всего напоминал себя обычного. Обычно Валор ехидно за глаза назвал его: «Его высочество»… В данный момент такое ехидство отдавало глубоким сарказмом, ибо любой бродяга в Мелее выглядел лучше, чем наследник достопочтенного господина-аптекаря Алесакха!
- Где его верный оруженосец? – спросил Валор, пытаясь поднять Гирниса на ноги. – А то я, вроде, все тюки перевернул!
- Кальтес – то? – Лэрс уже пыхтел, стремясь взвалить вторую руку что-то бессвязно бормочущего наследника себе на плечо. – Так я его не видел! Но, дело в том, что я и господина Гирниса не видел…
- Ясно, - пробормотал Валор больше себе под нос. – Видимо «их высочество» прямо так и материализовалось под кучей мешков…
Не успели они втащить Гирниса в дом и опрокинуть его всё ещё бесчувственное тело на кровать, как послышался голос аптекаря. Алесакх визгливо и, как всегда, нетерпеливо взывал к своим нерадивым ротозеям-помощникам. Валор закатил глаза, а Лэрс тихонько хохотнул в кулак, но оба покорно пошли на зов.
Так же покорно они выслушали тираду о ненадлежащем обращении с ценными материалами, всеобщей лени, ротозействе и непригодности ни к чему. Валор слушал, напевая про себя моряцкую песенку про прекрасную деву, которая заплетает у окна свои густые косы, ожидая возвращения возлюбленного из далёких краёв. Он пропел её трижды, прежде чем Алесакх унялся. Наконец, старикашка вскинул костлявые кулаки, сотряс воздух последней порцией ругательств и бессильно опал, словно выжатый своими воспитательными усилиями.
А что он мог сделать? Только увещевать… Ремесло аптекаря, несмотря на очевидную выгодность, почётным занятием в Заливе не считалось, и в ученики к нему шли крайне неохотно, да и разве что те, кому больше некуда было деться, как, например, калеке и неуклюжему дурачку… Так что, они с Лэрсом, в общем-то, были лучшим, на что старый аптекарь мог рассчитывать. Но как же неохотно он делился и с ними секретами своего дела!
- Капитан корабля просил меня, передать тебе благодарность за гостеприимство! – Валор слегка поклонился, как того требовал обычай, и вытащил из сумки свёрток, который вручил ему смуглый чужестранец.
Алесакх весь затрясся от волнения, когда разглядел загадочное клеймо на мешке.
- Мальчик мой, знаешь ли ты что это?! – воскликнул он и лихорадочно засеменил по коридору в лабораторию.
- Понятия не имею, что это такое, но как бы нашего дорогого наставника паралич не разбил от счастья! Откуда только столько прыти берётся… – пробормотал Валор и медленно двинулся вслед за аптекарем. Лэрс проворчал что-то невразумительное про «разгрести во дворе» и поплёлся в противоположном направлении.
Когда Валор вошёл в лабораторию, аптекарь уже вовсю колдовал над какой-то смесью. Старик даже вытащил свою главную ценность – потёртую старинную книгу на языке Империи и разложил её на краю стола в открытом виде, что случалось крайне редко – всего несколько раз на памяти его старшего ученика. Юноша видел азарт в его движениях. Алесакх не смешивал ингредиенты – он будто танцевал. Он водил тонким узловатым пальцем по книжным строчкам как по нотам, а Валор притих и пристально следил за каждым его движением.
- Принеси мне кювету! – внезапно скомандовал старикашка. – Вон ту, плоскую! Да побыстрее, пошевеливайся!
Валор смачно выругался про себя и двинулся в указанном направлении. Алесакх едва не вырвал у него из рук злосчастную ёмкость.
- А теперь – воды! Воды сюда быстро!
