Сказка Снов Глава 8

[sorinkavglazy]

«В замке есть прачки, а у прачек есть языки, чтобы ими трепать…» - подумал Бэйль. Единственным выходом было сжечь всю одежду, в которой он был ночью. Так сновидец и поступил. Штаны, рубаха и куртка полетели в камин, следом отправились сапоги, мягкие подошвы которых он протёр до дыр. Запахло палёной кожей. Он намочил тряпку в тазу с водой и попытался оттереть свои черно-коричневые пятки до приемлемого состояния. Корка из грязи и запекшейся крови постепенно отошла, и кожу болезненно защипало.
С синяками ничего нельзя было поделать, но нужно было обработать раны на локтях и коленях, а также глубокие симметричные царапины, оставленные на его предплечьях когтями Аарла. Глупый зверь всё никак не хотел улетать, когда он его выпустил. И Бэйль не мог его винить… Незавидной представлялась ему судьба брошенного рэглана, которому, скорее всего, предстояло погибнуть. Но головорезов лорда Арделли нужно было сбить со следа. Мастер с учеником смогут выиграть время и уйти подальше в горы, только если их станут разыскивать в противоположном направлении. Арды – их единственная надежда. Дальше этого Бэйль предпочитал не заглядывать. Будущее было туманным. Оставалось лишь молить богов, чтобы где-то в этом тумане пряталась упрямая надежда.
Он едва успел закончить свои водные и медицинские процедуры и нырнуть в постель к по-прежнему пребывавшей в беспамятстве леди Санде, как послышались гулкие удары металла о дерево. Кто-то заколотил в дверь его комнаты рукоятью поясного кинжала. Вперемежку с ударами звучали выкрики. Сновидец зажмурился на секунду, постарался успокоиться и собраться с мыслями. Его ложь была прекрасно продумана и обставлена. Он привык врать, он хорошо умел это делать, но сейчас ему предстояло постараться, как никогда. Если Арделли Кваерн его заподозрит… Бэйля передёрнуло. Он вылез из-под одеяла, нашёл халат, накинул его на себя и дрожащими руками затянул пояс. Всё тело болело после ночных приключений, но главное остро, словно нож, воткнутый между рёбрами, ощущалось послевкусие побега.
- Что случилось? – пробормотал он, отодвигая засов.
- Открывай! – рявкнул солдат и с силой толкнул дверь прямо сновидцу в лицо. Тот пошатнулся. С азартом спущенных с цепи гончих двое солдат ворвались в его спальню. Они словно ожидали, что Бэйль прячет беглецов у себя за спиной. Следом за ними появился Тосс. Он оглядел комнату, заметил голую девицу на кровати, и брезгливо поморщился. Солдаты, неотступно следившие за малейшими изменениями выражения лица молодого лорда, тут же, как по команде, заржали, указывая пальцами на наготу леди Санды и делая неприличные жесты. Бэйль было попытался начать протестовать, но его толкнули на пол.
- Хватит! – бросил Тосс, позволив подчинённым пнуть жертву пару раз. – Оставьте его!
Он подошёл к Бэйлю и протянул ему руку.
- Благодарю, - прошептал сновидец, потупив взор. Рука у Тосса была сильная. Хватка – железная. Никогда не подумаешь, гладя на его хрупкое телосложение.
- Отец желает вас видеть, - процедил молодой Кваерн.
- Конечно, конечно, - пробормотал Бэйль, стараясь не смотреть ему в глаза. Он засуетился: – Я только оденусь подобающим образом! Позвольте я… О, благодарю вас!
- Не стоит, - холодно бросил Тосс.
Его поза и выражение лица потрясающим образом сочетали в себе презрение, нетерпение и отточенную, но всё равно вынужденную вежливость. И это только три верхних слоя… Что таилось в омуте его души, было полнейшей загадкой. Он единственный из всех своих братьев унаследовал от отца эту глубину. Говорили, что и леди Сильвира была такой же… «Мастер Сильвира», - напомнил себе Бэйль и криво, беззвучно усмехнулся, затягивая шнурки башмаков. Тосс этого не видел.
Солдаты, вытолкали его в коридор, сияя ухмылками и отпуская злобные остроты на предмет того, как он обзавёлся синяками и ссадинами. Они бесцеремонно поволокли сновидца по этажам и лестницам. Колыбель Ветров закипела им навстречу, словно растревоженный муравейник. Ни следа ни осталось от застывшего покоя, сквозь который двое беглецов и их проводник пробирались всего пару часов назад. Бэйль пытался угадать, куда же его тащат? А главное, зачем? Он пошёл бы сам…
Покои лорда Арделли не в этой башне и выше уровнем. Здесь только кладовые. Здесь нет ничего интересного… Они спускались всё ниже и ниже, а в оконные проёмы замковых стен всё ярче били лучи поднимающегося из-за горизонта второго солнца. Первый этаж… Здесь кухни, прачечные, помещения прислуги и… О, боги! Неужели они направляются в рэгланник? Неужели этот глупый зверь всё-таки вернулся обратно? Внутренности Бэйля сковал страх.
Однако они остановились перед другими дверями, за которыми их ожидал не искрящийся в лучах утренних солнц бассейн, а смрад и какофония жилища десятков, а может и сотен обезьян. Лорд Арделли ненавидел их. Но даже его могущественная ненависть не выдержала натиска моды. Впрочем, держать тварей в жилых покоях он так и не позволил. Каждой обезьянке полагалась своя клетка в обезьяннике и бирка на ошейнике. Если бирки не было, а хозяйка не находилась в течение получаса, игрунку немедленно уничтожали.
Запах в помещении стоял ужасающий. Бэйлю показалось, что его желудок лопнет в попытке сдержать рвотный позыв. Но это продлилось недолго. Смрад естественного происхождения тем и отличается, что к нему можно привыкнуть. Привык и Хоран. Старый шут жил в обезьяннике. В самом центре обширного помещения была выстроена клетка в человеческий размер. Её убранство, не считая прозрачных решётчатых стен, вполне могло сойти за обстановку обычной комнаты: кресло, несколько колченогих стульев, огромный сундук с углами, обитыми бронзой, стол и невысокая, одинокая кровать - всё это сюда перетащили из старых покоев лорда-паромщика.
Сейчас ворота клетки стояли распахнутыми настежь. Вещи шута были разбросаны на полу, а сам он сидел, прислонившись спиной к прутьям решётки и закрыв лицо руками. Съёжившейся, дрожащий старик в одной только сероватой ночной рубахе – без своего шутовского облачения он выглядел ещё более жалким, чем обычно.
- Оставьте нас, - бросил Тосс солдатам, когда те всё также без малейшего почтения, втащили Бэйля по ступенькам на возвышение, где стояла клетка, и втолкнули его внутрь. Сновидец по инерции пролетел вперед и упал, зацепившись за ножку стола.
