The greatest expression of rebelion is joy.(c) Joss Whedon
![](http://i070.radikal.ru/1209/2a/d5f04ff4f7e6.jpg)
- Тебя так сильно удивляет, что люди, никогда не видевшие книг наяву, не очень-то хотят видеть их во сне? – Валор захлопнул пыльный том, покоившийся у него на коленях, и с насмешливым вызовом воззрился на Айзека.
- Могу поспорить, что ты сам никогда настоящей книги в настоящих руках не держал и, тем не менее, каждую ночь ошиваешься здесь, как последний книжный червь!
- А может это все ради твоих прекрасных глаз?
Этот выпад Айзек не нашёлся, как парировать и только скрестил руки на груди, всем своим видом демонстрируя, насколько возмутительны и неуместны подобные замечания. Валор, разве что, хмыкнул и снова углубился в изучение увесистой старинной инкунабулы в потёртом кожаном переплёте.
Они сидели на полу в проходе между высокими рядами бесконечных книжных полок. Необъятная библиотека, которую разум Айзека в точности воспроизвёл во сне, в реальности занимала весь второй этаж огромного комплекса строений Великого Магистериума. Самый нижний уровень, несмотря на любые инженерные усилия, регулярно заливало водой, когда Карнское озеро в сезон паводка вырывалось за пределы своих берегов. Из озера вытекала река Карн: бурная и упрямая у истока и неожиданно покладистая среди лесов и холмов, которые составляли костяк владений дома Кваернов, с одной стороны - граничившие с пёстрыми землями Младших Лордов, с другой – ограниченные неприступным горным хребтом.
читать дальше Айзек обернулся и потянул с полки свиток. По мере того, как он разворачивал его, на тонко выделанной коже стали появляться двойные контуры карты Обитаемого Мира: сначала бледный, почти призрачный силуэт земель и рек времен Империи, когда и земель и рек было значительно больше, чем теперь, затем проявились более твёрдые и объемные современные очертания. Айзек провел пальцем по течению Карна вплоть до точки, далеко на востоке, где он впадал с широкое – другого берега частенько не разглядишь, равнинное русло Ароса, мутные жёлтые воды которого, в свою очередь, питали мощный поток Силгона – величайшей реки Обитаемого Мира, там, где она, ослабленная долгим путешествием по Серой пустыне, особенно нуждалась в свежих силах. Говорят, что слияние этих двух рек - одно из самых потрясающих зрелищ, какие только могут выпасть на долю путешественника.
Два потока схватились, не на жизнь, а на смерть,
Рыжий воин равнин – против девы странствий.
В свете солнц и лун, и в дыхании бездны,
полной звёзд. Они, чтобы облик прежний
утратить, сошлись. В поединке вечном.
Не весел он, а она – беспечна…
Строки сами собой всплыли в памяти. Вольмир Странник – поэт и один из первых Мастеров-Сновидцев провёл почти всю свою долгую жизнь в путешествиях. Раньше, столетия назад, Странники были одной из гильдий мастеров, вместе с Наблюдателями, Наставниками, Стражами и собственно Сновидцами. Если бы так было и теперь, Айзек непременно стал бы Странником, но теперь так не было. Вместо этого, каждый ученик, который претендовал на звание мастера, отправлялся в обязательную годичную поездку – скулосводяще скучную и предсказуемую. Айзек раз сто слышал, как родители обсуждали его маршрут: только безопасные, хорошо разведанные дороги, только известные гостеприимством города и замки. По идее, сновидцам должны быть рады везде, но он знал, что в действительности это далеко не так.
- О чём задумался? – спросил Валор, наконец, отвлекшись от чтения.
- Да, карту рассматриваю… - Айзек смутился. Не выкладывать же ему, что он стихи вспоминал? Чего доброго, ещё на стул посреди коридора поставит, как в детстве! Он протянул Валору лист пергамента, над которым парили географические очертания Обитаемого Мира:
- Я – вот тут, - на карте появилась пульсирующая точка, обозначившая местоположение Великого Магистериума в сердце Карнского плоскогорья. – А ты где?
- Я, итак, знаю, где ты находишься, - голос Валора почему-то прозвучал недовольно. Он вскочил на ноги и быстро запихал книгу, которую штудировал большую часть ночи, обратно на полку.
- Ты не ответил на вопрос…
- И не собираюсь.
- Но я ничего о тебе не знаю! – Айзек и не думал отступать. Он тоже вскочил на ноги и загородил собой узкий проход, так что Валор оказался зажатым в тупике книжного ряда.
- Ты знаешь, на что я способен, - произнёс тот с уже плохо скрываемым раздражением.
- Этого НЕ достаточно!
- Достаточно, поверь мне. Остальное тебе не понравится… Обо мне нечего знать, кроме того, что я способен сотворить во сне.
«И наяву», - добавил Айзек про себя, вспомнив про ключ, который болтался у него на шее и днём и ночью. Он так и не осмелился никому рассказать всю правду о том, что случилось на свадьбе Брюна, ни про ключ, который остался с ним после пробуждения, ни про Валора, который вытащил его из его же собственного разбушевавшегося сознания… Он только спросил Шута, не знает ли он кого-нибудь с таким именем? Он не знал.
- Я скоро собираюсь в путешествие, - произнёс Айзек примирительно. – Сразу после Дня Тройного Равноденствия… В настоящее путешествия, понимаешь? Не во сне… - он посмотрел своему собеседнику прямо в глаза. Валор не стал отводить взгляд:
- Что ж, попробуй не скучать в пути.
Айзек разинул рот – он не знал, что ещё сказать. Временами им с его новым загадочным знакомцем бывало так весело и интересно вместе и Айзеку казалось, что они – друзья. А иногда, в такие моменты, как сейчас, между ними будто вставала непроницаемая стена до небес! С Брюном у него так никогда не бывало. Но Брюна здесь не было. Или…
Айзек почувствовал, как кто-то трясет его за плечо и мгновенно очнулся. Он лежал на жёстком, умятом тюфяке, уткнувшись лицом в жалкое подобие подушки.
- Проснулся? – спросил Брюн, с трудом просовывая огромную руку обратно сквозь решётку окна, рядом с которым он парил на одном из своих летающих подопечных.
- Ничего подобного, - ответил Айзек, усаживаясь на койке. – Запоздало осваиваю азы лунатизма!