Юноша увидел, как аптекарь чуть дрожащими руками сломал печать с клеймом, развязал мешок, и взял оттуда щепотку порошка – совсем чуть-чуть, буквально на кончике ножа. Он добавил порошок в смесь, которую готовил, и тщательно перемешал её, затем стал аккуратно высыпать получившийся порошок тонкой струйкой, словно вырисовывая на дне кюветы какую-то замысловатую фигуру. Подчиняясь его нетерпеливому жесту, Валор пододвинулся ближе и увидел, что там была на самом деле не фигура, а надпись: «Ротмар». Старинными буквами имперского шрифта вывел Алесакх имя несуществующего ныне рода властителей Кавы.
Старик улыбался. Он запалил от ближайшей горелки тонкую лучину и поднёс огонь к надписи, порошок заискрил, а потом загорелся ровным синеватым пламенем по всей длине надписи. Валор невольно ахнул.
- И это ещё не всё, мой мальчик! Это ещё не всё! – воскликнул аптекарь. - Ты принёс воду?
- Да, учитель… - юноша чувствовал, что ничего не понимает.
Алесакх взглянул на его ошарашенное лицо и тихо затрясся от неровного, чуть повизгивающего смеха.
- Лей воду вот сюда! – скомандовал он, жестом подзывая ученика ещё ближе.
- Что, прямо сюда? – не удержался Валор. – Оно же потухнет!
В его голосе, помимо его воли прозвучало сожаление. Уж больно красиво мерцала сияющая надпись.
Аптекарь только снова рассмеялся и жестом повторил своё указание. Валору ничего не оставалось, как залить кювету водой. Но, к его немалому удивлению, загадочный порошок не потух, оказавшись под водой! И хотя языки пламени исчезли, надпись продолжала гореть и светиться изнутри!
В лаборатории, конечно, было посветлей, чем «у демона в заднице», однако, достаточно темно, чтобы Валор заметил, что синеватое пламя горит куда ровнее и ярче, чем обычный огонь, который полыхал в камине и нескольких горелках. Юноша перевёл взгляд с кюветы, которая продолжала сиять, на радостного аптекаря, затем на старинную книгу на краю стола и обратно. Уж он-то раздобудет рецептик! И немного этого волшебного порошка из-за края света…
Валор улыбнулся.
***
«Милосердие бывает разным», - подумал Бэйль, оглаживая взглядом обнажённую девицу, которая неприлично развалилась у него на кровати. Леди Санда из Малхаса - молоденькая, но некрасивая, она выглядела не столько привлекательно, сколько нелепо. То, что нужно. Сцена готова. Фигуры расставлены. Растрёпанная постель и чуть теплящийся камин, опрокинутый кувшин из-под вина среди раздавленных виноградин.
Он рывком натянул простыню, чтобы хоть как-то прикрыть срам юной леди, накинул капюшон куртки на голову и, мягко ступая сапогами на тонких кожаных подошвах, выскользнул из комнаты. Тщедушный и жалкий человечишка, всю жизнь прячущийся за свою незначительность и нужность. Только такой мог стать сновидцем при дворе Арделли Кваерна… Другой бы просто не выжил. Бэйль выжил. И это выживание научило его, что лучше не иметь гордости, чтобы и проглатывать было нечего, иначе точно рано или поздно подавишься.
Тени, проникавшие в замок сквозь ажурные окна, плясали по коридорам и лестницам, изменяя привычную обстановку до неузнаваемости. Но Бэйль полагался на память тела больше, чем на то, что видели его утомлённые глаза. Его ноги исходили все эти проходы достаточное количество раз, чтобы точно знать, сколько шагов от одного поворота до другого. А глаза, глаза и уши пусть следят за неожиданным, а не за привычным.