Он перевёл дыхание и осторожно огляделся. Кроме него, Хорана и Тосса в помещении было ещё три человека, которых Бэйль без труда опознал, даже не поднимая головы от смрадного пола. В центре клетки в стоптанных и запылённых солдатских сапогах в нетерпении раскачивался с носков на пятки молодой лорд Эберн. Справа от него из складок тяжёлого, добротного плаща выглядывали носы сапог таких же добротных, но не вычурных – лорд Арделли расположился в кресле, и чуть позади него Бэйль различил очертания изящных лодыжек в охотничьих сапожках из тонкой оленьей кожи. Это был секретарь лорда Кваерна, который обладал двумя завидными для своего занятия талантами: он умел быть незаметным и одновременно незаменимым. А ещё он был человеком Тосса.
Долгие годы благородный повелитель Колыбели Ветров занимался тем, что стравливал своих многочисленных отпрысков между собой, желая выявить того, кто окажется действительно достойным называться его наследником. Тосс и Эберн продвинулись дальше всех своих братьев на пути завоевания этого заветного звания. Все кругом были уверены, что один из них точно станет следующим лордом-правителем… Об этом много и разнообразно шептались. Обитатели замка пытались угадать, кто же окажется тем самым счастливчиком, чтобы успеть попасть под его покровительство. И хотя Бэйль почти никогда не мог сказать, о чём же думает могущественный глава дома Кваернов, сновидцу казалось, что он точно знает, что творится в голове благородного лорда, когда тот наблюдает за своими двумя любимыми сыновьями. Вот если бы их – Тосса и Эберна – можно было взять и перемешать, словно слишком густые и слишком жидкие чернила. Если бы можно было сделать из них одного человека. Это был бы идеальный наследник! У каждого из братьев были качества, которых другому катастрофически не доставало.
Сейчас один молчал, а второй широко ухмылялся. Бэйль наконец решился поднять глаза и упёрся взглядом прямо в довольное, полное предвкушения лицо Эберна. Он больше всего напоминал хищника в конце погони за добычей, вот только животные, конечно могут загрызть больного или слабого сородича, но никогда не делают этого из мести или ради удовольствия.
Лорд Арделли поправил плащ, брезгливо поморщился и произнёс нарочито спокойным голосом, каким строгий наставник объясняет провинившимся школярам, за что их выпорют до кровавых рубцов:
- Нам известно, что беглецы выбрались из своей комнаты через дымоход. Мы хотим знать, что было дальше. Куда они отправились?
Говорил он негромко, но даже обезьяны притихли и перестали так отчаянно верещать. Бэйль ни разу не видел его во сне, потому что лорд Кваерн не смотрел снов, но придворному сновидцу всегда казалось, что даже пространство той реальности должно было прогнуться под этого человека.
- Они покинули замок, миновав все патрули, - продолжил Арделли всё тем же наставительным тоном.
- Откуда вам известно, что они смогли покинуть замок, а не прячутся где-то здесь? – голос Хорана, который продолжал закрывать лицо руками, прозвучал приглушённо. И всё-таки он осмелился перебить своего родственника и властелина – дерзость, на которую Бэйль даже не надеялся когда-либо решиться.
- Рэглан мальчишки пропал, - хмыкнул Эберн. – И никто из слуг ничего не видел. Так не бывает, чтобы никто ничего не видел…
- Мало золота предлагаете в награду, - отозвался Хоран. Он опустил руки и посмотрел на племянника с презрением:
- Жадность уже не в первый раз губит ваши планы.
- Кто сказал, что мы вообще предлагаем золото? Мы обещаем сохранить им жизни! Если понадобиться - убьём их всех, и они это знают. Думаешь, в Чумной Долине недостаточно голодранцев, готовых с радостью занять освободившиеся тёплые места по эту сторону ворот?!
- Думаю, что более чем достаточно… Вот только захотят ли они оказаться на местах, нагретых телами, которые ещё не успели остыть? Ты хотя бы догадываешься, сколько слуг в Колыбели? Кто будет хоронить такую толпу народу, если вы всех поубиваете? Или, может быть, всё-таки кого-то выборочно пощадите? Можно бросить жребий! – шут выплёвывал реплики, словно виноградные косточки. Бэйль видел, как физиономия Эберна приобрела багровый оттенок бешенства. В этом состоянии он был опасен, словно действующий вулкан.
- Хватит! – рявкнул лорд Арделли. – Никто не собирается казнить всю прислугу в замке! Прекратите этот балаган. Эберн – заткнись, а ты, братец - не валяй дурака…
- А я думал, именно это составляет суть моих обязанностей! - голос Хорана зазвенел настоящим неповиновением. Он поднялся на ноги и теперь сверху вниз смотрел на своего продолжавшего сидеть повелителя.
И тут Тосс не выдержал. Он с размаху ударил старого шута кулаком по лицу с такой силой, что тот рухнул обратно на пол. Бэйль не ожидал подобной реакции от более сдержанного из братьев. Если кто из них и был склонен к вспышкам гнева и применению грубой силы, так это Эберн… Но на сей раз он не сорвался. Зато Тосс был не похож на себя от злобы. Бэйль перехватил полный ужаса и удивления взгляд секретаря.
А поверженный шут, пролежав несколько долгих секунд без движения, задрожал от хохота, расцвеченного визгливыми, колкими нотками отчаяния. Затем он медленно, плавно, словно пламя свечи, принял вертикальное положение. Его трясло, как и Бэйля, которого к тому же прошиб липкий ледяной пот.
- Зачем вы приволокли сюда сновидца? С каких это пор вы выносите семейные дрязги на всеобщее обозрение? – спросил Хоран, сияя окровавленной ухмылкой, и Бэйль встрепенулся. Всё это время он, сам того не замечая, медленно отползал в дальний угол клетки подальше от центра. Конечно, если его решили убить, раболепство ему не поможет, но вот если они ещё не решили, демонстрация страха и покорности, возможно, спасёт ему жизнь…
- Бэйль у нас второй на очереди. После тебя, - произнёс Тосс, массируя костяшки длинных пальцев и исподлобья глядя на шута.
- Какая честь для него… То есть, вы допускаете, что это не я помог Дереку?
- А может быть, вы сделали это вместе? – к Тоссу вернулось его обычное ехидное спокойствия. Сновидца это не утешило – так он был куда более опасен, чем когда размахивал кулаками.
- Но я - я - я не мог! Я был… - Бэйль сам не заметил, как начал оправдываться, подстёгиваемый уколами паники, которая грозила прорваться сквозь его тщательно отрепетированную маску.
- Вместе с этим ничтожеством? – прервал его шут с нескрываемым презрением. – Да этот слизняк даже брюха от земли без вашего дозволения оторвать не может! Наверняка наложил в штаны. Не то чтобы это как-то повлияло на здешние ароматы… Мне такой в помощники не нужен.
- Значит, ты сознаешься в том, что сделал это один? – от того каким тоном лорд Кваерн задал этот вопрос, Бэйлю стало мучительно трудно дышать, словно кто-то сжал его горло ледяными тисками.