- Я тебе поесть принес! – прошептал его друг так громко и заговорщицки, что Айзек не сумел сдержать смешок.
- И в чём сегодня будет заключаться нарушение режима хлеба и воды?
- В пирожках! – торжественно сообщил Брюн. – С сердцем, печенью и просто мясом!
- Хочешь сказать, ради того, чтобы накормить меня пришлось убить целое животное?! - увесистый узелок со съестным, не без ущерба для целостности содержимого, переместился между прутьями решётки.
- Нет, дурачина, – Брюн фыркнул и помотал лохматой башкой: - Конечно же, мы вежливо отрезали от трёх животных по чуть-чуть! – тут уж они оба рассмеялись. Отсмеявшись, Айзек засунул первый пирожок в рот целиком – он страшно проголодался. «Объедение!» - решил он, прожевав и, с трудом, не подавившись. «Что-что, а готовить эта Эрика умеет!»
- Ну как? – осведомился пристально наблюдавший за ним Брюн.
- Пальчики оближешь. И многое объясняет.
- Что именно?
- Каким образом она тебя поймала, например! – безмятежно ответил Айзек.
- Заткнись, а…
- С удовольствием! - и Айзек, демонстративно постанывая от этого самого удовольствия, до отказа набил рот едой. Его друг хрюкнул, в попытке снова не рассмеяться и покачал головой:
- Ты - издеватель!
- Я? Что ты! Я – верный и кроткий, что твой крольчонок, пожиратель пирожков! – Айзек был в курсе, что именно так Брюн ласково называет свою супругу.
- Скажи спасибо, что тут решётки на окнах. А то утром ты был совсем не такой симпатичный!
- Да ладно тебе, не обижайся! Передай ей мою искреннюю, погробную благодарность, - он поднялся на ноги и передал хмурому Брюну пустой узелок из-под пирожков.
- Я и не обижаюсь, - ответил тот с обидой, пряча свёрнутую тряпицу в карман. – Я сейчас вернусь домой, где меня очень ждут, а ты будешь спать здесь дальше один – в холодной одинокой постели. Как я могу обижаться?
Резкий ответ в том духе, что «да – я-то буду спать один, пока вы будете спать втроём», уже был готов сорваться с губ Айзека, но, к счастью, он удержался. Палку перегибать нельзя. Пусть верзила считает, что победил. Пусть спешит довольный домой к своей веснушчатой дуре! Айзек подождал, пока Брюн с рэгланом, отчалив от окна, не растворились в ночной дымке, и улёгся обратно на свою узкую кровать. Обе луны уже зашли. Но его друг найдет дорогу – об этом Айзек не волновался. Он ещё раз мысленно послал этого придурка с его женитьбой и ранним отцовством, куда подальше и натянул тонкое одеяло до подбородка – в каменном мешке по ночам было холодно, хотя далеко не так холодно, как он ожидал, когда его сюда засунули.
Айзек смежил веки и вернулся обратно в библиотеку. Он побродил по длинным, гулким коридорам между рядами полок, сам не зная, куда и зачем идет и что ищет. Ему попалась всего пара-тройка одиноких читателей: высушенный старичок в плаще непонятного покроя согнулся почти в три погибели над ветхим фолиантом, какое-то существо – то ли кентавр, то ли единорог, через лупу изучало миниатюрный свиток, покоившийся на специальной подставке. В остальном библиотечный лабиринт пустовал.
Валора нигде не было видно, но откуда-то сверху доносился странный звук, вроде лёгкого плеска. Задрав голову, Айзек увидел, что вместо сводчатого каменного потолка библиотеки заняла размеренная водная гладь, на поверхности которой на фоне стаек юрких серебристых рыбок вниз головами покачивались изумрудно-зелёные перепончатолапые попугаи с огромными малиновыми хохолками. Один из попугаев неестественно изогнул голову и, уставившись на Айзека одним глазом, прокудахтал нечто насмешливо-издевательское.
«Пижон», - подумал Айзек и прищурился.
Любой сновидец оставляет отпечаток в общем сне, даже если это – «не его сон». Валор обладал невероятно сильным сознанием и оставлял отпечаток настолько яркий, что Айзек иногда забывал, что библиотека – это на самом деле его творение, а не этого странного парня… Да, творение и наказание… Внезапно ему в голову пришла идея:
- Раз так, то… - протянул Айзек неопределённо и повернулся к ряду полок, у которого он последний раз видел Валора. Тот ушёл совсем недавно, видимо, не желая возвращаться к разговору о географии, который так некстати прервало появление Брюна. «Сон ещё “тёплый”», - сказала бы Нэвелла. Айзек приблизился к полкам вплотную, провёл указательным пальцем по тёмным корешкам старых обложек и почувствовал, как одна из них ответила на его прикосновение лёгкой, чуть заметной вибрацией.
- Попался, - пробормотал он почти про себя и ловко подцепил тяжеленный том с полки. - Посмотрим, над чем этот придурок зависал сегодня.
Надпись на обложке потемнела и истерлась от времени, но Айзек всё же смог разобрать название – «Язык Империи». Удивительно… И, зачем только Валору это академическая древность? Он раскрыл и пролистал книгу – ничего особенного, скучный, подробный словарь, снабжённый пространными, но во многом устаревшими комментариями и ссылками. Например, никаких Мастеров-Астрономов или Мастеров-Алхимиков в Великом Магистериуме уже много столетий, как не было. А кто такие физики и, чем они отличаются от метафизиков, Айзек не мог предположить даже отдалённо. И всё-таки, Валор, который, по-видимому, не очень-то любил расходовать своё драгоценное время попусту, потратил на это скучнейшее старье целую ночь… Интересно, что его так заинтересовало?
Айзек нахмурился и, подчиняясь внезапному порыву, раскрыл словарь на букву «В». Он пробежал взглядом несколько страниц, пока не обнаружил искомое. «Доблесть, смелость, отвага» гласило словарное объяснение. Он хмыкнул и со смачным щелчком захлопнул книгу, выпустив тонкое облачко возмущённой пыли:
- «Доблесть, смелость» – говорите? Скорее уж «хитрожопость»…
***
Во время шторма море выбрасывает на берег самые разные вещи – в основном это, правда, оказывается всякий хлам… Старые башмаки, всегда по одному, куски дерева от разбившихся кораблей, осколки посуды. Однако, кое-что из этого хорошо просоленного добра вполне может оказаться полезным в хозяйстве, поэтому Нала всегда настаивала на том, чтобы всё, что море в ярости вышвырнуло из своих глубин, тщательно перебирали. Но в этот раз им, видимо, достались только водоросли и непонятные обломки. Целая тонна зловонной зелёной тины теперь, после бури, гнила на берегу.