Одно из первых правил, которое преподают новичкам в Великом Магистериуме: «Не давай теням обмануть себя». Бэйль его хорошо усвоил, и во сне и наяву. Лишь один раз он едва не нарвался на усталый ночной патруль, но солдаты, рассеянные до сомнамбулизма в этот поздний час, заметили бы его разве что, если бы он шумно выпрыгнул прямо перед ними. Вместо этого, Бэйль вжался в стену у одной из арок, и солдаты благополучно прошествовали мимо, сотрясая воздух ударами своих подбитых металлом сапог о камень. Где уж им было за шорохом своих плащей уловить взволнованное дыхание одинокого сновидца?
Бэйль приблизился к переходу гостевой башни – вот здесь на его пути могут возникнуть трудности. Не просто же так лорд Арделли долгих двадцать лет ждал возможности захлопнуть мышеловку аккурат поперёк горла этой гордой мышки. Придворный сновидец на мгновенье задумался…
Он пошарил по полу, поднял маленький камешек, замахнулся хорошенько и, спрятавшись за выступом стены, запустил его в обманчивую темень длинного коридора. На другом конце послышались сдавленные ругательства – значит, он угадал, и его там ждёт засада. Бэйль озадачился: как же их выкурить оттуда? Он закрыл глаза и мысленно воспроизвёл объёмную схему Колыбели Ветров - замок, на самом деле, представлял собой не один, а целых два разветвлённых лабиринта: видимый и невидимый.
Видимый, населённый лордами, леди, людишками калибром помельче, солдатами и их личной прислугой, теми, кто непосредственно отдавал приказы и теми, кто исполнял их и невидимый, в котором обитали те, кто по-настоящему поддерживал существование и равновесие первого. Безымянные, в серых одеяниях и с такими же серыми лицами, уборщики, трубочисты, поварята, судомойки, крысоловы – целая армия незаметных, безмолвных винтиков, многие столетия поддерживавших жизнеспособность огромного каменного организма.
Вскоре после побега Сильвиры – самого тяжко переживаемого поражения, которое когда-либо потерпел её отец, было приказано истребить всех кошек, что могли нечаянно попасться Арделли Кваерну на глаза. Бессловесные хвостатые твари пострадали за то, какую торжественную встречу, они учинили Дереку, когда он впервые появился у ворот Колыбели. На протяжении нескольких лет славный лорд платил серебром за каждого убиенного участника «кошачьего триумфа», которого ему приносили. Тех кошек, которые попадались живыми, просто засовывали в мешки и топили в озере. К тому моменту, когда Бэйль стал придворным сновидцем дома Кваернов, на территории Колыбели Ветров не осталось ни одного кота, кошки или котёнка. Но подобная истребительная политика привела к тому, что замок наводнили грызуны.
Сначала не стало прохода от мышей, которые портили и уничтожали ценные припасы и внушали ужас всем женщинам, начиная от последней служанки и заканчивая самой леди Соллах. А потом, ещё через несколько лет, после особенно пронизывающе холодной зимы, когда ветры с гор, казалось, грозили разрушить скалу, которая служила фундаментом Колыбели, мышей сменили крысы. И они не просто создавали бытовые трудности обитателям замка, они со временем сделали их жизнь плохо переносимой. Тогда-то и появились крысоловы – люди, которые пытались худо-бедно выполнить работу, которую столетиями без видимых усилий и дополнительных расходов делали кошки…
Бэйль снял с крюка тяжёлый светильник – бледно-зелёный светящийся камень, запаянный в колбу из толстого, чуть желтоватого стекла в металлическом каркасе, поднёс его к клеткам, которые выстроились рядами у стены подсобной комнаты, и выбрал ту, что вмещала максимальное количество панически напуганных, истошно пищащих крыс. Он осторожно вытащил клетку в коридор, затем вернулся в подсобку и взял с полки большой мешок с крысиным ядом. Если рассыпать его по полу, умные твари побегут в противоположном направлении…
Распахнув дверцу клетки, Бэйль, прежде чем снова юркнуть за выступ стены, пару мгновений наблюдал, как крысы сновали по коридору в пятнах неверного лунного света. Раздались вопли удивления, ярости, досады, ругательства, возня, бряцание оружия. Сновидец ждал. Пусть всё это даже не уляжется, так – слегка осядет! Но, нервное напряжение давало о себе знать, и он не смог сдержать несколько приступов почти беззвучного, всхлипывающего смеха.