Шут повернулся в пол оборота и посмотрел в сторону сновидца.
- Сознаюсь. И, пожалуйста, Арделли, сделай милость – больше не унижай меня подозрением, что эта честь моя не целиком!
Вязкое, плотное удовлетворение наполнило смрадную атмосферу обезьянника. Тосс молчал и словно что-то подсчитывал в уме. Эберн ухмылялся. Их отец подался вперёд в своём кресле, а секретарь наоборот сделал шаг назад. Хоран наградил каждого их них особенно презрительным взглядом и продолжил:
- Я помог им выбраться из замка. Они забрали своего рэглана и улетели на нём! – он говорил именно то, что Бэйль больше всего хотел, чтобы лорд Арделли и его сыновья услышали.
«Он видел, как я выпускал зверя…» - мелькнуло у сновидца в голове.
- И больше ничего об их намерениях мне неизвестно. Как вы догадываетесь, Дерек достаточно близко знаком с порядками, заведёнными в этом поганом месте, чтобы никому не доверять свои планы. Даже мне.
Бэйль знал, что старый шут имеет в виду: палачи лорда Арделли славились своим умением извлекать любую информацию из любого человеческого существа. Никто не был точно осведомлён, как они это делают, но об их подземельях ходило достаточно леденящих кровь слухов, чтобы никто в Колыбели Ветров, ни с кем не делился тем, что следовало держать в тайне от хозяина замка.
- Ты прав, братец. Не стоит выносить семейные дела на всеобщее обозрение, - внезапно произнёс лорд Арделли.
Он помедлил секунду и кивнул Эберну. Тот шагнул вперёд, схватил Хорана поперёк туловища и бросил его на кровать, словно тряпичную куклу. Старый шут вскрикнул и попытался вцепиться племяннику в лицо, но Эберн с ловкостью неожиданной для человека его комплекции, перехватил обе руки старика одной своей левой. Шут снова вскрикнул, затем тихонько всхлипнул несколько раз и отчаянно засучил босыми ногами по простыням. Бэйль слегка попятился на четвереньках и увидел голову шута, вдавленную в подушку огромной пятернёй его племянника.
Старик задыхался долго. Его тело целую вечность то выгибалось дугой, то опадало. Но постепенно его сопротивление становилось всё слабее, пока, наконец, не прекратилось совсем. Эберн подождал ещё чуть-чуть и отнял руку от уже мёртвого лица. Он обернулся и вопросительно взглянул на отца.
- Незачем волновать вашу матушку, - произнёс лорд Арделли очень устало.
- Юлринк, - обратился он к секретарю у себя за спиной.
- Да, мой лорд? - ответил тот абсолютно бесцветным голосом после короткой напряжённой паузы.
- Нам бы хотелось, чтобы у леди Соллах не было поводов расстраиваться, когда его найдут.
- Да, мой лорд…
- А на вашем месте я бы поспешил вернуться к вашему очаровательному алиби, - процедил Тосс и во второй раз за это утро протянул руку, чтобы помочь Бэйлю подняться на ноги. На сей раз он даже перчатки не снял. Сновидец кивнул. Его мелко трясло. Казалось, что сухой, ватный язык прилип к нёбу и никогда уже не будет ворочаться. На ногах он удержался с трудом. Его мутило. Несмотря на все его так хорошо продуманные планы и ухищрения, как же близок он всё-таки был к провалу…
Лорд Арделли поманил сыновей, и они втроём покинули клетку. А мёртвый шут продолжал лежать на кровати. Секретарь наклонился, дрожащими пальцами закрыл ему глаза и расправил одеяло так, чтобы издали казалось, будто Хоран просто мирно спит в своей постели.
«Милосердие бывает разным», - подумал Бэйль, глядя в ровное, безжизненное лицо бывшего придворного шута Арделли Кваерна. - «Покойся с миром, лорд-паромщик!»
Ворота громадной клетки лязгнули за его спиной, тронутые внезапным набегом гнилого замкового сквозняка.

***
Корабль застыл на якоре на одинаковом расстоянии между береговой линией и кромкой горизонта. В неверный час танца теней ни один шкипер в здравом уме не решался испытывать свою везучесть в волнах Залива Рэгланов, которые искрились и шептали над дном, изменчивым, словно благосклонность продажной женщины. Лоцманские карты здешнего рельефа устаревали быстрее, чем фасоны платьев модниц.
Леди Нивира посмотрела в зеркало. Тени плясали на её обнажённой коже. Временами они сплетались в узор, сквозь который она – полноватая коротконожка, самой себе даже казалась красивой. Кроме того в зеркале отражалось убранство комнаты у неё за спиной, гармонию которого нарушал, разве что, тяжёлый, низкий потолок. Прекрасное это было помещение: резные стулья, половик из шкуры неизвестного ей, но, несомненно, благородного, зверя, стол на изогнутых, пузатых ножках, застеленный новой хрустящей скатертью. Всё здесь демонстрировало богатство, стремление создать уют и какое-то странное… довольство? Сотню сотен пород древесины можно было добыть в джунглях реки Силгон, и, как с гордостью сообщил им меднолицый капитан, только лучшая сотня из этих сотен была использована во внутренней отделке кают «Похитителя Зари».
Гирнис неподвижно лежал на кровати. Танцующий лунный свет делал его похожим на покойника. Но на самом деле он был просто-напросто мертвецки пьян. Всю прошедшую неделю его молодая супруга провела, разбавляя его вино водой, и всё равно он каждый день умудрялся напиваться до беспамятства.
Во время проводов перед их брачной ночью сестра сунула ей в руку флакончик с кровью.
- Если завтра на вывешенной простыне не будет положенного пятна – позор будет наш, а не его, - заключила Лориана цинично.
В её голосе жалость к Нивире смешались с презрением по отношению к её мужу. Но она была права. Как всегда. С незавидной частотой Лориана оказывалась оракулом здравого смысла, предполагая всё самое гнусное, глупое и бессмысленное в людях. И младшая сестра не могла не оценить этот её жест, если не по достоинству, то хотя бы с теплотой.
За полчаса до проводов бледная от гнева Лориана расшвыряла блюда и кубки со стола. Нивира знала, что их отец, особенно после скандала с кражей светящегося камня, специально придержал до последнего новость о приданом младшей дочери, предвидя и опасаясь реакции старшей. Нивиру позабавило, что даже лорд Ардер побаивался Лориану… Сила, которая исходила от неё и правда завораживала и оглушала. Её младшая сестра никогда и не надеялась стать такой. Когда Нивира в детстве слышала старые сказки об императрице Канне, дочери Фильяра, которая когда-то в древности превратила Обитаемый Мир в Империю и сделала своего отца первым императором, она всегда представляла, что её сестра - это Канна.
