Город разбух людьми, словно брошенная в воду губка. И без того тесный, удушающий лабиринт улиц до отказа наполнился гневными выкриками торговцев, острыми локтями покупателей и сальным смехом шлюх. Жители Мелеи ненавидели это время, равно как и полагались на прибыли, которые оно приносило. Мужчины ловили, укрощали и продавали крылатых животных, а женщины врачевали раны, молились богам и уповали на лучшее.
Сабия проснулась со скользким чувством усталости, которое пульсировало во всём теле, особенно остро нарастая к низу живота. Перезрелое, тяжёлое утро гудело за окном, словно больная голова и где-то рядом неожиданно громко дурными голосами орали коты. Слишком много напряжения, слишком много усилий нравиться, слишком много вина… Задача провалиться обратно в сон в душной комнатёнке оказалась невыполнимой. Собственная спальня, которую она занимала, как одна из старших девочек, была сдана внаём. Любой угол в Мелее был сейчас на вес золота, и с этим, особенно живя на чужой милости, приходилось считаться.
читать дальшеБрызги тепловатой воды, выловленной с самого дна чаши под умывальником, разлетелись с её лица. На полу в проходе лицом вниз на видавшем виды соломенном тюфяке растянулся Груэл. Рядом на чуть более толстой и новой перинке спала Латэрия. Сабия поморщилась.
Хозяйка борделя привела её пару дней назад и поручила им с Груэлом обучить новенькую и подготовить её к аукциону. Семья в стеснённых обстоятельствах пожелала выставить невинность этой девочки на продажу. Лучшего времени не придумаешь… В отличие от простых рэгланеров и мелких дельцов, которые преимущественно составляли костяк клиентуры борделя, богатые оптовые перекупщики, которые обычно наведывались в Мелею за товаром раз в два-три года, предпочитали нанимать одну из пустующих загородных вилл и покупать себе для утех девственницу на всё время пребывания. По тому, сколько золота каждый из них был готов выложить на этих торгах, было принято судить об их финансовой состоятельности и, соответственно, о том, сколько и какого качества животных они собирались приобрести.
Латэрия была хорошенькая, чуть с рыжинкой блондиночка, ничем не выделяющаяся, но домашняя и ухоженная. Сабия прекрасно помнила, каково это стоять на помосте в чём мать родила под непристойные выкрики и улюлюканье толпы. Ничто так не отпугивает покупателей этого специфического товара, как голодные, пронзительные глаза, выдающие девушек, готовых сжаться в комок или наоборот броситься в атаку при первых признаках опасности. В Латэрии этого не было. Её испуг был чистым, детским, без примеси привычки к отчаянию.
Чего в ней ещё не было, так это того, что действительно нужно, чтобы сделать хоть сколько-нибудь успешную карьеру в ремесле удовольствий… Про себя Сабия называла это качество «умением любить процесс» и считала, что именно за это мужчины в конечном счёте и платят, а не за тонкую талию и упругий зад. И вот как раз способность развить это умение в Латэрии отсутствовала напрочь. Сабия не понимала, откуда она это знает, но если её чему и научили годы близкого общения с Кайей, так это тому, что когда твоя интуиция выражается прямо и недвусмысленно – есть смысл ей просто поверить.
Стоило ей подумать о Кайе, как она заметила пучок золотистого пуха, который торчал в просвете между полом и нижним краем ширмы в углу комнаты. Сабия аккуратно приподняла и отодвинула перегородку и, разумеется, обнаружила на полу свернувшуюся клубочком рыжую девчонку. Кайя спала, поджав ноги и спрятав костлявые, вечно холодные пальцы подмышками.
Сабия криво улыбнулась и, наклонившись, потрогала коленку подруги. Та моментально встрепенулась, словно на неё опрокинули ушат ледяной воды.
- С добрым утром!
- Да… Что? О, на кой… - Кайя поморщилась, потирая затекшее плечо. - Я совершенно не собиралась тут засыпать! – вспылила она в ответ на смешок.
- Где, в таком случае, ты планировала это сделать? – спросила Сабия. – Если слухи не врут, дорогу домой на Вдовьи Скалы ты в последнее время все равно, что забыла…
- Слухи? Или твоя дражайшая матушка? – спросила Кайя с вызовом.
- Слухи, - отозвалась Сабия твёрдо.
Иррациональное поведение Налы причиняло её родной дочери почти такую же боль, как и её подруге, в очередной раз, напоминая о том, что она была ребёнком второго сорта. Не то, чтобы мать не любила её, или Кайю… Нет. В конце концов, свою невинность и репутацию Сабия когда-то сама решила выставить на торги – в этом она обвинить собственную семью, в отличии от Латэрии, не могла. Но что-то было такое во всём этом… В том, как Нала когда-то приняла трезвый расчёт, который стоял за судьбоносным решением дочери, в том, как она теперь относилась к её подруге… Насколько Сабии было известно, Валор никаким образом не выразил свои намерения и желания, и это не помешало его матери, всё решить и распланировать за Кайю, и обидеться на неё, когда та изъявила недовольство попыткой распорядиться её жизнью без её ведома и согласия.
- Когда и как ты сюда забралась? – спросила Сабия, желая переменить тему.
- На рассвете, - ответила Кайя с явным облегчением. – Инту подбросила меня до твоего заветного окошка. Тебя ещё не было…
- Да. Мы освободились… попозже, - Сабия кивнула в сторону Груэла. – У него был клиент, который поил дружков и хвалился перед ними, что всё может и со всеми… Я решила подначить его и на одновременно, иначе, как пить дать, Груэл бы проснулся под потным храпящим мужиком и в луже блевотины!
Сабия пересказывала детали своих ночных похождений без малейшего стеснения, так словно речь шла о подробностях обычного дня хозяйки дома или торговки на рынке.
- Это не объясняет, почему попозже! – воскликнула Кайя, подражая её бравурному тону.
- Вечер вчера медленно начинался.
- Да? Это отчего же?
- Переполох в храме. Наш сновидец, видать, объелся какой-то совсем уж несусветной белены и закатил истерику спросонья!