Отвлекающий манёвр удался, но обратно этим путём им будет уже не пройти… Ничего, он сообразит что-нибудь другое. Успокоившись, он перебрался на карниз, который тянулся снаружи под окнами вдоль всего перехода. Что внизу, что вверху простиралась бездонная пустота, но ночь выдалась безветренной, а карниз был широким, и высоты Бэйль никогда особенно не боялся. Он быстро преодолел расстояние между двумя башнями, полагаясь на прикрытие из пляшущих теней и стараясь не заглядывать в окна. Он слышал ругательства, возню, которая всё ещё продолжалась там, и шёл дальше.
Сейчас нельзя позволять лезть в голову мыслям даже о самом ближайшем будущем. Есть только непосредственное настоящее. Бэйль заскользил по пустым коридорам верхнего уровня гостевой башни в поисках нужной двери и вот она – комната точно над той, в которую он несколькими часами ранее проводил Мастера с его племянником. Он ещё раз воспроизвёл схему в голове.
Нутро башни пронизывает шахта огромного дымохода, в которую вытягивает дым из всех печей во всех жилых и хозяйственных помещениях. Уже весна, и никто не топит ночи напролёт, да и башня почти пуста – то ли по собственной инициативе, то ли подчиняясь прямому распоряжению лорда Арделли, его сенешаль поселил Шута и Айзека подальше от остальных гостей замка. Камин в их покоях не был зажжён ни когда Бэйль провожал их туда по прибытии, ни когда в тяжёлой от гула тишине их отвели обратно после пира… Эта ещё одна намеренная или случайная нелюбезность по отношению к ним только облегчила Бэйлю задачу. Не обращая внимания на прочее убранство комнаты, сновидец шагнул в огромную, словно вход в пещеру, пасть пустого камина.
Он встал на цыпочки, подтянулся на кончиках пальцев, и упал грудью на полку первого изгиба дымохода. Извиваясь, словно червь, Бэйль преодолел ещё два колена каменной трубы, после чего, наконец, высунул голову в главную шахту. Где-то далеко наверху мерцали звёзды, прохладное, но ровное сияние которых, сменило пятнистую пляску света двух лун. Значит, ночь перевалила за половину и нужно поторапливаться…
Бэйль нащупал рукой закопчённые перекладины чугунной лестницы, вбитые в стену ещё во времена строительства Колыбели – трубочисты использовали эту лестницу, когда чистили дымоходы и чинили камины изнутри. Сновидец вылез в бездонную трубу и стал медленно спускаться, ступенька за ступенькой. Периодически он останавливался и в темноте ощупывал стену в поисках дыры, и когда его ладонь, в конце концов, ударила прохладную пустоту, ему сделалось страшно.
А вдруг Мастер не послушается его? Он слышал, что Дерек горд и упрям, хоть и умён, а его племянник молод и горяч. И оба они провели слишком много времени в стенах Великого Магистериума. В Обители сновидцев так легко забыть, как действительно устроен мир. Оставалось лишь надеяться, что у Мастера хорошая память, и что пусть и ряженая в животный страх за свою жизнь мудрость победит желание доказать собственную правоту…
Оказалось, что преодолевать изгибы дымохода сверху вниз ещё сложнее, чем снизу вверх. Бэйль не знал, что заставляет его вконец онемевшие пальцы цепляться за следующий выступ стены и тащить измученное тело дальше. И хоть угли на дне камина и оказались не горячими, боль от их острых краёв, врезавшихся в его подошвы через тонкие подмётки бесшумных сапог, была почти непереносимой. Придворный сновидец собрал всю свою волю в кулак, чтобы не закричать. В следующую секунду его выволокли из печи. Он увидел перед собой полное холодной решимости лицо Мастера и почувствовал острие ножа у кадыка, но потом Дерек, по-видимому, узнал его и убрал нож. Несколько очень неловких минут потребовалось Бэйлю, чтобы объяснить, зачем он здесь и что задумал.