С яростью и неповиновением, достойными раненого воина, встретила Лориана известие о том, что их отец отдал мужу Нивиры бесплодный кусок пустыни, на котором стояли развалины Кавы. Много лет среди стен старого города гулял один лишь только ветер. Какой благородному дому Лидов с них прок?
Но закон ещё более древний, чем Империя, которая поднялась, расцвела и пала, гласил, что «имя идёт с землёй». Это означало, что получив во владение руины к востоку от Мелеи, Нивира и её муж автоматически становились лордом и леди Ротмар. В глубине души она находила это по своему справедливым – в конце концов, она была Ротмарпо матери… Но её сестра не видела этого, она видела лишь, что семья старого аптекаря формально поднималась на одну ступень с Лидами и Кваернами. Это было то, чего, согласно представлениям Лорианы, не должно было быть никогда.
Хорошо всё-таки, что мнение её сестры очень мало управляло действительностью. Иначе Обитаемый Мир или, по крайней мере, та его часть, что примыкала к Мелее, обернулся бы еще более жестоким местом, чем на самом деле… Приданое леди Нивиры было закреплено в писаном контракте, который Алесакх узловатыми руками быстро скрутил в тугой свиток и спрятал за пазухой. Закрепление их с Гирнисом брака было встречено приличествующим случаю гиканьем и воплями толпы, когда на утро после свадьбы на ворота аптекарского дома вывесили аккуратно окровавленную простыню.
Неделю спустя леди Нивира продолжала оставаться девственницей. Поместье аптекаря было для неё обширным запутанным лабиринтом, по которому она бродила, не встречая ни одного прямого взгляда. Прислуга не поднимала на неё глаз, но к этому она привыкла с детства. Хозяева дома отводили глаза в сторону и, либо, как её супруг, притворялись, что её не существует, либо делали вид, что она бесчувственная, хрустальная статуя какой-то капризной богини, вызывающая смутное полуосознанное благоговение. Они начинали говорить тише, когда она входила в комнату, не обсуждали при ней повседневные дела и не окрикивали слуг. Они не брали кушанья с общего блюда, если Нивира первая к ним прикасалась. Она жила в этом доме, словно в огромном воздушном мешке, и в её душу начинали медленно пробираться немота и отчаяние.
Шагнув прочь из неверного танцующего света в прохладную, покачивающуюся темноту, Нивира сняла со спинки кресла ночную рубашку и надела её. После того как ей удалось высвободить кусок простыни из-под бока Гирниса, она устроилась рядом с ним на кровати и попыталась кое-как забыться сном под его неровное бормотание и шум океана. Волны шептали по-особому - близился сезон – время ловли рэгланов.
Гирнис был одним из немногих молодых мужчин в Заливе, не занятых в этом деле. Всю жизнь Алесакх готовил его к чему-то другому. Старый аптекарь презирал промысел, которым жил город – это знали все. Он дал внуку прекрасное образование, хоть тот и сопротивлялся. Кругозор большинства мужчин, которых в жизни приходилось встречать Нивире, мог без остатка поместиться в игольное ушко. Как и все юнцы, внук аптекаря мечтал ничем не отличаться от стада.
Лориана потратила свою юность, ожидая предложения руки от того из сыновей лорда Кваерна, кого его отец сочтёт достойным звания наследника. Её сестра, сколько себя помнила, боялась, что с ней случится тоже самое. Лориана вышла из брачного возраста, а кузен Арделли так и не определился с выбором. Нивире недавно пошёл двадцать шестой год, и теперь она была замужем. Чтобы там ни было дальше, она избежала участи и старой девы и жрицы в храме – по меркам её семьи уже это можно было считать достижением.
Гирнис захрапел. Его супруга повернулась на другой бок и посмотрела на него. Она не помнила тот день, когда впервые увидела мужчину, которому суждено было, вопреки обстоятельствам и предрассудкам, стать её мужем. Вероятно, они были детьми. В храме или во время одного из городских праздников взгляд юной леди вполне мог скользнуть мимо него, не задерживаясь. Зато она хорошо помнила тот день, когда впервые увидела его по-настоящему.
«Скоро будет ровно год», - Нивира погладила его по волосам.
Это был праздник в честь открытия промыслового сезона. Вместе с отцом, его женой и Лорианой она с высокого помоста наблюдала за кружащимися в танце парами. В нестерпимой духоте белого полотняного навеса, среди волн смрада подгнивших фруктов, запахов пота и тяжёлых благовоний, она сидела, обмахиваясь веером. Её руки затекли от этих отчаянных попыток вызвать из небытия несуществующий ветер, и все спицы внутри тугого корсета впились в податливую плоть и горели, словно лезвия, вымазанные змеиным ядом.
«И как у этих умалишённых только хватает сил танцевать?» - думала она.
Среди вихря кадрили вспыхивало и опадало пламя. Лэм. Её звонкий смех, её непослушные рыжие кудри, что взлетали над толпой каждый раз, когда партнёр поднимал ей. Этот парень держал её за талию и смотрел только на неё. Красота Лэм ослепляла, не давала покоя. Она казалась совершенной, нереальной, шуткой богов, потому что только в шутку могли всё прозревающие боги дать сразу столько красоты одной смертной женщине. Никто тогда не думал, что боги наказали её этой красотой… Но Нивира больше не видела Лэм. Она видела только его – прекрасного юношу, который кружил свою партнёршу в танце.
Теперь этот юноша принадлежал ей.
Было условлено, что они осмотрят свои номинальные владения. Благодаря любезности чужестранца – капитана корабля, который доставил какой-то особый груз Алесакху и за это даже удостоился чести приглашения на свадьбу, они с Гирнисом могли отправиться в Каву морем. И утром восьмого дня их бесславного брака это наконец произошло. Нивира была счастлива выбраться из затхлого дома, по пути посмотреть на город и на людей, прокатиться на лошади, в конце концов!
Улицы Мелеи встретили их процессию своей обычной утренней какофонией: служанки с корзинами свежей рыбы спешили из порта, пузатые купцы направлялись по своим, несомненно, важным делам, повсюду сновали дети. Нивира радовалась всему - даже резкой рыбной вони, которая то и дело тревожила её ноздри.
В устье узкой улочки перед самой гаванью они упёрлись в толпу. Плотный сгусток человеческих тел и поклажи ворочался, словно огромное насекомое, застрявшее в сладком горлышке бутылки. Началась давка. Прохожие ворчали и ругались со слугами, недовольные внезапной помехой на своём пути. Лошади фыркали и пританцовывали под всадниками. Нивира огляделась – Гирнис равнодушно смотрел вперёд, даже не пытаясь приструнить своего беспокойного скакуна, или помочь навести порядок.