- Истерику? Интересно… И что же его так взбудоражило? – Кайя старательно растягивала слова, стараясь не выдавать своей заинтересованности, но Сабия буквально чуяла волнение, которое просачивалось между её веснушками.
- Ну - у… - протянула она, - Говорят, он вообразил, что захлёбывается, будто во сне его залило водой. Народ, естественно, тут же всполошился – все решили, что надвигается землетрясение в Заливе, а потом город накроет приливной волной. Но никаких признаков больше не было… Животные, например, совершенно не забеспокоились. И, поскольку особой веры толстяку Агриппину всё равно нет, все быстренько вернулись, кто ко сну, кто к более приятному времяпрепровождению. К тому же, он поначалу даже утверждал, что вода в его сне была пресная, представляешь?
Кайя высоко вскинула брови и кивнула.
- Сколько девственниц на продажу в этом году, помимо этой? – спросила она, скосив глаза в строну спящей Латэрии.
- Четыре, вернее три… Кажется их всего четыре, - отозвалась Сабия рассеянно. – Но за эту, самую чистенькую, дадут больше всего… в первый раз.
- А разве бывает второй?
- Нет. Второго раза не бывает. Зато бывает потом, - Сабия нахмурилась. – Из шлюх обратного хода нет. И вот для этого «потом» наша малышка Латэрия не подходит.
- Малышка? Не думаю, что она младше меня… - пробормотала Кайя.
- Да ладно! – хмыкнула Сабия. – Небо и звёзды младше тебя, а Обитаемый Мир, так и подавно! Ты – та самая потерянная божественная сестра, которую солнечные братья всё никак не разыщут в своих бесконечных скитаниях.
Кайя прыснула, отмахнувшись от солнечного зайчика, который залетел в окно:
- В таком случае, меня очень надёжно спрятали в этом неудобном мешке с плотью, - она закатила глаза и потянула прочь от шеи ворот несвежей, мятой рубашки. – Мне бы помыться и постирать, знаешь ли. Как это ни не божественно!
- Груэл! – гаркнула Сабия, уперев руки в боки. – Всё равно не спишь – не грей уши, принеси воды! Будь мужиком, ради разнообразия!
Послышались приглушённые ругательства, и курчавый парень возник за спиной Сабии, словно приливная волна.
- Орёшь, как на базаре, - констатировал он, водрузив лоб ей на плечо.
- Ну, так как насчёт воды? – прошептала она тихонько, погладив его по плюшевому затылку. Груэл ругнулся ей в смятый рукав и нарочито медленно удалился, гремя вёдрами.
Проснувшаяся Латэрия услужливо предложила помочь со стиркой. Пока она полоскала вонючее, задубевшее от морской соли тряпьё в тазу, Сабия выдала Кайе одну из своих полупрозрачных сорочек, которую, впрочем, тут же поспешила отобрать назад, когда Кайя с Груэлом затеяли пенное сражение. Мало того, что половина воды и так выплеснулась на пол, так ещё и сорочку стирать потом, вот уж увольте!
- Тебе бы завести вторую смену одежды, - заметила Сабия деловито между попытками разодрать мокрые медные космы на более мелкие пряди – гребень на этой стадии «расчёсывания» она даже и не пробовала взять в руки – всё равно половина зубьев останется среди этой невозможной шевелюры. - У тебя есть деньги купить себе одежду? – спросила она Кайю и сразу же ощутила, как та сжалась.
Сабия оставила её волосы в покое, опустилась на колени и посмотрела подруге в глаза.
- Я нашла сокровищницу… - не поднимая глаз, прошептала Кайя чуть слышно. – Мне удалось…
- Ты нашла её?! – Сабия громко охнула и прикрыла рот рукой.
- Да тихо ты, - прошипела Кайя. – Никто ещё не знает. И, будь моя воля, и не узнает. Я потом покажу тебе тайники, где спрятана добыча…
- Зачем? – спросила Сабия, хмурясь. – Это твоя добыча…
- А если со мной, что случится? К тому же, - Кайя возбуждённо облизала губы, не обращая внимания на протест, который отразился на лице её подруги в ответ на предыдущую реплику, - это не только мой куш. Послушай, - она взяла Сабию за руку. – Там столько, что… - она покачала головой, не зная, как выразить словами, сколько же сокровищ было под водой.
- И ты всё вытащила одна?
- Не всё. Ещё далеко не всё. Я достаю, сколько получается каждый день, и прячу их в одной из пещер по пути в Каву. Если мы будем аккуратно продавать по чуть-чуть, тебе не придётся больше этим заниматься! – Кайя обвела рукой тесную комнатку борделя.
«И как ты собираешься это провернуть в длинной перспективе? Как мы будем отвечать на все те вопросы, которых я тебе не задаю?» - Сабия покачала головой, но ничего больше не высказала вслух, потому что к ним приблизилась Латэрия.
Она застенчиво улыбнулась, продемонстрировала Кайе отстиранные шаровары и, со знанием дела, разложила их на нагретом солнечными братьями подоконнике, так что длинные, тёмные от влаги штанины свесились вниз на улицу. Кайя улыбнулась ей в ответ и, наклонившись, выудила из своего узелка на полу несколько мелких кругляшков с клеймом дома Лидов. Латэрия смутилась и отвела глаза, но Кайя ловко поймала её ладошку и ссыпала туда монетки.
- Знаешь, я думаю, что это первые деньги, которые она в жизни заработала, - произнесла Сабия, когда Латэрия удалилась вниз, раздобыть чего-нибудь съестного. - И, к сожалению, далеко не последние.
***
День давно перевалил за половину, когда чистая и довольная Кайя, наконец, покинула будуар Сабии. После тесноты крохотной комнатёнки коридор борделя казался необъятным и гулким. Груэл, как бы между делом, вызвался выйти в город вместе с ней, но краем глаза Кайя заметила настороженный взгляд, который их общая подруга бросила на него за секунду до последовавшего предложения. Кайя была благодарна ей за предосторожность, к тому же она успела полюбить его компанию. Тут, по крайней мере, можно было быть уверенной, что ни в один не сильно прекрасный день он ни превратится в занудного, влюблённого щенка. Как же её раздражал Валор в этом состоянии…
Они спустились по лестнице, стараясь не слишком громко смеяться. Внизу убирали, но Кайя всё равно умудрилась подцепить с ещё нетронутого блюда несколько пожухлых виноградин. Прислуга смотрела на неё и её спутника с примерно одинаковым надменным равнодушием. Никого больше в зале не было. Разве что несколько бесчувственных тел источали зловоние вчерашнего перегара – кто на полу, кто среди тёмно-бордовых диванных подушек.