- Уходить через горы? Одним, без припасов, без проводника? Но, это верная смерть! – с самого начала Шут не был настроен соглашаться.
- Да. Но ещё это ваша единственная надежда…
- Откуда мы знаем, что тебя не подослал лорд Арделли? Если мы попытаемся сбежать – это будет все равно, что публичное признание вины. Если мы погибнем при этом – ещё лучше. Никто не сможет ни в чём обвинить благородного лорда, - голос Айзека прозвучал неожиданно твёрдо и спокойно.
Бэйль глухо рассмеялся:
- Послушай меня, - он хотел, было, сказать: «мальчик», но запнулся. Этот «мальчик» всего несколько часов назад, пусть по незнанию, пусть и сам того не желая, впервые убил человека.
- Не буду врать, - продолжил он. - Уйти через Арды для вас шанс один на сто – это правда. Но, если бы ты знал Арделли Кваерна так, как я его знаю, или хотя бы так же хорошо, как его знает твой дядя… Он раздавит вас. Он не даст вам даже одного шанса на тысячу. А, если его будет кто-то в чём-то обвинять после этого, тем лучше. Его, итак, боятся не только простые люди, но и другие лорды, и самые богатые купцы… Так пусть и мастера-сновидцы знают своё место!
Дерек закрыл глаза. Бэйль мог только догадываться, что творится у него в голове. Склонен ли Мастер согласиться с его доводами? Или он отвергнет их? Правда была в том, что Шут внезапно показался сам себе таким мелким и незначительным. Этот скромный сновидец, будто, отчитывал его, а не объяснял Айзеку очевидное. Все его собственные дурацкие доводы и оправдания обрушились, рухнули на него, словно ледяной водопад. Дерек открыл глаза и взглянул на Бэйля:
- Мы идём, - произнёс он чуть слышно. Придворный сновидец кивнул.
***
Никогда прежде Айзек не видел свои руки такими грязными и ободранными. Кровь из мелких ранок просачивалась на поверхность чёрной от копоти кожи, делая его ладони похожими на куски земли вокруг жерла извергающегося вулкана. Всё тело болело, мышцы сопротивлялись непривычной нагрузке, многочисленные ссадины и ушибы пульсировали, а голова гудела и раскалывалась на части. Но адреналин в крови и холодок страха, что дышал в затылок, продолжали гнать его вперёд, а гордость не давала зародиться даже росткам жалости к себе.
Они спустились почти до дна громадной шахты, на цыпочках преодолели залы, заполненные телами людей, спящих крепче, чем мертвецы прямо на полу, завернувшись в какое-то тряпьё. Иногда он не видел Бэйля, только широкую спину Дерека. Иногда он не видел вообще ничего из-за пота и сажи, которые застили ему глаза.
Наконец, Бэйль разрешил им остановиться и перевести дыхание. Айзек рухнул на четвереньки не в силах вымолвить ни слова. Дерек угрюмо молчал.
Они даже не дали Айзеку попрощаться с Аарлом. Это было обидно и больно. Но всё вдруг так стремительно завертелось! Айзек, в который раз уже, заметил, что, когда что-то действительно случается, оно случается очень быстро. Ты просто берешь, сворачиваешь своё одеяло, собираешь, все припасы, которые могут тебе пригодиться и которые ты можешь унести на себе. А это, вообще-то, немного… Когда нужно бежать – ты просто бежишь, даже если на самом деле это означает ползти на четвереньках.