Кайя поморщилась, уловив особенно интенсивный поток вони.
- Да, отрыжка у залива поганая, - бросила Нала, заметив её реакцию.
- Не то слово… В такие моменты я жалею, что не могу закрыть нос, как Инту, когда она ныряет!
- Вот уж полезное умение!
Они стояли чуть поодаль от линии прилива и наблюдали за тем, как дети стаскивают водоросли в одну кучу, чтобы потом использовать в качестве топлива – все равно больше от них никакого толку. Нала руководила их действиями с обычным напором и весёлой сварливостью, несмотря на то, что глаза её покраснели и припухли от слёз. Все три дня, что они были вынуждены прятаться от бури в верхних пещерах, Энгер беспробудно пил. Он изводил жену, чуть ли не с той же силой, с какой шторм терзал измученное побережье.
«Придётся рыть новые ямы для готовки», - подумала Кайя, оглядывая пляж. Старые, выложенные для удобства плоскими камнями, упрямое море уничтожило начисто. Хорошо хоть стойки, на которых сушилось белье и рыболовные сети остались практически невредимыми. Сами сети они, к счастью, успели спрятать перед тем, как ветер принялся вышвыривать на скалы тонны воды.
Несмотря на ранний час, один из солнечных братьев уже здорово припекал. Кайя прикрыла ладонью ухо, которому внезапно стало так жарко, будто к нему раскалённую докрасна сковороду поднесли. Жар немедленно переместился и сконцентрировался у неё на шее. Она улыбнулась и, сделав шаг назад, оказалась в плотной тени отбрасываемой одним из утёсов.
- Эй! Так не честно! – донёсся до неё притворно недовольный возглас.
- А пытаться поджарить мне уши, честно? – Кайя в ответ скорчила столь же притворно недовольную рожицу и скрестила руки на груди.
Лицо Налы просияло, когда она увидела сына, который медленно спустился с последнего выступа скалы, и приблизился к ним, как всегда, слегка пошатываясь. Он был строен, невысок ростом и застыл как раз на той самой границе, которая отделяет юношу от мужчины. Глядя на широкую улыбку на его загорелом лице, Кайя, в который раз уже подивилась, что всю жизнь могла относиться к нему, как к ребёнку. Да, он был младшим братом Сабии, и она с удовольствием шпыняла его по праву старшинства, и Кайя к этому привыкла… Но что-то такое случается с мальчишками в этом возрасте, что-то такое, от чего старшие сестры затыкаются. К тому же Сабии здесь больше не было…
- Валор, мальчик мой! – Нала всплеснула руками и, как-то неловко повисла у него на шее. Он прошептал ей что-то в ответ на ухо, что-то со словами «глупая» и «мамочка» и звонко чмокнул в щёку. Кайе, едва помнившей свою мать, всегда было трудно, как-то неудобно, наблюдать за такими сценами сыновней привязанности. Она отвела глаза и посмотрела на Океан. Вот уж его бесцеремонную натуру она знала как никто. Моряки и рэгланеры вечно хвалились тем, что море - их дом, но Кайя знала, что оно стихия, а стихия домом быть не может. Океан коварен. Он – жилище лукавых демонов, которые только и ждут, когда самоуверенный человечишка расслабится и потеряет бдительность.
- О чём задумалась? – спросил Валор, расплетя материнские руки у себя на шее, и приближаясь к тому месту, где застыла Кайя.
- Странное дело, - произнесла она медленно. - Я знаю, что я не знаю Океан. Потому что знать его невозможно, но это почему-то действует успокаивающе!
- Вечно ты что-то мудришь, - он хмыкнул скептически и покачал головой, до того похоже на то, как это сделала бы Нала, что Кайя невольно прыснула.
- Ты спросил – я ответила! Только и всего.
- Ну да…
- Выкладывай, зачем пришёл. Вряд ли только затем, чтобы выяснить мои мысли?
Он тянул с ответом, и она знала, что это не предвещает ничего хорошего. Но что ещё такого могло с ними случиться? Кажется, за последнее время все возможные несчастья уже удостоили Вдовьи Скалы своим визитом. Они только - только начали выкарабкиваться из настоящей пропасти в свою обычную просто очень глубокую яму.
- Гирнис женится, - выдавил Валор, наконец, тяжело глядя на неё исподлобья.
- На ком? – спросила Кайя, как ей показалось абсолютно спокойно, но по лицу её собеседника было видно, что это не так. То ли голос, то ли глаза, то ли сжатые до белизны кулаки, выдали её с потрохами. Она дала сестре слово, что не будет мстить ему – мужчине, который клялся любить её и забыл свою клятву с той же лёгкостью, с какой море поглощает узоры, нарисованные палочкой на песке. В эту минуту Кайя была готова отказаться от своего обещания.
- На младшей дочери старого лорда, - ответил Валор, одной рукой обнимая её поникшие плечи. – Бьюсь об заклад, что всё его дедуля обтяпал. Этот старый таракан, у которого я имею сомнительное счастье ходить в учениках, последнее время окончательно превратился в моль: осунулся совсем, глазки блестят, только что не летает!
Кайя не смогла удержаться и рассмеялась, представив старика-аптекаря мельтешащим малюсенькими прозрачными крылышками. С каким удовольствием она бы их повыдергала! Ладонь Валора крепко сжала её руку повыше локтя. От этого сделалось так легко и спокойно. Кайя положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, позволяя сознанию наполниться шумом Океана и веселыми криками ребятишек, копошившихся у линии прибоя. Она постаралась отпустить все мысли, очиститься от тревог. Что же, Гирнис собрался заключить брак с леди Нивирой Лид всего через несколько новолуний после смерти её сестры. Перед смертью Лэм умоляла её простить его, простить и не пытаться отомстить. Кайя пообещала, конечно, что мстить не будет. Как можно было отказать умирающей? Но простить? Это точно было выше её сил.
- Что ещё творится в этом гнезде порока и разврата? – спросила она, сморгнув напряжение и потихоньку расслабляясь.