У самой двери из-за угла показалась здоровенная, волосатая ручища, за которой последовала самая уродливая косматая башка, какую Кайя когда-либо видела. Налитые кровью, едва разлепленные глаза упёрлись прямо в лицо девушки. Она застыла, и Груэл наступил ей на пятки. Опухшая рожа впереди расплылась в широкой полубеззубой ухмылке.
- О! А сколько будет стоить просунуть член промеж этих сладких сисек? – весельчак едва держался на ногах и в данный момент явно не представлял никакой реальной угрозы, но Кайя вздрогнула. Ровно на мгновение выражение её лица изменилось: серые глаза блеснули металлом, а верхняя губа на мгновение презрительно скривилась.
- Кто он такой? – прошипела она, не оборачиваясь.
Груэл хмыкнул:
- Этот-то? Да, наш с Сабией вчерашний герой-любовник! Зовут то ли Харлан, то ли Тарлан… Он, собственно, никто. Так – рэгланер средней руки. А чего?
- Ничего, - шепнула Кайя. – Только вот откуда у средненького ловца деньги на вас двоих сразу, и на то, чтобы поить обширную компанию в самом начале сезона?
Груэл пожал плечами. Происхождение монет, которыми оплачивались его специфические услуги, интересовало его явно меньше, чем их количество. Вчерашний клиент не предпринял попытки продолжить свою атаку и только проводил их сальными глазами до самого порога. Там они расстались – Груэл отправился покупать какие-то редкие маринованные фиги, а Кайя заспешила в сторону причала, где была привязана её лодочка, привычно поймав на себе несколько взглядов, полных удивления и осуждения одновременно. В ответ на них она лишь расправила плечи и выше подняла подбородок.
Какое ей, собственно, дело до всех этих склочников и моралистов? Ни ей, ни Сабии, ни Груэлу, они ни руки, и ни глотка драгоценной воды в трудную минуту не подадут.
Кайя отвязала истёртый швартов, спрятала увесистую флягу с водой и узелок с купленными в гавани пирожками под лавку, и оттолкнула лодку от причала. Она заботилась о том, чтобы ничего не оставлять в своём судёнышке на ночь, а сама по себе лодка выглядела слишком ветхой, чтобы кто-то решил её украсть – так, разве что мальчишки задумают покататься, но и для этой цели в порту можно было найти варианты попривлекательнее.
Мелководье Залива и его пляжи бурлили, наводнённые сотнями, тысячами разгорячённых брачным инстинктом рэгланов. Животные шипели, огрызались, сталкивались в воздухе, а их призывные кличи на рассвете резали тишину на тонкие ломти до самого горизонта.
Кайя боялась за Инту. Боялась потерять её и одновременно корила себя за малодушие. Какое право она имеет мешать рэгланихе уплыть-улететь, присоединившись к какой-нибудь стае сородичей? Но что, если они её не примут? Ей говорили, что с людьми рэгланы живут лет двадцать, на воле меньше. Но Инту, вероятно, была единственной приручённой рэгланихой во всём Обитаемом Мире. Человеческие женщины, если не помирают в родах, то обычно живут дольше своих мужчин, а самки животных от родов умирают очень редко… Мысли и опасения роились у Кайи в голове, словно мухи над дохлой крысой. Она налегла на вёсла. До башни с сокровищницей ещё надо было доплыть.
Вслед за тяжёлым мешком на дно лодки опустилась её спина. Кайя тяжело дышала. На несколько минут она просто позволила себе расслабиться, глядя в бездонное и безоблачное небо над заливом. Она смотрела, пока не заболели глаза, и не успокоилось дыхание вслед за выровнявшемся пульсом. Одним из преимуществ ныряния без присутствия Валора, было то, что она могла делать это нагишом. Так приятно было после натянуть чисто выстиранную одежду на чуть влажное тело… Мокрые волосы тянули её голову вниз – высохнут и уже не будут такими мягкими, как после редкого полоскания в пресной воде…
До пещеры, приютившей её в последнее время, она добралась только на закате. Пришлось поторапливаться, чтобы успеть протащить тяжеленный мешок по проходу до того, как прилив не превратит его в затопленный тоннель. Проплыть-то налегке там Кайя могла всегда, а вот с ношей…
Она с трудом водрузила свой груз, затем и своё тело в мокрой одежде на высокий карниз в глубине пещеры. Сверху через дыру в потолке сияли малиново-фиолетовые всполохи вечерней зари. Далеко отсюда, в городе слуги зажгли факелы и откупорили бурдюки с вином, и плотная толпа высыпала на более прохладные вечерние улицы. Где-то там Сабия готовится совершить свой вечерний выход, иногда щекоча Груэла по носу толстой, напудренной кисточкой.
В углу завозилась Инту. Кайя сразу почувствовала, что что-то было не в порядке, по тому жалостливому скрежету, который рэгланиха издала вместо своего обычного ласкового курлыкания.
- Что не так? Что случилось, милая моя? – прошептала Кайя ласково и, бросив сокровища на скале, поспешила к своей подопечной. Инту тяжело дышала, скорее глубоко обиженная, чем сильно израненная, в чём Кайя скоро убедилась, ощупью обследовав тело животного. Немного успокоившись, девушка достала из тайника лучину и запалила её. Жаль, что у неё больше нет светящегося камня… Несколько запекшихся царапин красовались на морде и плечах Инту, но ничего серьёзного, хвала богам.
- Кто же это тебя так отделал, радость моя? – выдохнула Кайя и начала гладить несчастную страдалицу. Та постепенно перестала дрожать и сменила свои скрипучие жалобы на мелодичное, хоть и негромкое урчание.