Когда они выбрались в первый из внутренних дворов-колодцев, вереница которых петляла между башнями Колыбели, после спёртой духоты подземелий свежий предрассветный воздух почти оглушил Айзека. Стоя в углу, он не мог сказать, насколько этот двор был велик – почти весь он был занят верёвками, на которых было развешено бельё, в основном простыни, насколько он мог судить. Пространство кругом, заполненное покачивающимися светлыми квадратами, напоминало ему доску для игры в кости. Айзек никогда не был особенно хорош в этой игре…
Через пару минут они двинулись дальше. Бэйль шёл первым. Он крался, точно полуночный вор, переступал с места на место неслышно, аккуратно, напряжённо. Айзек и Дерек следили за пальцами его вскинутой и чуть отведённой за спину руки. Придворный сновидец осторожно дирижировал их общим движением, словно образами в пространстве сна. Они проскользнули между колышущимися простынями, пролезли, пригнув головы, в низенькую арку, перекошенную тем же самым давним землетрясением, что уничтожило прекрасный потолок главного зала замка, пересекли ещё один, на сей раз совершенно пустой маленький дворик, и вдруг Бэйль остановился.
Сначала он застыл во всё той же чуть сгорбленной позе вора, а затем его рука начала опускаться, словно какая-то волна отхлынула и потащила его пальцы за собой.
- Что такое? – спросил его Дерек. – Ты что-то заметил? Там кто-то есть?
- Нет, - ответил Бэйль, нехотя. – Но, там дальше Двор Стражи – это место слишком опасное…
- Есть другой путь?
- Есть. Но я надеялся его избежать.
- Почему? – удивился Айзек.
- Вы поймёте…
Свернув вбок и миновав длинную крытую галерею, которая закончилась ещё одной низенькой аркой, они очутились перед высокой дверью, наглухо закрытой на украшенный причудливым узором засов. Айзек ожидал, что сейчас им придется всем троим навалиться, чтобы отпереть её, но вместо этого Бэйль просто надавил на маленькое колёсико в центре узора, послышался лёгкий щелчок и узор зашевелился. Оказалось, что его элементы маскируют древний механизм, открывающий и закрывающий дверь. Айзеку вспомнился лифт из Лунной башни: тоже завораживающее совершенство слаженных движений колёсиков и цепочек, безоговорочно выдававшее имперское происхождение вещей. Но Бэйль не дал ему времени как следует рассмотреть механизм.
Он велел им постараться дышать ртом и не смотреть вверх и распахнул дверь настежь. За ней простиралось обширное пространство необъятного двора.
- Это то, что думаю? – голос Дерека прозвучал глухо и надломлено, словно перед этим он минимум полчаса кричал, что было мочи.
- Думаю – да, - отозвался Бэйль. Мастер кивнул. Он обернулся, посмотрел племяннику в глаза, затем крепко схватил его за плечо и потянул за собой.
- Эй! – воскликнул Айзек и попытался высвободиться, но хватка у Дерека была железная, и юноша быстро сдался.
Потом его накрыл и оглушил запах – смрад разложения, присутствия смерти. Запах был уже знакомый, но вот его интенсивность…
Дерек обнял его плечи одной рукой, а другой крепко схватил его голову, не давая Айзеку поднять глаза, пальцы вжались в его череп, а ладонь загородила обзор. Всё, что ему оставалось это считать каменные плиты пола: одна, вторая, третья, десятая…
Смрадный двор казался бесконечным, но, наконец, они пересекли и его, и Бэйль, облизав губы, быстро-быстро заговорил про тоннели, ведущие из замка в горы, про лавины и последние, уже не такие яростные, но всё равно опасные весенние бури в Ардах… Айзек не слушал. Он ждал момента, когда Дерек ослабит хватку, хоть чуть-чуть. Ему нужна всего доля мгновения, чтобы вырваться.
- Есть ли в горах кто-нибудь? Там живут люди? – спросил Дерек, и пальцы его слегка разжались и съехали на локоть племянника.