- Ты имеешь в виду это гнездо скуки и тупости? Старый лорд медленно помирает, паучище Алесакх плетёт свои сети, старшая дочка лорда мечтает выпороть всех просто так, для профилактики, а младшая вон собралась замуж за этого бесхребетного слизняка – вот, собственно, и все!
- Ты уж определись, пожалуйста, насчёт Алесакха. Он – моль, паук или таракан?! – Кайя была бесконечно благодарна ему за то, как он преподносил ей плохие новости.
- Ха! Да, он – всё сразу! Хамелеон мерзопакостный – вот он кто!
- Хорошо сказано, малыш! Отменно хорошо сказано! – помятый Энгер вылез из своей вонючей норы и теперь грелся на солнышке. Валор напрягся, и Кайя почувствовала, как их роли мгновенно поменялись, что сейчас уже она своим костлявым плечиком поддерживала его. И она понимала, что ей проще – одно дело ненавидеть людей, причинивших зло тебе и твоим близким, совсем другое – когда приходится терпеть и ненавидеть собственного отца, опустившегося ниже всяких пределов человеческого достоинства.
- Эй, свинья, а свинья, чего это твое отродье со мной не здоровается? – обратился Энгер к жене.
- Я и твоё отродье тоже, если забыл! – ответил его сын запальчиво.
- А я не с тобой разговариваю. Эй, свинья, иди-ка сюда и расскажи мне, что тут вообще происходит!
- Не называй её так! – вырвалось у Кайи помимо её воли – она уже раз сто давала себе слово не влезать в их семейные разборки. Энгер обернулся и взглянул на неё исподлобья своими тяжёлыми налитыми глазами. «Когда-то он был силён. Да, силён и красив», - почему-то подумалось Кайе. Она ещё помнила его таким. Теперь он был отвратителен. Если бы человек мог умереть от презрения окружающих, Энгер давно был бы мёртв.
Но он жил. И он был им необходим. Поэтому Кайя тяжело вздохнула и привычно вклинилась между разъярённым старым ловцом и его сыном. Энгер матерился и, вовсю размахивал жилистым левым кулаком и уродливой культёй, которая осталась от правой руки. Валор не шевелился. Он всегда ждал, когда отец ударит его первым, до последнего надеясь, что Энгер одумается и обуздает свою дикую злобу. Кайя знала, что это, как последний рубеж – ожидание повода, момента, когда никто, в том числе и он сам, не сможет осудить его.
Она схлопотала по уху и получила под дых, но, в конце концов, Энгер сдулся. Он ринулся прочь от них, рухнул на песок у края бухты и закрыл лицо руками. Нала бросилась было к нему, но сын её удержал.
- Не подходи! Не смей подходить к нему, - процедил Валор сквозь зубы с такой ненавистью, что его мать вздрогнула и почти со страхом воззрилась на своего любимого сына. Он лишь мотнул головой, давая понять, что не намерен извиняться и ей не позволит.
- Знаешь, он ведь потом будет просить прощения, - произнесла Кайя, поправляя растрепавшиеся в потасовке волосы.
- Значит, хорошо, что я этого не услышу, - голос Валора был холоден, словно пронизывающий зимний ветер. Он смачно плюнул себе под ноги и повернулся в сторону единственного достаточно пологого выхода из бухты. Над Вдовьими Скалами повисла тишина. Даже ребятишки замолчали. Только упрямый ветер продолжал тормошить песок и нагонять на берег белые барашки безопасных маленьких волн.
- Валор! Подожди! – позвала Кайя. Он застыл, как вкопанный, и обернулся.
- Он, - Кайя кивнула в сторону Энгера, - Явно сегодня не в форме, а нам нужна вода.
- И что ты от меня хочешь?
- Съезди со мной к колодцу, ну пожалуйста! Обратно можешь не возвращаться – я управлюсь с ослом сама.
Они битый час молча тряслись в старой повозке, спускаясь с холмов и влезая на другие, но Кайя знала, что это всё равно было быстрее, чем Валор добрался бы сам. Короткая, вывернутая нога была его вечным проклятием. Что может быть унизительней, чем быть калекой, там, где люди делились не на умных и глупых и не на плохих и хороших, а только лишь на слабых и сильных? Впрочем, она не очень-то верила, что где-то, даже в знаменитой «обители мудрости», как именовали Великий Магистериум, было по-другому.
Вдовьи Скалы давно скрылись из виду, они спустились на пологую равнину, все еще в молчании. То тут, то там попадались куски и обломки, вынесенные на берег недавним штормом, однако ничего интересного Кайя не замечала. Вот бы можно было закрыть глаза и уснуть! Но нет, надо крепко держать вожжи, время от времени понукая упрямого осла. Дорога обратно, в повозке нагруженной большими тяжёлыми бутылями займёт ещё больше времени.
«Хорошо бы вернуться засветло», - подумала она. О том же самом, наверное, подумал и её спутник. Он с такой решимостью расталкивал зевак на площади и грузил на повозку сосуды с водой своими здоровенными ручищами - боги отказали его ногам в своей милости при рождении, зато уж на руках отыгрались! «Если какому человеку и можно было бы приделать крылья к плечам, так это нашему Валору!» - говаривала бабка Кайи, посмеиваясь над неуклюже ковылявшим мальчишкой.
Всего за несколько минут повозка была заполнена, и недовольный осёл получил тычок в нужном направлении. Кайя выпрямила спину и, попрощавшись с Валором, приготовилась к долгому обратному пути. Спускались сумерки, городские улицы постепенно пустели. В полутьме она увидела огни ещё издали. Солдаты что-то кричали и размахивали факелами, отталкивая толпу со своего пути, с гораздо большим усердием, чем требовалось. Кайя огляделась, заметила тихий переулок позади себя и без лишних раздумий задом загнала туда повозку. Да, потом придется убить лишнее время, выезжая, зато точно не перевернут!
- Прочь с дороги! – доносилось до неё теперь уже совсем отчётливо. Она вздохнула, выругалась и приготовилась ждать, когда этот балаган закончится своим чередом. За спинами солдат во главе процессии шествовали две женщины: одна высокая, с Кайю ростом, высушенная палка – леди Лориана Лид, то ли седая, то ли просто бесцветная. Рядом с ней вышагивала молодая жена лорда Ардера – леди Милна Надина, как обычно, в платье с чуть более глубоким вырезом, чем следовало. Обе они силком тащили за руки отчаянно упиравшегося, красного от натуги, голосящего мальчишку.