Кайя накормила её рыбой, набившейся за день в садок, устроенный в одной из крохотных поросших водорослями лагун. Рыбёшки были в основном не крупные, и девушка почувствовала, что рэгланиха была не до конца удовлетворена в конце трапезы.
- У нас ничего больше нет, - произнесла Кайя, успокаивающе поглаживая животное по носу. –Придётся подождать до утра, если ты, конечно, не в настроении поохотится самостоятельно? Инту вздрогнула и тихо заворчала в ответ на это предложение.
- Я так и подумала, - продолжила Кайя, обнимая её. – На рассвете будет самый сильный клёв. Тогда и поживимся! Я бы тоже не отказалась от хорошей, запеченной рыбки!
Про себя Кайя пообещала раздобыть для Инту приличный кусок мяса, может быть даже половину козлиной туши или ягнёнка, когда в следующий раз окажется в городе.
- А сейчас нам следует поспать, - прошептала она и похлопала твёрдую поверхность рядом с собой. Рэгланиха послушно курлыкнула и свернулась клубочком. Ночь была не холодная, но на камне было неудобно. Уже прикрыв глаза, Кайя мысленно добавила спальные принадлежности к списку того, чем ей следовало обзавестись.
Мокрый рэгланий нос разбудил её ещё до того, как первый луч первого солнца пробрался к ним сквозь прореху в скале. Инту была по-прежнему голодна и неприминула напомнить Кайе об этом. Девушка села и тряхнула головой.
- Хорошо, хорошо. Сейчас, - пробормотала она.
Воды во фляге осталось всего ничего – тут уж не до умываний. Кайя вскочила на ноги и смачно потянулась, разминая застывшее за ночь тело. С механической рассеянностью она выгребла из узелка все крошечные остатки вчерашних пирожков и скатала их в маленькие комочки влажными пальцами – рыба, напуганная рэгланьей охотой, наверняка попряталась поближе к берегу, и, при содействии обычной лески с крючком, вполне можно было вытащить что-нибудь интересное. Но сначала надо наловить мелочи на приманку.
Кайя успешно осуществила свой рыболовный замысел, забрасывая леску с высокого карниза, нависавшего над морскими волнами чуть в стороне от того места, где в скале был спрятан проход, по которому она забиралась в пещеру. Всего через час с небольшим после пробуждения они с Инту смогли с наслаждением позавтракать свежей рыбой. Всё это время Кайя не переставала думать о том, что Сабия рассказала ей про скандал в храме.
Тупой, дряблый и безобразный сновидец Агриппин едва не захлебнулся во сне, но землетрясения не случилось, и на Залив не обрушил на город свои воды. Какой ещё вывод можно было извлечь из этой истории? Ответ на этот вопрос занимал Кайю весь прошедший день и всю последовавшую за ним ночь. Вечером, закрывая глаза в темноте, она знала, что во сне отыщет ответ. Теперь оставалось проверить, насколько она была права.
Каменная воронка пещеры засасывала их с Инту словно водоворот. Но только не вглубь, а в бок, изгибаясь и уводя их всё дальше в сторону руин Кавы. Кайя с трудом разбирала дорогу и после получаса скитаний, полагалась уже, разве что, на инстинкты своей крылатой подруги. Собственные её чутьё и разумение казались чем-то несущественным в этом лабиринте тёмных запутанных коридоров, которые время от времени обрывались в освещённые солнечными лучами ущелья. Многочисленные землетрясения сделали свою работу и здесь, разрушив каменные потолки части подземных залов.
Кайя цеплялась за шершавые стены ободранными кончиками пальцев, спотыкалась на выступах и неровных ступенях, иногда просто усаживалась на пол не в силах больше пошевелиться. В один из таких моментов Инту подобралась к ней поближе и сунула влажный нос ей с руку. Девушка устало улыбнулась:
- Если у нас закончится вода или со мной что-нибудь случится, отнеси меня на Скалы. Домой, Инту, на Вдовьи Скалы, ты меня поняла? – оставалось только надеяться, что феноменальная сообразительность рэгланихи не подведёт их… её и на сей раз.
Но эта предосторожность, к счастью, оказалась излишней. Они успешно преодолели и узкие запутанные коридоры, и гигантские залы-каньоны с обвалившими потолками и стенами, выстроившимися из остекленевших пирамид многие века безжизненных, когда-то светившихся камней. Ни одной «живой» пещеры, насколько ей было известно, в окрестностях Мелеи давно уже не было. Наконец, они добрались до того места, которое она помнила из сна. Кайя не сразу узнала его – сначала она проскочила мимо, но укол сомнений и клич, который издала бдительная Инту, заставили её остановиться и внимательнее осмотреться по сторонам.
Рассеянный свет проникал в эту часть пещеры сквозь узкую щель провала в потолке. Отсюда снизу тонкая ярко-жёлтая полоска выглядела, словно кривая усмешка. Кайя опустилась на четвереньки и дрожащими руками обследовала неровную поверхность каменного пола. Она зажмурилась, прислушалась, жестом велела Инту не шуметь, задержала дыхание, снова прислушалась. Она уже начала чувствовать лихорадочную дрожь паники и обманутых надежд, как вдруг её пальцы нащупали место, где скала, казалось, слегка вибрировала. Кайя приложила ухо к дрожащей поверхности и ещё раз прислушалась. Она не дышала, и даже её сердце как будто приостановило вечную кровеносную гонку в жилах. Кайя могла поклясться именем любого из богов, почитаемых людьми Обитаемого Мира, что там, под слоем камня шумела вода.
***
- Это мой племянник! Мой племянник! И я даже не буду строить из себя благородную леди! – воскликнула Нэвелла, всем своим видом демонстрируя карикатурное умиление.
- Да, - согласился Дерек. – Всё, что нужно было – ты уже построила. И то, что наш воспитанный, хороший мальчик решил ударить по первому же попавшемуся ханжеству именно промискуитетом – это определённо твоя воспитательная заслуга.
Он наслаждался её весельем, искренним, словно первая весенняя листва. В чем-то она была так похожа на Айзека… Или наоборот - это он был похож на неё?
«Они занимаются сексом раз в месяц под надзором и через прорезь в простыне!» – воскликнул, их точно громом поражённый племянник в один из дней их вынужденного пребывания в Долине.