Придворный сновидец нахмурился, он не спешил с ответом, хотя ещё минуту назад тараторил как умалишённый, подгоняя их скорее спуститься в тоннель, покинуть Колыбель Ветров.
- Трудно сказать точно, - начал он, наконец. - Понимаете…
Айзек понял только то, что внимание его дяди переключилось на темнящего Бэйля, и сделал шаг назад. Рука соскользнула с его локтя. Дерек что-то спросил у придворного сновидца, но Айзек не услышал его ответа. Всё, что он слышал, это как кровь бешено стучала у него в ушах. Он рванулся и побежал обратно по коридору, прочь от своих провожатых. Он должен был узнать, должен был увидеть своими глазами то, что и так уже знал. И у него лишь секунда форы, может быть даже меньше… Дерек и Бэйль следуют за ним по пятам.
На улице как раз занимался рассвет. Красноватая полоска зари вылезала из-за горизонта, пожирая последние звёзды и предваряя появление первого солнца. Посреди громадной ямы двора высилась цепочка столбов, с которых спелыми гроздьями свисали вздувшиеся, безобразные трупы висельников. Айзек услышал клёкот где-то вдалеке…
- Грифы прилетают кормиться сюда на Площадь Висельников на рассвете. Но иногда, как сейчас, покойников так много, что стервятники не справляются со своей работой… - голос Бэйля донёсся до него, словно с другого конца огромного поля, хотя он знал, что сновидец наклонился к нему и говорил практически ему на ухо.
- За что их так? – только и смог выдавить Айзек.
- Имеешь в виду, что они сделали, чтобы заслужить такой конец? – переспросил Дерек, положив руки ему на плечи. – Они нарушили правила, только и всего.
Мастер развернул Айзека и повёл его прочь от страшного зрелища, которое всё отчётливее проступало на фоне светлеющего неба.
- Правила?
- Да… Они не заплатили за вход… Каждый человек, не способный это сделать, обязан провести год в Чумной Долине, прежде чем ворота Внутренней Долины откроются перед ним. Не все хотят и могут ждать.
- Но мы же прошли, прошли просто так!
- На гостей и членов семьи Лорда Арделли, - Бэйль чуть насмешливо наклонил голову в сторону Дерека, - правила не распространяются.
- Но почему тогда хотя бы не продать их всех в рабство? - продолжил расспрашивать Айзек. Он будто знал, чувствовал, что если перестанет спрашивать, если скажет что-нибудь, вроде: «Понятно», это будет означать, что он смирился с ситуацией, принял увиденное, как факт реальности, прошёл мимо всех этих мёртвых людей и здесь, на Площади Висельников и там, на мягких непаханых полях Чумной Долины...
- Лорд Арделли не одобряет рабства, - ответил его дядя.
- Да, рабство – это дикость, - добавил Бэйль. - «Люди рождены жить и умереть свободными».
Знаменитая цитата из Вольмира - Странника обожгла Айзека, словно его полоснули раскалённым прутом по щеке. Что-то было неправильно. Только потом, позже, когда они с Дереком шли по тоннелю, он понял, что:
- То, что сказал Бэйль, Вольмир – Странник этого не говорил! Вернее он сказал не так, не совсем так… – произнёс Айзек, судорожно облизав губы.
- Что именно? – переспросил Дерек с изрядной долей горькой иронии в голосе. – По-моему, он за свою жизнь столько всего успел наговорить…
Его племянник лишь пожал плечами – здесь и сейчас, когда впереди их ждали смертоносные объятия заснеженных гор, вспоминать стихи казалось как-то уж совсем не уместно, тем более что он знал, что его дядя не любил Поэта. Быть может потому, что Айзек так прислушивался к его уже сотни лет немым словам.
Люди жить рождены свободными.
Даже если голодными
Придётся им мир пересечь.
Река времени течь перестанет,
Если мир от свободы устанет -
Ей просто некуда будет течь.