«А вот и наследничек», - подумала Кайя и скривилась – большего дегенерата, чем юный Даррин Лид специально не придумаешь: жестокий, тупой пакостник, с бессмысленным лицом, на котором застыло выражение вечного недовольства. Вся троица – мать, тётушка и сынок-племянник, смотрелась весьма комично. И теперь было понятно, чего стражники так надрываются – чтобы хоть чуть-чуть заглушить пронзительные вопли юного лорда.
Но тут Кайя забыла о них. Позади шла она – укрытая прозрачным шарфом. Никогда раньше Кайя не обращала внимания на серую мышку Нивиру Лид – ни властности, ни породы, как в старшей сестре, слишком грубые отцовские черты лица, на котором выражение, свойственной леди, бессмысленной покорности смотрелось глупее некуда. Лишь на секунду леди Нивира подняла глаза и быстро окинула взглядом людей, притихших у городских стен. Ненависть затопила душу Кайи со скоростью и силой, которой она сама от себя не ожидала. Ненависть пожрала её. В этот момент казалось, что она заново пережила все горести своей недолгой жизни, все унижения последних месяцев, которые она вынесла, стиснув зубы. Всё это слилось в один бесконечно долгий пронзительный миг нестерпимой тоски.
***
Сначала они шли все вместе: взволнованные, шумные ученики сбились в одну кучу, рядом с ними ехали их более многочисленные наставники, занятые подчёркнуто серьёзной беседой. Чуть поодаль держались слуги и покачивались повозки с закрытыми резервуарами с водой, в которых с относительным комфортом путешествовали рэгланы. Айзек до сих пор недоумевал, как мог он, в конце концов, оказаться в такой компании? Рядом с его дядей на приземистой вислозадой кобыле восседала Таллика. С Дереком всё понятно – он сам его назвал, и на то у него была причина, но Таллика? За каким только демоном отец с дедом приставили к нему эту дуру? «Прямолинейная, что сторожевая башня», - Нэвелла, как водится, подобрала самую, что ни на есть, верную характеристику. Айзек чувствовал себя словно инородное тело, которое по каким-то причинам не могут извлечь оттуда, где оно застряло, словно заноза в лапе тихо поскуливающего щенка. Щенка-то всем жалко, а каково занозе? Никто этим вопросом обычно не задаётся.
После двух дней такого вот путешествия на их пути образовалась первая развилка. И Айзек вздохнул с облегчением, когда остальные ученики, со своими свитами, повернули в сторону владений Младших Лордов, а они продолжили двигаться вперёд. Берега Карнского озера постепенно скрылись из виду и из-за горизонта стали наползать всё такие же далекие и, словно недостижимые, Арды. Мягкие, рассыпавшиеся линии, из которых состоял пейзаж Карнского плоскогорья, остались позади, смятые сероватыми кубами и ромбами более твёрдых горных пород. Теперь дорога всё время металась то вверх, то вниз, подставляя камни и выбоины под лошадиные копыта. Айзек никогда не являлся особым поклонником верховой езды. То ли дело парить на рэглане! Но сейчас выбирать не приходилось, и он покорно трясся по ухабам. Впереди маячила гордо выпрямленная спина Шута – вот уж кто точно родился в седле. Айзек периодически принимался буравить его взглядом между лопатками – может хоть почешется, что ли?
Большую часть времени ему было скучно - Дерек держался отчуждённо, Таллику он не выносил. Каждый вечер, пока слуги разбивали лагерь, он «выгуливал» Аарла. Рэглан охотно покидал свой тесный аквариум, они вместе ныряли в небо, и часто возвращались уже в предлунной темноте, когда оранжевые огоньки костров, разбитых вокруг их стоянки, были мало отличимы от мерцающих в вышине звёзд. Но чем выше Айзек летал, тем крепче к земле привязывались его мысли. Паря в тёмно-синей бездне, он не мог отделаться от свербящих где-то в затылке тревог и воспоминаний. Слёзы матери, её влажные ресницы, царапающие его шею при расставании, её руки, узловатые от напряжения, словно паучьи лапы, её глаза… Айзек твёрдо знал, что никогда не забудет этот взгляд – она не моргала целую вечность, провожая его в дорогу. И целую вечность он ехал, вывернув шею, пока она не скрылась за поворотом.
- Почему твои сны полны плачущих статуй? – спросила его Таллика как-то за завтраком. Айзек медленно прожевал кусок суховатого хлеба и, не торопясь, запил его. Внезапно пробудившийся приторно дружелюбный интерес с её стороны напрягал его ещё больше, чем её непроходимая тупость. Она ждала его ответа словно откровения свыше.
- Хочешь – сегодня ночью статуи будут смеяться? – ответ Айзека прозвучал более раздражённо, чем ему хотелось бы, в очередной раз, напомнив, что искусство отповеди и насмешки он в должной мере так и не освоил.
Таллика только хмыкнула в ответ и демонстративно отсела в сторону. «Боги, можно она не будет пытаться со мной подружиться?» - подумал Айзек. Таллика была из Наблюдателей – настырная Выскочка с минимальным уровнем способностей. Он никогда не понимал, зачем такие нужны? Он почти «научил» Брюна до такого уровня, хотя и считалось, что это невозможно.
Они день за днем двигались вглубь суши, но Айзек знал, что рано или поздно, и он отчаянно надеялся, что скорее рано, чем поздно, он всё-таки увидит Океан. Но это будет уже «не то», ведь с ним не будет Брюна… Да и Нэвеллы с ним тоже не будет…
Море синее пересекая,
Утопая в его глубине,
Я искал место то, где за краем
В небо лестница явится мне.
Она поняла его «последний сон». Последний ученический, но первый настоящий, по крайней мере, так было принято считать… И что позабавило Айзека больше всего – никто так и не догадался! Включая Шута! Только она одна видела его насквозь…
- Одно дело знать о чём-то… Совсем другое знать что-то, так ведь? – произнесла Нэвелла загадочно и подмигнула ему.
- В смысле? – переспросил удивлённый Айзек. Она процитировала строки в ответ.
- Ты в детстве раз сто умолял меня перечитать это, пока сам читать не научился!