«И это только, чтобы завести детей! Если не срабатывает - ждут ещё месяц. Они даже время подгадывают!» - добавил он, глядя на Дерека и явно ожидая реакции бурного возмущения.
Его дядя с трудом сдержал улыбку. "Таким важным секс может казаться только в семнадцать", - подумал он. "Особенно, когда им вообще не занимаешься, ни один раз в месяц, ни чаще".
И вот теперь он смотрел на Нэвеллу и видел, откуда в Айзеке эта честность. Дерек совершенно не помнил её подростком, что было странно, ибо в то время их семьи уже были связаны браком Верники и Лилларда. Он вообще не мог вспомнить, как впервые увидел её, но чем старше и чем отчуждённей от окружающих людей он становился, тем больше места Нэвелла занимала в его жизни. Она постепенно проступала сквозь пелену лицемерия и равнодушия, возведённых в Великом Магистериуме в практически всеобщую норму. Большинство тех, с кем Дерек вырос, пережили свой конфликт с действительностью ещё до традиционных путешествий, и с годами, казалось, вообще разучились задавать любые вопросы, кроме риторических.
Теперь Нэвелла оккупировала его сны, и Дерек не раз уже ловил себя на мысли, что это лучшее, что могло случиться с его видениями. Он перестал быть учеником Машну-Мишны, он перестал быть Мастером, он превратился в жалкого загнанного беглеца, практически в ничто, по меркам его собственного мира, но пока его благополучие занимало мысли этой женщины, он почему-то упорно чувствовал себя игроком, который бросает кости не на пустую доску. Азарт – вот, что он чувствовал к ней. Из учеников Мастера Смерти он словно перешёл в ученики Мастера Жизни.
- Расскажи, как он всё это провернул, – потребовала Нэвелла, сияя и излучая довольство достойное кошки на нагретом солнцем карнизе.
- Он подмешал какие-то не те грибы в их вечернее снадобье. Кстати, спасибо за инструктаж!
- На здоровье!
- Когда все заснули, он замкнул общий сон на себе и нарисовал то… что посчитал нужным. Думаю, что это была расплата в такой же степени, как и способ ускорить наш исход из этого места.
- Так значит, когда запахло жареным, наш мальчик не придумал ничего лучше, чем устроить оргию, - прошептала Нэвелла удовлетворённо и кивнула, глядя в пространство.
- Ага. Но он не говорит мне, как именно среди всего этого он повлиял на Саюла. И знаешь… я решил не спрашивать!
- Не хочешь знать? Или боишься? – спросила она с игривым вызовом.
- Нет. Хочу дать ему свободу делать то, что он считает нужным, - ответил он размеренным тоном.
«Врёшь. Боишься», - подумала она, но промолчала.
Нэвелла чувствовала, что близится рассвет, и скоро пробуждение разорвёт их по разным сторонам Обитаемого Мира. Дерек чувствовал её грусть и надеялся, что она поняла, что он имел в виду. Он действительно не испытывал желания знать все подробности того, что Айзек провернул с её помощью. Лицемерить не хотелось, да бывший Шут и не умел…
Он притянул её к себе, наклонился и поцеловал в губы. Эти поцелуи были сладкими, но каждый следующий казался всё менее реальным. Настоящая Нэвелла из плоти и крови ускользала от него. Их близость во сне делалась всё более пресной. Дерек не знал, когда сможет увидеть её наяву и сможет ли когда-нибудь вообще, учитывая всё, что творилось кругом, но он ничего не хотел так сильно. Интересно, Айзек чувствует что-то вроде этого?
С тех пор, как они покинули Корону в составе хозяйственной экспедиции в Мелею, его племянник был сосредоточен и молчалив, как никогда. Он искусал губы в кровь, постоянно что-то прокручивая в уме. Дерек решил не надоедать ему вопросами и в основном просто ехал рядом.
На четвёртый день пути они перевалили через последнюю цепочку размытых холмов и выехали на равнину. Бледная серо-жёлтая степь встретила их заунывным постаныванием ветра, который принялся периодически окатывать колонну всадников клубами горячей пыли. Это была ещё не пустыня, но даже здесь природа демонстрировала только одно чувство – жажду. Каждое растение цеплялось за почву и словно молило о дожде. И чем дальше они продвигались, тем сильнее делалась эта жажда. Лошади шли вперед неохотно, будто их вели на бойню.
Утром пятого дня они проехали мимо затерянных в мареве руин заброшенных ферм, затем перебрались по ветхому мосту через глубокое русло потока-призрака. Дерек слышал как их с Айзеком мрачные попутчики всерьёз обсуждали, не будет ли безопасней ехать обратно в обход, мол мост того и гляди, рухнет в пропасть. Вскоре Мелея выплыла из-за последнего поворота пыльной дороги. Более всего её призрачный силуэт вдалеке походил на образ, который Машну-Мишна однажды показала ему во сне, когда он спросил её, что такое миражи.
Внутри полуразрушенных крепостных стен город утопал в поту и солнечных лучах, на пути которых, то тут, то там оказывались неровные прямоугольники холщовых тентов и зазубренные края козырьков. Сновидцы распрощались со своими вынужденными провожатыми у первого же постоялого двора, который обеспечил достаточно просторную конюшню для двух десятков измученных лошадей. Праведники были явно рады окончательно исключить из своей группы чужаков, которые так и не стали хоть сколько-нибудь своими. Дерек тоже нисколько не жалел об этом расставании. Айзек, как и всё последнее время, казался бесстрастным.
- Откуда ты знаешь, куда нам идти? – спросил он настороженно, когда старший сновидец уверенно зашагал прочь от постоялого двора.
- Оттуда, что пока ты страдал и дулся на весь свет, я потратил некоторое время на выяснение географии этого загадочного уголка, - несколько последних ночей он изучал Мелею «в реальности», заодно осваивая этот любопытный навык, и его ответ Айзеку прозвучал бы как отповедь, если бы не дружелюбный тон. Он словно не мог окончательно отвыкнуть отчитывать племянника, и одновременно общаться с ним на равных было как-то не с руки. И то, что принцип «разговора мужчины с мужчиной» ассоциировался у него исключительно с пахабным образом, нарисованным когда-то Нэвеллой, делу совершенно не помогало.