Постепенно сварливая толпа рассеялась по сторонам, пропуская процессию к причалу. Последней в сторону, прямо из-под молнии звонко щёлкнувшего кнута, шагнула высоченная, наверное, в три с половиной локтя ростом, рыжая девица. Она лениво посторонилась, так, словно кнут был лишь незначительной помехой на её пути, а не оружием, способным рассечь плоть до кости. Она вся словно состояла из веснушек, которые сливались в большие золотистые созвездия, перетекавшие одно в другое. И на этом фоне выделялись колкие стальные глаза, которые смотрели так, что если бы волной презрения можно было бы сбить с ног, Нивира уже валялась бы в пыли вместе со всеми своими провожатыми.
Её муж чуть слышно произнёс имя, было заметно, что Гирнису и больно и одновременно боязно при виде этой бесстрашной, наглой девчонки.
- Кайя… - уловила Нивира в его бормотании.
«Наверное, она по-своему чувствовала к своей сестре тоже, что я чувствую к своей», - подумала Нивира, поднимаясь на борт «Похитителя Зари».

***
Медные лучи заката широкими полосами пролегли по стенам маленькой комнатки, в которой Сабия, как обычно, наводила красоту перед тем, как спуститься в общий зал борделя. Кайя почему-то любила здесь бывать. Что-то такое витало в этом тесном помещении, что роднило происходящее тут с играми, в которые они играли в детстве: баночки, склянки с косметикой и духами, расчёски и кисточки, пара мутных зеркал, распахнутая шкатулка с броскими, дешёвыми украшениями. С крючка, вбитого в стену, свисал тонкий полупрозрачный наряд Сабии.
- А мой братец, похоже, хочет залезть тебе под юбку! – насмешливо пропела она и провела щёткой по своим коротким соломенно-жёлтым волосам. Чуть влажные пряди изогнулись, подхваченные жёсткой щетиной, но тут же снова послушно улеглись на место.
- Я не ношу юбки! – Кайя попыталась огрызнуться, но получилось скорее обиженно, чем агрессивно. Она ненавидела всю эту ситуацию и знала, что её подруга абсолютно права.
- Не меняй тему, Валор хороший, ручаюсь! Я точно знаю – мы с ним всё-таки из одного места на свет вылезли. Две руки… полторы ноги, всё остальное, я думаю, на месте, - Сабия продолжила подначивать её, как ни в чём не бывало. - Относительно не дурак. Почему бы тебе в перспективе не наплевать на все, и не зажить с ним своим домом в городе?
- Например, потому что ты станешь меня презирать? – парировала Кайя.
- О, вот только не надо портить себе жизнь из-за меня! К тому же, когда я буду подыхать в канаве с остальными продажными женщинами, это будет таким утешением - знать, что у кого-то из моих самых близких жизнь сложилась, как положено! Ну, попрезираю сейчас чуть-чуть, делов-то?
Кайя не выдержала и прыснула, когда её подруга в стремлении изобразить порыв возвышенных чувств, прижала обе руки к груди, одновременно предпринимая попытку пожать плечами.
- Боюсь, что мне придётся лишить тебя этого существенного утешения!
- То есть ты не планируешь становиться честной женщиной? – Сабия покачала головой, продолжая всем своим видом демонстрировать комичное разочарование.
- А можно мне ни кем не становиться: ни честной, ни продажной? Можно мне просто… быть? – спросила Кайя грустно.
- Э - э… нет! Так не бывает: все женщины либо честные-уважаемые, либо шлюхи.
- А как же леди Лориана? Кто она тогда?
Сабия ненадолго задумалась:
- Лориана? Она – леди… Ты сама сказала! Должно же это что-то практически означать…
- Исключение из общих правил – завидная привилегия, - согласилась Кайя.
Из всех преимуществ, которые давало высокое положение, это представлялась ей самым желанным. Ни золото, ни статус, ни уверенность в завтрашнем дне сами по себе не казались настолько важными, а вот возможность жить, будто общепринятые нормы установлены не для тебя – вот это интересно! С годами у Кайи всё хуже получалось соответствовать всяческим писаным, и особенно неписаным, правилам, и всё больше сил она тратила на то, чтобы это не так сильно бросалось в глаза.
Не считая подтруниваний со стороны Сабии, внезапно проснувшийся или, быть может, внезапно осознанный интерес к её персоне со стороны Валора доставлял ей одни неприятности. Его внимание словно нанесло её на какую-то невидимую карту, обозначило ей цену. А Кайя терпеть не могла, когда к ней прицениваются. Она ходила по улицам и ловила на себе всё больше этих взглядов – раньше она редко обращала на них внимание. Под ними она была не хозяйка себе. Примерно так, только с куда большим вожделением, мужчины когда-то смотрели на Лэм… Кайе хотелось выпрыгнуть прочь из своего тела, улететь, испариться. Никогда прежде она не испытывала такой острой ненависти к себе: к этим непослушным волосам, к пятнистой коже, к огромным, тяжёлым грудям, которые так непростительно колыхались под одеждой, как бы она их не перетягивала. Она казалось себе овеществлённой. И это Кайя ненавидела сильнее всего. И раньше она хотя бы дома была полностью свободна от всего этого, но теперь именно Вдовьи Скалы сделались центром пересудов.
Нала вела себя так, словно затаила смертельную обиду. Она ни слова не говорила в открытую, что было на неё совершенно не похоже, и только поджимала губы при виде Кайи. Кайя знала, что она любит её почти, как дочь. Но далеконе так, как сына. Грядущее счастье и устроенность её мальчика стояли для Налы во главе всех углов, и она собиралась быть счастливой с ним за компанию. Предполагалось, что Кайе и даже, до некоторой степени Сабии, будет позволено присоединиться к этой будущей благополучной семье, чтобы в качестве малых лун вращаться вокруг центральной планеты вместе с её главным спутником.
Кайя тоже искренне любила Налу, и ей было физически тяжело чувствовать раздражение по отношению к ней. Вдобавок сами скалы и утёсы знакомого побережья теперь словно смотрели на девушку с укором, а волны Залива нагоняли и расплёскивали сомнения белой пеной на песок. Кайя ненавидела это «а что, если я не права – а что, если они правы» состояние. Оно ело её изнутри. А что, если ничего большего в этом мире нет?Или есть, но не для неё? И это ведь единственный мир, до маленького кусочка которого можно дотянуться шершавыми настоящими пальцами, покрытыми трещинками и заусенцами… Солёная вода не щадит кожу. Она опустила глаза и посмотрела на свои руки. Стихии и время вообще не щадят никого и ничего.
- Что такое? – спросила Сабия погрузившуюся в раздумья подругу, но Кайя, вместо того, чтобы ответить, решила переменить тему. Этим утром Гирнис с его молодой женой погрузились на корабль чужестранцев, и вышли в море. Она, собственно, и пришла-то к Сабии, чтобы выведать, куда они отправились. Никакого практического интереса эта информация для неё не представляла, но Кайя почему-то испытывала странную потребность узнавать, как можно больше о жизни бывшего суженого своей мёртвой сестры. Ей доставляло особенное удовольствие коллекционировать его несчастья.