Отпуская его в путешествие, Лиллард говорил что-то про кровь и воду в жилах, про то, из чего бывают сделаны люди, и прочую высокопарную чушь. «Люди бывают сделаны из разного материала – это точно», - подумал тогда Айзек, принуждённый смотреть отцу прямо в глаза. «Кто из чего, а я, например, сделан из слов, которые сто раз перечитал…»
Он создал зеркальный мир, где небо так и стремилось слиться с землёй в объятиях. Сосны его леса упирались в облака, рассекая паровые узоры в клубы и клочья. Водопады падали ввысь, вместо того чтобы, как положено, стремиться в противоположном направлении, и достаточно было хорошенько оттолкнуться, чтобы нырнуть в небесную гладь, которая, изгибаясь на горизонте, сливалась с Океаном. Или это Океан, сгибаясь, словно лист бумаги, превращался в небо? Айзек устал от метафор. Смертельно устал от мудростей столь замысловатых, что их приходится заворачивать в красивости, чтобы проглотить.
Он нарисовал мир без краёв, без неба, потому что ни Вольмир - странник, ни сотни его последователей так и не нашли никакой уходящей в него лестницы, но наставники всё равно упорно продолжали рассказывать ученикам именно об этой мечте великого поэта. И Айзек почти ненавидел его за эти строки, вот и вывернул их наизнанку.
Мастера захлёбывались похвалами и кликушествовали, а Нэвелла лишь посмеялась над его маленьким буквенным восстанием против основ.
- Всё-таки ты – мой племянник! – сказала она и обняла его крепко. – Особенно хороша была идея с лебедями, плавающими вниз головой! Даже мне понравилось – спящие я думаю вообще ошалели!
- Эм - м… - протянул Айзек, нехотя, - Я бы и рад, но идея не моя, я её, в некотором роде, эм - м… спёр.
- Спёр?! Ты?! И у кого же?
- Ну - у… Я давно вообще-то собирался тебе рассказать… Но всё как-то случая не было, - он нарисовал пальцем в воздухе решётку и она чуть ли не покатилась со смеху:
- Да уж! Я оказалась мелковата для верхолазания к твоему заветному окошку! И, видимо, не настолько в тебя влюблена!
Айзек скорчил кислую мину и кивнул в духе «да, да – я попался». Он так и не попросил у Брюна прощения за свою ночную выходку, а времени оставалось совсем мало… И от этого на душе у него было как-то не до веселья.
- Так что ты хотел мне рассказать? – переспросила Нэвелла, ради разнообразия без насмешки.
- Да я кое с кем познакомился, - начал Айзек неохотно.
- Неужели! Что дурной пример Брюна настолько заразителен? Только не говори мне, что собираешься сделать меня почти бабушкой!
- Нэвелла, демоны тебя разбери! Да, я не в этом смысле!
- А в каком же это может быть смысле в семнадцать лет?
Сам того не желая, Айзек всё-таки покраснел. «Так же, как мать», - отметила его тётка невольно: «Вместе с шеей». Он явно напрягся, не зная, как сформулировать мысль, которую хотел выразить. Что-то тяготило его. Что-то билось у него внутри. Нэвелла знала его очень хорошо, даже слишком хорошо, она знала это его состояние: рассказать – не рассказать? Если не ей – то кому? Если не ей, то никому…
- Думаю, что я нашёл парня, которого разыскивает Дерек. Ну, того, который вторгся в сон смерти… Он на это вполне способен. Я сам попробовал несколько его фокусов. И…
И он рассказал ей про Валора. О том, как тот спас его от огненных гигантов, как легко он нарушает всякие «скучные правила» - они же «священные традиции» цеха сновидцев… Нэвелла слушала молча. Её глаза не двигались, лицо застыло, лишь уголки губ время от времени вздрагивали, но Айзек не мог понять – нервы это или она просто сдерживает свою извечную ухмылку? Он рассказал ей почти всё. Всю историю, кроме той части, где он проснулся с ключом на шее. Это был рубеж его откровенности, причём Айзек сам не знал почему. Это было настолько невероятно, что он просто не мог произнести это вслух. Он даже с самим Валором по-настоящему не решался завести разговор на эту тему.
Нэвелла молчала. Она не прерывала его, не спрашивала и не уточняла, не посмеивалась и не играла бровями. Она вообще ни разу не вмешалась в его монолог. Никак. Айзек замолчал. Он чувствовал себя, словно пробежал огромную дистанцию и в конце сбросил с плеч непосильный груз.
- Как он ещё раз выглядит - этот Валор? – переспросила Нэвелла, наконец. Айзек пожал плечами:
- Да обычный парень, ничего особенного – высокий, темноволосый, сутулится слегка…
- А глаза какого цвета?
- Карие вроде, может зелёные – да не всматривался я! Какая, собственно, разница? – Айзек воззрился на неё удивлённо – он ожидал чего угодно: что она будет интересоваться тем, что они делали, тем, что этот Валор умеет и может, но уж никак не его внешностью, которую во сне, к тому же, легко можно подделать!
- Разница такая, что я, кажется, знаю, вернее, когда-то знала этого парня с глазами неопределённого цвета. Она взяла Айзека за руку и развернула его на сто восемьдесят градусов. Напротив них у противоположной стены зала Шут беседовал с Машну-Мишной.
- И..и? – переспросил Айзек удивлённо.
- Никто, кроме них, этого загадочного парня не видел. И ты только что описал мне Дерека, каким я помню его в твоём возрасте…
- И ты что думаешь, что он всё это разыграл? Зачем? – Айзек был явно ошарашен. Шут никогда не был заговорщиком, наоборот он всегда казался своему племяннику поклонником скучных правил и ограничений, они же «священные традиции». И чтобы он просто так позволил его отцу столько времени постоянно себя унижать… - Может, скажешь еще, что они сговорились с моим папочкой, и он Дереку всё это время подыгрывал?
- О нет! – на сей раз голос Нэвеллы был полон сарказма. – С этим Лиллард, я думаю, и сам прекрасно справился! Но, послушай, - она крепко сжала запястье Айзека и закусила губу. – Знаешь, о чём меня попросил Шут, пока ты сидел в башне?
- Нет. Я, как ты уже заметила сидел в башне! Я не читаю мысли сквозь стены!
- Да?! Неужели!
- Нэвелла! – Айзек начинал терять терпение.
- Ладно, ладно! Он попросил меня уговорить тебя назвать его твоим спутником в путешествии, вместо меня! Тебе не кажется, что одно с другим связано?