«Такая скука! И никто ничем не размахивает!» - вспомнилось ему внезапно. Словно сто лет назад, в какой-то другой жизни всклоченный и пылающий праведным гневом, он пытался призвать Айзека к порядку, к немалому раздражению своей старшей сестры… Дерек вдруг понял, что уже очень давно не вспоминал о Вернике. Дела, люди, обстоятельства, дрязги Великого Магистериума как-то померкли, отдалились для него, хотя о дочери он не мог не думать каждый день, и в качестве естественного продолжения этих мыслей шли размышления о её матери. Особенно в свете того, что Нэвелла рассказывала ему о происходящем у постели умирающего Великого Магистра. Дерек знал, что это не его борьба. Уже не его. Теперь он не более чем заинтересованный слушатель. И он итак давным-давно презирал Лиларда и старого Дженимайна, и этого идиота – Паласара тоже. И он давно уже не любил Сильвиру… и всё-таки…
Раскалённая добела улица петляла и ветвилась, и чем ближе они подбирались к центру города, тем больше людей суетливо сновало, праздно разгуливало и чинно вышагивало кругом. Он обернулся и взглянул на Айзека: «Мне бы твою честность парень, хотя бы перед самим собой».
***
Отхожие места. Да, особенно отхожие места! Ничто так не поражало Айзека, как однообразие смрада и убожества отхожих мест, которые отравляли своей необходимостью все придорожные пристанища Обитаемого Мира. В Великом Магистериуме, размышляя о грядущем путешествии, он представлял себе что угодно, но не бесконечный ряд выгребных ям. Теперь юный сновидец всё ждал, когда же повсеместное отсутствие у большинства людей нормальных условий существования перестанет его так сильно удивлять? Во время одного из привалов на обочине он поделился этими мыслями с Дереком, тот задумался, а затем хмыкнул:
- Когда это случится, можешь считать, что перестал быть человеком. Чуть-чуть.
И сказочная, легендарная Мелея, попасть в которую Айзек мечтал с босоногого детства также встретила его пронзительной и совсем уж не сказочной вонью. Словно весь город был одним гигантским отхожим местом. К тому же до отказа забитым страждущими облегчиться. Никогда, даже в день праздника Тройного Равноденствия у ворот обители сновидцев, Айзек не видел такой толпы, как здесь и сейчас. Кривые, узенькие улочки кипели и пузырились, а главная городская площадь вокруг колодца, которую они с Дереком вскользь миновали, более всего напоминала здоровенный гнойный нарыв, готовый вот-вот разорваться.
Но Океан был прекрасен. Юноша впервые увидел его из окна арендованной комнатки под самой крышей. Залив Рэгланов искрился, словно поверхность гигантской шкатулки с драгоценностями. Он точно насмехался над смрадом и убожеством города, который застыл у самого его края. Словно какая-то неведомая сила, мерцая, пульсировала в глубине. Хотя, чего уж там – мощь эта была более чем известна всему Обитаемому Миру. Тысячу лет назад она впервые взметнулась и затянула в свой водоворот столицу Империи со всеми её богатствами, обитателями и мудрствованиями. Не осталось ничего. Только лукавая безмятежность коварных сапфировых волн, которые снесли мощные дамбы, словно те были сложены из детских кубиков, и сожрали город, который самодовольно мнил себя вечным…
Словно не были сброшены стены,
Словно не были вены вскрыты,
Спите под кровлей пенной
Боги, вельможи и свиты.
Вспомнилось ему.
Спите под толщей скорби
Забытые полководцы, или царедворцы?
Нет, вельможи со свитами уже были. К тому же, потом там было что-то про битвы и прах героев… А дальше… А вот дальше он совсем не мог вспомнить.
Боги, вельможи и свиты…
От богов и всего, что с ними связано, Айзека в последнее время прямо-таки тошнило. К тому же, тут всё понятно - взбунтовавшиеся воды Океана поглотили величайшие храмы, какие только когда-либо видел Обитаемый Мир, вместе со всеми их роскошными алтарями и идолами. Вторая категория, перечисленная поэтом, никогда его особенно не интересовала. Хотя, нельзя было не признать, что концентрация высокородных приближённых повелителя всех известных земель и вод, наверняка, была в имперской столице самой что ни на есть высокой.
А вот свиты… Наставники в Великом Магистериуме учили своих подопечных, что свиты имперских вельмож состояли из лучших мудрецов своего времени. Но почему тогда Вольмир-странник не сказал ‘мудрецы’? Почему ‘свиты’? Когда Айзек спросил об этом своего наставника, тот отчего-то разозлился. «Рифмы другой не нашлось!» - бросил он, в конце концов. Айзек тогда обиделся за поэта. Как обычно. Как это рифмы не нашлось? Мальчик твёрдо знал, что если Вольмир, что-то хотел сказать, то он всегда находил нужную рифму!
Дядя Айзека в рифмах был не силён. Зато он поразительно хорошо для профессионального творца иллюзий разбирался в материях до боли прозаичных. Разжалованный мастер всегда держал обе ноги строго на поверхности земли, как бы высоко в облаках не парил его разум. На сей раз его практичность проявилась в том, что он, щедро ссыпав горсть монет, и Айзек был уверен, что это были все оставшиеся у них деньги, в подставленную ладонь слуги, распорядился подать им горячий обед, но только после того, как они примут ванну. Позже, выкупавшись и насытившись до отвала, Айзек прочувствовал всю мудрость этого решения. К тому же, юноша не сомневался, что у Дерека был какой-то план, который позволит им и дальше держаться на плаву. Так оно и оказалось.
На следующий день, дождавшись, когда утро полностью наберёт силу, старший сновидец поманил племянника за собой. Полуденный город был пуст, словно одни только бесплотные духи могли выносить нестерпимую жару, которая плавила воздух и раскаляла камни мостовых так, что они жгли сквозь протёртые до ветхости подошвы сапог. Редкие прохожие спешили по своим делам среди пятнистых теней, прижимаясь ближе к стенам домов, подальше от обжигающих щупалец солнечных братьев. И никто не заглядывал в бледные, нездешние лица двух чужестранцев.