- Я видела сегодня, как Гирнис со своей новой благоверной отплыл куда-то на этом корабле… - Кайя собрала лоб в череду складок и сделала жест, который приглашал Сабию продолжить её мысль.
- На «Похитителе Зари»?
Кайя кивнула:
- И куда они попёрлись?
- Обозревать владения, - хмыкнула Сабия.
- Владения? – удивилась её собеседница.
- Ага. Каву.
- Но там нечего обозревать, кроме голых камней и пыли…
Сабия только фыркнула.
- Да какая разница – главное же отбыть с помпой!
Она бросила вороватый взгляд на свою подругу:
- Служанки шепчутся, что по ночам в спальне молодожёнов тихо, как на кладбище, не считая периодических припадков храпа. Говорят, что благородная леди до сих пор, как была, так и остаётся девственницей, и старый хрыч по морю сослал их делать наследника новому дома Ротмаров!
- Новому? Я думала дому Ротмаров тысячу лет в обед.
- Было. Первому варианту.
Сабия усмехнулась. Она повернулась к зеркалу и принялась деловито прихорашиваться, напевая себе под нос какую-то непристойную моряцкую песенку. Слов было не разобрать, но мотивчик был весёлый и явно нездешний. Кайя не смогла сдержать улыбку. Азарт и лёгкость, с которыми её подруга добывала и распускала сплетни, были поистине необычайны.
- Я ещё могу понять, откуда у тебя информация от моряков, - произнесла Кайя многозначительно. – Но вот как ты узнаёшь, о чём шепчутся служанки в этом городе – вот это для меня настоящая загадка.
- А в этом городе от служанки до шлюхи – один неудачный чих… - на сей раз в голосе Сабии не было ни тени веселья. – И это ещё, если повезёт. Они прислуживают, а мы обслуживаем. Так что, мы друг другу не враги.
В дверь постучали, и Кайя шагнула за ширму в углу и пригнулась. Перегородка стояла в тени, так что можно было надеяться, что её ноги, торчащие снизу, останутся незамеченными. Не то, чтобы ей нельзя было здесь находиться… Хозяйка заведения, по большей части, смотрела сквозь пальцы на то, что её девочки делают в своё свободное время. Однако, если у неё вдруг найдётся какой-то реальный или надуманный повод быть недовольной поведением или внешним видом Сабии… В общем, Кайя предпочитала не нарываться и не подливать лишний раз масла в огонь, который вполне мог подпалить прелести её лучшей подруги.
Но она зря волновалась – это был всего лишь Груэл.
- Поторапливайся, моя радость, - произнёс он, изящно подбоченясь.
- С чего это вдруг? – бросила Сабия совсем не радостно. Его появление отвлекло её от процесса рисования точно выверенной линии под правым глазом, она неудачно моргнула и теперь сидела с чёрной кляксой на пол скулы.
Кайя не выдержала и расхохоталась от души. Она согнулась пополам, захлёбываясь приступом веселья, и под сердитым взглядом Сабии, которая, тем не менее, сама из последних сил сдерживала улыбку, толкнула ширму локтем. Груэл охнул и отскочил за порог. Он смачно выругался в коридоре и вернулся в комнату, излучая укоризну, но в уголках и его миндалевидных глаз плясали озорные смешинки.
- Дорогуша, - обратился он к Кайе, - Ты меня хочешь заикой сделать?
- И не думала! – ответила она, утирая слёзы.
- Вот и правильно. От жалости мне за минет больше платить не станут. Однако, радость моя, - он снова повернулся к Сабии, - Поторапливаться всё равно придётся!
Скорчив недовольную рожицу, Сабия с удвоенным энтузиазмом принялась стирать со щёк тёмные разводы, оставшиеся от испорченного макияжа.
- Я думала, что, раз «Похититель» ушёл, у нас сегодня будет тишина. В порту же пусто, как в кошельке у старого рэгланера!
- Так-то оно так, - согласился Груэл. – Но богам, видимо, неугодно, чтобы мы расслаблялись. Леди Лориана вместе со своими мымрами в полном составе попрыгали на рэгланов и направились вслед за молодожёнами обозревать почтенные руины. Сама понимаешь – кошка из дома… - он выразительно пожал плечами.
«Мыши в пляс», - закончила Кайяпро себя.
Сабия издала странный звук – что-то между сдавленным хрипом и гортанным рычанием.
- Стражники, палачи, солдатня – все ведь припрутся!
- А как же… Известное дело, - согласился Груэл.
Кайя вдруг отчаянно почувствовала себя лишней. Она чмокнула Сабию в щёку, провела ладонью по курчавому затылку Груэла и без лишних слов выскользнула в коридор.
К чёрной лестнице, прочь от маленького будуара её подруги вела высокая крытая галерея, которая нависала над просторным главным залом борделя – «витриной лавки» - как называла это место Сабия. Дойдя до середины пролёта, Кайя остановилась и взглянула вниз на обширную комнату, которая шевелилась, словно садок, полный пойманных рыбёшек. Прислуга расставляла на столах блюда со сладостями и фруктами и графины с вином, а первые девочки, уже успевшие выпорхнуть из своих комнат помогали взбивать вышитые подушки на бордовых диванах, одновременно выбирая лучшие места на «витрине».
Скоро этот зал будет полон весёлых, подвыпивших клиентов, жаждущих просадить своё независящее от сезона господское жалование. И для Кайи такого удачного момента может больше не представиться…
Украденный светящийся камень буквально жёг ей карманы, хоть она и не носила его с собой. Сомнения в собственной неуязвимости постепенно, с каждым днём всё более жадно, пожирали браваду, с которой она в ночь кражи пыталась убедить Валора в том, что её не поймают. А вдруг поймают кого-то другого? Доносы, как обоснованные, так и беспочвенные, в городе – не редкость… Кайе совсем не хотелось отягощать свою совесть чьей-то ещё чужой бедой. Камень нужно было как можно более незаметно вернуть. К тому же, он был ей больше не нужен. Они с Инту без передышки ныряли несколько дней подряд, пока, наконец, в конце одного из коридоров затопленного дворца не обнаружилась дверь с заветной надписью на облепленной кораллами табличке.
Буквы были едва различимы, но после нескольких мучительно долгих секунд, в течение которых Кайя, раздирая пальцы в кровь, очищала очертания витиеватых знаков, сквозь вековые наросты в искусственном фиолетовом свечении проступило слово «арослорх» - сокровищница. Наконец-то. Дважды до этого она ошибалась. Дважды её взгляд упирался в надпись «арослохерн» – «комната тех, кто считает золото» - там тоже могли обнаружиться монеты и кое-какие небесполезные вещи, но не эти крошки со стола истории были главным призом, ради которого она рисковала столь многим.