- Что? На кой ему всё это? Бред какой-то! – Дерек казался последним человеком, который бы добровольно сменил удобную привычность Обители Сновидцев на неопределённость странствий по дорогам Обитаемого Мира. Да ещё с такими сложностями…
И, тем не менее, вот он едет теперь перед ним: гордый всадник с упрямо выпрямленной спиной, короткостриженый затылок, сильные руки сжимают вожжи. Ключ, о котором Айзек так и не сказал Нэвелле ни слова, словно жёг ему грудь под одеждой: «Как ты возможно?» - вертелось у него в голове постоянно. «Как ты это сделал?»
***
«Лишь достойным откроется истина», - гласила надпись над входом в Великий Магистериум. По преданию таков был девиз имперской Гильдии Мудрецов. Шут никогда не понимал всего пафоса выставления этих слов напоказ, особенно учитывая то, что подавляющее большинство проходивших в ворота были неграмотными. Задрав головы, рассматривали они тяжёлые золочёные буквы старомодного шрифта.
- Наверняка, прикидывают, сколько за них можно было бы выручить, - предположила Нэвелла.
- Наверняка, - кивнул Шут, не отрываясь от созерцания медленной процессии потенциальных Выскочек.
Огромные створки ворот Обители смазывали, подновляли и распахивали только раз в год, в День Тройного Равноденствия, ровно в ту минуту, когда все три светила Обитаемого Мира одновременно оказывались в высшей точке на небосклоне: бледный диск Старшего брата, чуть меньший и чуть более жёлтый кружок Среднего и голубоватый глаз Младшего. С каждым годом Дерек находил торжественную церемонию открытия ворот всё более унизительной. Нэвелла придерживалась того же мнения, но, в отличие от него, она не была принуждена непосредственно участвовать в этом «высокопарном балагане», принимая косноязычные клятвы верности Цеху Сновидцев.
Обычно она пряталась от глупости и высокомерия среди толпы, но, даже на расстоянии, Шут чувствовал исходившие от неё насмешку и вызов. Но сегодня она стояла рядом с ним: в ярко-красном платье, с развевающимися волосами среди моря строгих причёсок и серо-чёрных одеяний.
- Я решила разрядить обстановку, - прошептала она ему на ухо. - Не хочу, чтобы Выскочки решили, будто вступают в стаю ворон!
Этой ночью Айзек творил свой «последний сон». Обсуждая его, мастера много чего произнесли, Нэвелла лишь покачала головой и рассмеялась, когда Шут принялся пересказывать ей их развесистые похвалы.
- Могли бы просто сказать, что он – лучший, а остальным впору раздать погремушки! Зачем всё так усложнять?
- Усложнять – это их работа, - чуть слышно ответил Шут. – Ты уговорила его?
- Да, похвали меня! Но, на самом деле, ты ведь хочешь узнать, как я его уговорила, так ведь? – она притянула его за рукав ближе к себе и, лукаво улыбаясь, зашептала ему на ухо.
Даже, когда зажила первая порция волдырей от долгой тряски в седле, Дерек так и не перестал хмуриться, вспоминая то, что она тогда ему рассказала. Только Нэвелла могла так вывернуть всё наизнанку и оставить его разгребать! Впрочем, он сам это затеял. Шут обернулся и взглянул на племянника – Айзек что-то сосредоточенно жевал, привалившись спиной к мшистому чёрно-зелёному валуну. Он не обращал внимания на воду, которая уже пропитала все вокруг, после ливня грязные, глинистые струи стекали с гор круглые сутки, даже когда светило солнце. От Таллики Дерек никакой помощи с ним не ждал, остальные были просто слугами. Упрямый, неуправляемый, эгоцентричный мальчишка! Шут чувствовал, словно оказался в ловушке, словно перед ним возвышалась стена.
- Господин? – голос проводника прозвучал неуверенно. Это настораживало.
- Что такое?
- Проход впереди завален, мой господин, - проводник говорил тягуче, избегал смотреть ему в глаза. – Это дождь. Вода размыла горную породу.
- Насколько плохо?
- Мы не можем идти дальше этим путём…
- Найдите другой проход! – Айзек, как обычно, был бесцеремонен. – Мы должны идти дальше!
- Но мы не можем, мой господин.
Дерек жестом велел племяннику замолчать. К его немалому удивлению, тот подчинился… Шут вытряхнул содержимое своей сумки на влажную траву и, после недолгих поисков, извлек из горы вещей тугой свиток коричневатого пергамента. Это была старая карта. Не эпохи Империи, конечно, скорее времён Вольмира Странника или около того. Шут развернул её и провёл пальцем вдоль одной из тонких кривых линий.
- Вот здесь, - произнёс он бесстрастно, - Есть тропа в обход основного прохода.
- Карте несколько столетий! Скорее всего, этой тропы уже давно не существует! – вмешалась Таллика. – Это безумие - идти туда, нам надо вернуться и…
- Ни за что! – выпалили Шут и Айзек в унисон. Они воззрились друг на друга удивлённо, словно видели друг друга впервые. Дерек быстрее очнулся от оцепенения и нашёл в себе силы улыбнуться. Он кивнул племяннику и обернулся к Таллике:
- Двадцать лет назад я прошёл этим путём. Не без сложностей, но это возможно! Проводник, я думаю, согласится пойти с нами – остальные могут повернуть назад. Таллика?
Она выдержала его долгий взгляд, не дрогнув:
- Я, пожалуй, и дальше составлю вам компанию, Мастер Дерек, - произнесла она твёрдо, выделив звание Шута, словно ругательство.
- Как вам будет угодно, Наблюдатель Таллика, - Шут, казалось, не растерялся ни на секунду, но Айзек всё-таки уловил лёгкое изменение в его тоне.
Они водрузили поклажу – только самое необходимое – на рэглана и трёх самых крепких лошадей и отпустили большую часть слуг восвояси. Проводник все время ворчал, что, мол, козьих-то троп везде навалом, но чтобы господа согласились по ним карабкаться? Да и кто знает, где они в этакой-то глуши… была дорога двадцать лет назад, так двадцать лет и не было ни одного дурака, чтобы по ней лазать… и боги – свидетели, он без понятия, куда они вообще выйдут… Дерек не обращал на него внимания, Таллика хмурилась и негодовала, Айзек был, в основном, занят Аарлом.