Спина Дерека уже привычно маячила впереди. Пот влажными пятнами проступил сквозь застиранную, сероватую ткань его рубашки, и этот тёмный рисунок подчёркивал упругие очертания мышц. Айзек привык к тому, что на фоне сутулых плеч и рыхлых задниц обитателей Великого Магистериума, высокий, подтянутый ученик Машну-Мишны выглядел почти что богом войны, но здесь в Мелее, среди массы мужчин, занятых физическим и зачастую опасным для жизни трудом, он показался неожиданно хрупким, незначительным. И, хоть это и противоречило всему, чему Айзека учили на протяжении его жизни, всему, во что он привык верить, события последнего месяца заставили его зауважать реальность, со всеми её шрамами, трещинками и миазмами. И он знал, что заметная физическая сила или даже просто её иллюзия наяву дорогого стоили.
Однако он всё равно поначалу испытал удивление от того, что его дядя не стал избавляться от бороды, которая успела отрасти за время их путешествия. Но это только поначалу. У его племянника положенная мужчине растительность на физиономии упорно отказывалась появляться. Зато непослушные кудри, успев ощутить свободу, теперь косой волной свисали на глаза и касались мочек ушей. Сейчас, влажные у корней, они спускались ещё ниже, слегка щекоча шею.
После получаса скитаний, Дерек неожиданно остановился у одного из тяжелых, полувросших в землю домов на теневой стороне кривого, ничем не примечательного переулка. Он отцепил от пояса флягу, хлебнул воды и передал сосуд Айзеку.
- Не пей слишком много – нам ещё идти обратно, - произнёс он, наблюдая за тем, как юноша жадно припал к горлышку.
- Хорошо, - ответил Айзек, запыхавшись и облизывая губы. – А зачем мы здесь?
- За этим, - Дерек кивнул в сторону лестницы, которая спускалась ниже уровня пыльной мостовой.
За низкой, чуть скрипучей дверью, их ждала кaморка, душная, словно утроба умирающего зверя. Единственным источником света в помещении с намертво закопчёнными окнами был очаг. Айзек подумал, что сейчас задохнётся, но Дерек не подавал виду, и он решил брать с него пример.
В глубине комнаты возвышался стол, за которым сидел старый меняла-ростовщик, настолько сухонький, что юному сновидцу едва удалось удержать на месте брови, готовые удивлённо взметнуться под непривычным прикрытием длинной чёлки.
- День добрый, почтенные. Чем обязан чести? – произнёс меняла елейно-певучим голосом.
- И вам доброго дня, - отозвался старший сновидец. – Мы хотели бы совершить обмен.
Старик понимающе кивнул и жестом предложил Дереку присесть на стул, который стоял чуть сбоку от края его стола. Айзек остался стоять в тени – свет от камина распространялся не очень далеко. Зато его дядя оказался полностью на виду.
Дерек слегка наклонил голову. Этот его жест был точно на грани между уважительным поклоном и кивков согласия. Он опустил руку и вытащил что-то из узкого кармана в голенище – у Айзека тоже был такой в правом сапоге – предполагалось, что это ножны для ещё одного запасного ножа, но юный сновидец никогда не использовал их по назначению. Однако, совсем не клинок Дерек вынул и положил точно по центру стола – на одинаковом расстоянии между собой и узловатыми коричневыми пальцами хозяина коморки.
Айзек увидел, что это было какое-то ювелирное украшение, похожее на одно из тех, с какими Нэвелла разрешала ему играть в детстве, несмотря на явное неудовольствие его матери. Да, из этого медальона получился бы отличный волшебный трофей для их с Брюном очередного воображаемого квеста!
Руки старика вздрогнули, взметнулись над столом и на секунду закрыли собой сверкающий кулон. Меняла затрясся, точно в лихорадке. Айзек испугался, как бы старика удар не хватил. Медальон, конечно, был потрясающий, но уж так-то чего же переживать? Юноша вытянул шею, чтобы ещё раз через плечо Дерека взглянуть на предмет торга. Круглый прозрачный камень ловил отражения острых язычков пламени прямо из пасти неуместно растопленного камина и превращал их в разноцветные искорки.
Показная вальяжность, которую старательно демонстрировал Дерек, откинувшись на спинку стула, несколько пожухла от странного поведения ростовщика.
- Сколько вы хотите за него? – произнёс меняла, когда к нему вернулось спокойствие.
Дерек ответил и начался торг. Не ожесточённый, скорее слегка отвлечённый. Сновидец знал правила, однако презирал игру в принципе, меняла же купался в своей стихии, как рэглан в воде, но Айзек почти не следил за этим действом. Один из капризов пляски огня отчётливо выхватил из темноты тонкую золотую цепочку, которая была продета в изящное ушко медальона, и Айзек вдруг ощутил и всю тяжёсть своего дыхания и вязкость слоя пота, что покрывал его ладони.
«Дождаться достаточного количества спящих, выстроить локальную иллюзию и замкнуть сон на своём сознании», - повторял он про себя инструкции, данные Нэвеллой.
Праведники сыпались сквозь пелену забвения, и он ловил их в свои сети. Это оказалось совсем не сложно! Обнажённые тела, безволосые, словно у младенцев, переплетались сами собой. Удивительно легко люди поддавались инстинкту, который отчаянно подавляли наяву. Айзек скользил над действом, испытывая одновременно стыд и любопытство, и смутное ощущение, что он, кажется, справился, по крайней мере, с воплощением первой фазы своего плана. Дальше всё должно было обернуться сложнее, вернее, он не знал точно, как именно всё должно было дальше обернуться. Он собирался серьёзно нарушить несколько важнейших табу Цеха сновидцев, и инструкции для такой последовательности действий не существовало в принципе. Даже негласной.
Айзек огляделся. Вдалеке, на границе воронки иллюзии, курился конус вулкана. Словно клык он чернел на фоне бледного, сероватого неба. Сновидец закрыл глаза и оказался у подножия горы. Массы отчаянно совокупляющихся отсюда было практически не видно, но их томные стоны и всхлипы звенели у Айзека в ушах. Он постарался абстрагироваться от этого шума и начал взбираться по крутому, неровному склону. В какой-то момент он обернулся и увидел, что камни за его спиной рушились в пустоту – вулканическая порода крошилась, и осколки бесшумно улетали в бездонную пропасть.