Кайя сбежала вниз по узенькой чёрной лестнице борделя и, рискуя в эту конкретную минуту, разве что схлопотать чан с помоями себе на голову, пробралась вдоль неровных стен задней улочки. То тут, то там на верёвках, протянутых между окнами, словно праздничные флаги, покачивались выстиранные хозяйственные тряпки. В одной из ниш между камнями, которые проступали сквозь грязную, потрескавшуюся штукатурку, она прятала свой незаконно приобретённый трофей. Камень слегка светился и словно пульсировал даже через плотную тряпку, в которую она его завернула. Кайя огляделась по сторонам и быстро засунула пухлый свёрток за пазуху. Оставалось надеяться, что среди её мешковатых лохмотьев дополнительный выступ на теле останется незамеченным. Решив перестраховаться, она даже распустила волосы – выскочив из-под тугой повязки, тяжёлый рыжий пух немедленно оккупировал её плечи и всю поверхность спины от затылка до ягодиц.
Вечерний город бурлил, утопая в последних лучах заката. Долговязая девчонка скользила сквозь толпу, мечтая стать невидимой. Но вместо этого она была словно бельмо на глазу, всегда была. Всё в ней было слишком. А из серого - одни глаза. Где уж тут притвориться мышкой даже при отсутствующей кошке? Впрочем, как раз кошек-то Кайя не опасалась в любом случае. Другое дело собаки… Если сегодня ночью все стражники и солдаты лорда Ардера разбредутся по портовым борделям, они наверняка перед уходом спустят с цепей всё, что способно лаять, рвать и кусаться.
Ну, допустим, она просочится внутрь замка, не спровоцировав общегородской перебрёх. Что потом? Её все знают – в Мелее у неё «репутация». Так что, она не могла просто так притвориться кем-то другим: горничной, поварихой, прачкой – женщиной без лица. Ну, хорошо, Кайя усмехнулась. А что, если спрятаться среди другой половины человечества? Как насчёт этого?
После памятного нападения в день сбора податей за воду Кайя стала куда осторожней. И она выследила ублюдков, которые не позарились на её честь только потому, что не было времени. На прошлой неделе их повесили на тех же столбах на крепостном валу, на которых за несколько дней до этого болтались бездыханные тела насильников её сестры. Она выследила их всех – всех, кроме главаря. Кто он, она не знала до сих пор. Кайя вздрогнула и нахмурилась.
У банды имелось несколько тайников в городе - она отыскала, по крайней мере, три из них. Золота там не было – она проверила. А значит, у неизвестного главаря, скорее всего, нет достаточных резонов, чтобы рисковать и наведываться туда после смерти подручных. Столь многое в её внезапно возникшем плане было «скорее всего», но Кайя почему-то точно знала, что всё у неё сегодня получится.
Она покинула людные улицы и пробралась в ту часть города, что примыкала к регланьему рынку, которым заправлял Фрил. Когда-то таких заведений в Мелее было несколько, и они отчаянно соперничали между собой. Так продолжалось веками. Но лет десять назад двор последнего, самого упрямого из конкурентов Фрила сгорел при загадочных обстоятельствах – в городе, ничем так не обделённом, как водой, с огнём играть было не принято… После этого аптекарский зять стал единоличным монополистом, от которого зависели все, кто был занят в промысле по поимке и укрощению гордых морских животных.
Но Кайю сейчас занимало не успешно функционирующее заведение бывшего друга её отца, а нещадно обглоданный огнём чёрный остов здания напротив. Среди его мрачных руин, в самом углу у опасно покосившейся стены, находился один из тайников незадачливых грабителей. Кайя бесцеремонно разбросала по сторонам мусор из угла и, поднатужившись, приподняла плоский камень, который закрывал дыру над нишей, вырытой в земле. В тайнике было несколько ножей, крепких кожаных мешков разного размера и то, что в эту ночь интересовало Кайю больше всего - ворох мужской одежды.
Нестиранное тряпьё воняло, и девушка не раз поморщилась, сдерживая рвотные позывы, пока натягивала поверх своей одежды холщовые штаны, слишком просторные в поясе, но зато как раз подходящие по длине и, такого же неопределённо-грязного цвета куртку с капюшоном. Свою пышную шевелюру она, кривясь, поделила или, вернее сказать, разодрала на пряди, которые распределила под курткой, так, что они создавали объём в нужных местах. Волосы непривычно щекотали ей руки и шею, но издали силуэт должен был казаться убедительным. О том, как это все выглядело вблизи, Кайя предпочитала не думать.
Облачившись в этот маскарадный костюм и похлопав себя по молочно-белым щекам ладонями, испачканными в пыли, Кайя полезла наверх. Безопасный, или, вернее сказать, относительно не опасный путь был ей известен заранее – они вместе с Инту немало времени потратили на исследование этого места. Ведомая безупречным чутьём рэгланиха, тогда то тычком влажного носа, то курлыканьем, у которого были десятки оттенков и интонаций, подсказывала своей подруге, куда можно и куда нельзя ступать, пробираясь по этажам заброшенного здания. Кайя знала, что когда-нибудь ей пригодится это знание. И такой день пришёл, вернее – такая ночь.
Тяжело дыша после преодоления ветхого лабиринта обугленных стен, Кайя выбралась на крышу. От кровли, когда-то покрывавшей строение, остались лишь жалкие клочья, которые торчали, словно корявые, ломаные клыки в громадной пасти. Широко расставив руки в стороны для равновесия, Кайя, словно танцовщица на верёвке, прошла по крепкому участку крыши, который располагался над каменной несущей стеной. Сбоку от неё мерцала первая – серебристая - лунная дорожка.
«Нужно постараться управиться до появления второй», - подумала она, перебираясь на крышу основного здания Фрилова рэгланьего двора, которая, к счастью, была ровно такой же высоты, как и крыша его бывшего соседа. Затем она на цыпочках срезала угол и с разбегу перепрыгнула на кровлю одной из хозяйственных построек замка лорда Ардера – в этом месте когда-то неприступная крепостная стена служила одной из сторон кривого четырёхугольника более новой хозяйственной постройки.
Тут Кайя двигалась ещё осторожней: чем тише она будет себя вести, и чем дальше от земли будет находиться, тем больше шансов у неё остаться незамеченной для сторожевых псов. И ей отчаянно везло – она прошла сквозь стены и коридоры замка, словно якорь сквозь толщу воды. Ей не встретилось и одного препятствия в виде неожиданно запертой двери или случайного патруля. Она чувствовала крылья беспечности у себя за спиной, пока за одним из поворотов не раздался удивлённый возглас:
- Эй, парень, что ты тут делаешь?