«И всё-таки он – сновидец!» - подумал Айзек, но подступающего кошмара не испугался.
Вход в пещеру внезапно возник перед ним высокой зубастой аркой, одинокая гора словно кричала, призывая равнину на помощь. Айзек спустился вглубь по узкому коридору, пробиваясь вперёд, как сквозь толщу воды. Дикое, необученное сознание Саюла сопротивлялось его вторжению. Ему навстречу сыпались камни и стаями летели чёрные безглазые птицы. И ни разу в жизни, наверно, Айзек не был настолько благодарен своим наставникам.
«Абстрагируйся, сконцентрируйся на простейших элементах сна. Конкретные образы не имеют значения – мысли категориями», - всплыло у него в голове. Птицы, камни ли, или узость прохода и ветер, который больно хлестал его по щекам – всё это лишь проявления защитного механизма чужого сознания. И Айзек остался твёрд и продолжил идти пока впереди не забрезжил холодный, негостеприимный свет.
Он выбрался в необъятную пещеру, заполненную тяжёлыми клубами плотного, влажного тумана, которые кружились и образовывали причудливые завихрения, хотя никакого ветра в огромном, треугольном зале не было. Невероятным усилием и сосредоточением воли Айзек рассредоточил туман и прижал его к каменному полу. Возможно, тем самым он лишь создавал удобное прибежище для немыслимых чудовищ – порождений паники и отчуждения, но у него по-настоящему не было выбора – он должен был пробиться к Саюлу.
И он тут же нашёл его – среди поля серовато-белой ваты пророк выглядел неожиданно потерянным и измождённым. Никогда Айзек не видел таких глубоких и скорбных синяков под глазами, как на этом красивом лице. Рот Саюла кривился и тонкая, полупрозрачная кожа на скулах, казалось, готова была треснуть.
Заметив Айзека, пророк с тихим всхлипом метнулся к нему, но за дюжину локтей, от ошарашенного сновидца, он застыл, словно марионетка, натянувшая нити до предела. Раздался грохот. Пол под ногами у Айзека задрожал и накренился в сторону дальнего, узкого конца пещёры. Саюла развернуло и потащило в направлении эпицентра землетрясения. Он вскрикнул и рухнул в туман. Айзек бросился за ним следом.
Среди гула, раскатов каменного грома и возобновившегося беспорядочного мельтешения влажных облачных форм, он поймал холодные, словно высеченные изо льда пальцы пророка. Саюл вцепился в его руку, словно альтернативой было падение в пропасть. Айзек помог ему подняться на ноги, и тут юный сновидец заметил красное пятно, которое стремительно расползалось по кругу от центра живота пророка. Кровь густо сочилась из пупка и пропитывала его одежду, одновременно действуя, словно растворитель – ткань намокала, съёживалась и превращалась в липкие багровые сгустки, которые частично отваливались и падали вниз, а частично оставались на поверхности кожи.
- Что это? – прошептал Айзек удивлённо.
- Она злится! – ответил Саюл тоже шёпотом, но с непередаваемой ноткой паники.
- Она?
Пророк вздрогнул и дёрнул подбородком в сторону узкого горла пещеры, которое чернело у него за спиной. Айзек проследил его движение и увидел, что покатые стены пещеры на самом деле представляли собой гигантские ляжки дородной каменной женщины. Они стояли перед входом в чрево горы, и смысл этих слов был прям, как натянутая пуповина, которая золотой цепью торчала из окровавленного пупка Саюла.
Айзек оторвал кусок ткани от переднего края своей рубашки и принялся вытирать дрожащий живот пророка:
- Почему она злится?
- Из-за тебя.
- Из-за меня? Но почему?
- Она знает, что я чувствую! – отозвался Саюл срывающимся голосом. – Она всегда знает, что я чувствую даже, когда я сам не знаю!
Так, только истерики Айзеку сейчас и не хватало. Юный сновидец быстро собрался, сосчитал до пяти, и, оценив ситуацию, твёрдо произнёс:
- Тогда ты должен меня отпустить.
Пророк отчаянно замотал головой.
- Отпусти нас Саюл! Иначе она меня уничтожит! – Айзек бросил пропитанную кровью тряпку и взял обе руки пророка в свои.
- Оглянись вокруг… - прошептал он. – Мне страшно, - и он позволил себе испугаться. – Разве тебе не страшно?
Саюл затрясся, точно в лихорадке. Его глаза были полны слёз.
«Сейчас или никогда», - подумал Айзек.
Он сделал шаг вперёд и поцеловал пророка в губы.
После этого земля могла дрожать и разверзаться у него под ногами, призывая небеса рухнуть в её объятия – ничего в этом кошмаре не имело значения – Айзек победил. И он почувствовал, почему то, что он совершил, было под запретом у членов гильдии – эйфория безграничной власти над другим человеческим существом пульсировала у него у висках, наполняла его сердце сладкой негой, а его разум предвкушением невиданных возможностей. С огромным трудом Айзек подавил в себе эти чувства – он не собирался даже на мгновение поддаваться искушению, променять свои крылья на сладкие оковы кукольника, дергающего за ниточки.
«Мы ловим людей в сети иллюзий, только для того, чтобы отпустить их на волю свободно парить в пространстве сна», - сказала ему Нэвелла.
Своим прикосновением он расплавил золотую цепочку и позволил Саюлу оторваться от поверхности пола пещеры и взмыть в небо прочь из чрева горы. Сопротивление камня и сделавшегося невероятно плотным воздуха, отрывало кожу и плоть прочь от его костей, но Айзек позволил это. Он залижет раны позже в своём лесу. Сейчас нужно было довести дело до конца – успокоить и вдохновить напуганного ребёнка, который метался в душе Саюла, чтобы взрослый мог принять решение и довести его выполнение до конца. Ведь торг шёл ни на жизнь, а на смерть – теперь Айзек это понимал. И это в очередной раз оказались их с Дереком жизни.