Сердце Кайи ухнуло, замерло на мгновение, и снова забилось, но уже с удвоенной скоростью. Времени на раздумья не было – она метнулась в темноту бокового коридора, взлетела вверх по крутым ступенькам узенькой винтовой лестницы и притаилась в углу комнаты в глубокой, плотной тени. Холодная, серебристая дорожка лунного света тонким лезвием разрезала стену круглого холла впереди. За ним начинался длинный коридор, конца которого она не могла разглядеть не только из-за темноты, но и из-за того, что он изгибался вдоль стены круглой башни. Кайя ощупала поверхность у себя за спиной – гладкая, словно бритвой обрезали, без швов и зазубрин – она была в самой древней части замка. Когда-то, больше тысячи лет назад на этом месте находился форпост – один из многих стоявших на подступах к столице Империи, и один из немногих устоявших после того, как этой столицы не стало. Говорили, что именно с него началось возведение цитадели дома Лидов. Их замок рос вокруг этого стержня, как коралловый риф нарастает вокруг мачты затонувшего корабля.
Если она в самой старой части здания – значит, покои леди Лорианы, которые она разыскивала, были где-то рядом. Это место называли Девичьей Башней, потому что тут жили дочери лордов: до замужества, до обряда посвящения богам или до старости – это уж как кому повезёт. Впрочем, старость с незамужними девами дома Лидов, насколько Кайя знала из истории, случалась нечасто – обычно быстрее наступала смерть.
Выждав несколько минут, пока успокоится дыхание и бешено бьющееся сердце вернётся к более пристойному ритму, Кайя осторожно отделилась от стены. Она прислушалась – было тихо: ни криков, ни топота ног, ни громких шорохов и суматохи погони. Беспечность растаяла, но её место заняла лёгкая тревога и настороженность, а не отчаяние и паника неизбежной поимки. Даже если её, а вернее загадочного парня, за которого её приняла служанка в нижнем коридоре, и разыскивают, то, скорее всего, это происходит во дворе. И здесь, под самой крышей, она в относительной безопасности. Кайя миновала холл и бесшумно заскользила по плавно изгибавшемуся проходу, стараясь держаться как можно дальше от внешней стены башни, которая вся словно состояла из ажурных стрельчатых окон. Час танца теней подступил к ней вплотную, и она знала, что времени у неё совсем немного – скоро все демоны обмана и иллюзии повылезают из своих преисподних, готовые наброситься на любого полуночника, решившего пренебречь объятиями сладких снов.
Кайя подумала про бордель: про Сабию где-то на витрине, про курчавый затылок Груэла, про громкий, раззадоренный вином, визгливый смех… Её кулаки сжались, и камень за пазухой отяжелел, будто его напоили слезами.
Одна дверь, вторая дверь, затем третья… Наконец, в тупике коридора Кайя увидела высокие двустворчатые ворота из чёрного металлического кружева, и почему-то она сразу подумала о Лориане. Покои за дверями оказались пусты, как Кайя и предполагала. А спальня – личная спальня высушенной старой стервы оказалась неожиданно уютной!
«А ты ожидала, что тут цепи будут валяться на полу и кандалы свисать с потолка?» - съязвила Кайяпро себя, в то время как ступни её утонили в мягком пушистом ковре. Но, на самом деле, она не знала, чего ждала, но точно не этого: комната, с высокими потолками, ширмой, туалетным столиком у окна и большой кроватью с балдахином оказалась удивительно… женственной. Больше всего её убранство напоминало обстановку будуара Сабии, словно маленькая комната в борделе была обставлена в подражание этой просторной, благородной спальни. Кайя ещё раз оглянулась на чуть приоткрытую входную дверь, прислушалась, затем вытащила треклятый свёрток из-за пазухи.
Немного подумав, она направилась к кровати, откинула покрывало и опустилась на колени. Зазор между поддерживавшей перину доской и полом оказался небольшим – меньше трети локтя шириной. Кайя растянулась на ковре и просунула руку в эту щель. Пошарив, она не обнаружила клубов пыли - значит убирают. И регулярно. Это было кстати.
Она приподнялась, развернула тряпки и вытряхнула камень себе на ладонь. Вспыхнуло пятно пурпурного света. Кайя вздрогнула и взглянула на свою руку, такую чужую в этом фиолетовом свечении. Камень был холодным – он даже не впитал тепло её тела за всё то время, что пролежал у неё за пазухой, и, между тем, он казался живым. Кайя понимала, почему старый слуга так привязан к этому булыжнику. Но в тоже время она верила, что вещи существуют для людей, а не наоборот.
С тяжёлым вздохом Кайя снова улеглась на живот и засунула камень подальше, к самой стене, к которой прилегало изголовье кровати. Когда она тянула руку назад, ей пальцы коснулись выемки. Плита пола вдруг заканчивалась, и через небольшой – уже мизинца просвет сменялась металлической поверхностью. Это был кинжал. Средней длины нож, точно подогнанный под неглубокую нишу, был спрятан под изголовьем кровати благородной леди. И это была не игрушка - она порезалась, когда попыталась пальцем подцепить острое заточенное лезвие.
Оставалась последняя часть задачи – незаметно покинуть замок. Кайя поднялась, поправила покрывало и осторожно выглянула из окна: огоньки факелов во дворе не мелькали, вообще было удивительно спокойно и тихо, и только где-то вдалеке одинокий собачий вой обращался сразу к обеим взошедшим лунам. В это время ночи Инту обычно бывала с ней… И Кайя надеялась, что чуткая рэгланиха разыскивает её, и что среди танцующих на крышах домов пятен света мелькнёт знакомый силуэт.
Но тихое курлыкание и шорох послышались сверху и сбоку: Инту спустилась с крыши башни, плотно прижимаясь к стене. Кайя расплылась в улыбке.
- Девочка моя любимая, - прошептала она и вытянула руку, зная, что Инту уткнётся в неё носом. - Полетели отсюда, а?
Кайя вылезла на подоконник, осторожно перебралась рэгланихе на спину и крепко обняла её за шею, стараясь не сильно мешать дыханию зверя. Кожа Инту пахла солью, сухими водорослями и корицей. Кайя уткнулась в неё и закрыла глаза. Она чувствовала, как её поднимают вверх – Инту наполовину карабкалась – наполовину летела, цепляясь когтями за небольшие выступы стены там, где между древними камнями образовались небольшие зазоры.
На крыше Кайя пересела поудобней, и они заскользили близко к городским крышам прочь от старого замка.
- На скалы, - полупроизнесла – полуподумала Кайя. – Неси меня на скалы.
Крутые, отвесные утёсы с одной стороны подступали к Мелее почти вплотную. И никак, кроме как на спине рэглана, на них было не взобраться. Где ещё можно было лучше собраться с мыслями и по-настоящему перевести дыхание? Кайя рывком распустила повязку, перетягивавшую её груди под одеждой, и посмотрела вниз.
У её ног, мигая редкими сгустками огней, лежал город. Внезапно дрожащими пальцами – огниво всё никак не хотело слушаться - Кайя развела костёр из сослужившей ей службу мужской одежды. «Я не хочу быть выбранной», - вдруг отчётливо поняла она, рассеянно наблюдая за тем, как съёживается и исчезает в огне вонючее тряпьё. - «Мне этого мало. Я выберу сама».

@темы: фэнтези, глава 8, ориджинал, Сказка Снов