Над скалами всё время висели набухшие грозовые облака. Из-за этого было душно, и небо казалось низким и тяжёлым, словно боги сговорились придушить их огромной серой подушкой. За перевалом оказалось заметно жарче, горячие потоки воздуха плавились и искрились над долиной, растекаясь над землёй ленивыми волнами. Они брели вниз, постепенно стаскивая с себя различные предметы одежды: плотные куртки отправились в поклажу, вместе с брюками для верховой езды. Лошадей вели под уздцы – козья тропа была слишком крутой даже для умелых наездников. Когда они очутились на дне долины и разбили привал под раскидистой кроной старого платана, Шут вскочил на коня и отправился на разведку.
Он вернулся только на закате в сопровождении пары всадников, одетых в плащи с эмблемой дома Кваернов.
- Это место называется Чумная долина, - сказал он племяннику.
- Ты знал, что мы попадем сюда?
- Знал.
Айзека так и подмывало расспросить, откуда его дядя так хорошо знает эти места, и что он делал тут двадцать лет назад? Но он не спрашивал, а Дерек молчал и, словно готовился к чему-то, прикидывая в голове разные варианты дальнейшего развития событий.
На том они и пустились в путь. Люди лорда Кваерна показывали дорогу и держались почтительно, но почти не разговаривали и отказались разделить с ними трапезу.
- Что происходит? – Айзек, наконец, не выдержал висевшего в воздухе напряжения.
Шут смерил его тяжёлым взглядом, прожевал солонину и, кивнул в сторону их новых попутчиков, которые перешёптывались поодаль. Те изловили и насадили на вертел жилистую болотную крысу. И в ожидании, когда же она изжарится и станет съедобной, запивали голод кислым, вонючим вином. Запах их трапезы разносился далеко, и у сновидцев они не приняли даже щепотки соли.
- Они – слуги лорда Арделли Кваерна, - произнёс Дерек размеренно, словно отвечал на светский вопрос о погоде. – Они – солдаты…
- Это я понимаю! – прервал его Айзек нетерпеливо.
- Нет, не понимаешь, - продолжил Шут всё тем же ровным, спокойным тоном. – Если ты сделаешь что-то не так – они убьют тебя. И я тебя не пугаю. Это не преувеличение и не фигура речи. Когда я говорю, что они убьют тебя, это значит, что сначала они сделают тебя очень больно, а потом ты перестанешь дышать, - он отломил маленький кусочек хлеба, смял его в комок и отправил в рот.
- Как будто я этого не знаю… - пробормотал Айзек ошалело и огляделся на сопровождающих. Один крутил вертел, другой чистил ногти кончиком лезвия длинного поясного ножа. – И, к тому же, - юноша замялся, словно в попытке найти в ответе своего собеседника нечто, за что он мог бы зацепиться. – К тому же ты сам сказал, если я сделаю что-нибудь не так, чего я делать не собираюсь!
- Или если они или их капитан или их лорд посчитают, что ты сделал что-то не так, - Шут продолжал оставаться спокойным, но неумолимым.
- И почему они это вдруг посчитают? – сдаваться Айзек не собирался.
- Не вдруг. А из-за меня, - Дерек невесело усмехнулся и поманил племянника наклониться ближе. – Тебе известно, кто Сильвира по рождению и как она появилась в Великом Магистериуме?
- Мастер Сильвира? – Айзек ещё больше опешил. – Она – дочь Арделли Кваерна и она оказалась в Обители ещё до моего рождения…
- Лорда Арделли Кваерна, - отчеканил Шут. – Никогда не забывай об этом, особенно здесь. И она не «появилась в Обители» - она сбежала от отца, который поил её зельем сна без сновидений и собирался продать замуж из политических соображений. Видишь ли, сыновей у лорда Арделли, как минимум дюжина, а вот дочь была всего одна. Двадцать лет назад, после того, как двое таких же вот «друзей», - он снова указал на солдат кивком головы, - убили моего рэглана, нам с ней пришлось пешком перебраться через этот самый перевал в обратном направлении. И я стараюсь не думать о том, что сделали с теми, кто нас не поймал…
- Но, если она сама сбежала, а ты только помог ей, то при чём здесь ты, и уж, тем более я?
- Не перебивай меня, пожалуйста, и попробуй осознать, хорошо - хотя бы принять к сведению то, что я сейчас скажу. Я украл у лорда Арделли вещь, дорогую, любимую, единственную в своем роде вещь, которой он собирался распорядиться по своему усмотрению, - он поднялся на ноги, похлопал племянника по плечу и покачал головой, давая понять, что разговор окончен.
Час танца теней застал их ещё в пути. И, то ли от обманчивой игры лунного света, то ли от рассказа Шута, всё кругом казалось Айзеку зловещим и ощетиненным. Словно в ловушку зашёл он в комнату, которую приготовили ему на постоялом дворе, словно яд выпил стакан тёплого молока на ночь. Сон упорно не шёл. Он дождался, пока дыхание Дерека не стало совсем тихим и ровным, и выскользнул подышать свежим воздухом.
Снаружи не было ни души. Было тихо, только где-то, вдали ухала сова и выли собаки. Айзек прислушался и уловил сонное покряхтывание лошадей, значит там конюшня. Вот бы найти Аарла…
- Иди спать, Айзек, - закутанная в плащ фигура внезапно вынырнула из темноты по левое плечо от него. Он вздрогнул. Голос принадлежал Таллике. Она скинула капюшон и жестом указала на ярко-оранжевый прямоугольник дверного проёма у него за спиной.
«Завтра нас ожидает длинный день», - всплыли у него в памяти слова Шута, пока он взбирался по шаткой лестнице. - «Приготовься. Теперь впереди нас ожидает много таких дней». Стоило только ему коснуться головой подушки, как над ним зашумел лес. Высокие стройные деревья с кружевными кронами пропускали тонкие, игривые лучики света. Айзек вдохнул полной грудью воздух своего леса и почувствовал, словно лопнул тугой обруч, сжимавший ему грудь. Он нашёл Валора на утёсе над морем. Он сидел в своей любимой позе – на корточках и ловил солёные брызги в распахнутые ладони.
- Я всё осознал, - произнёс Айзек многозначительно, усаживаясь рядом. Валор вздрогнул и смерил его долгим оценивающим взглядом.
- Рад за тебя, - произнёс он через некоторое время, и вернулся к ловле брызг. Айзек пожал плечами и решил больше ничего не говорить: пусть думает, что хочет. Впереди еще несколько часов ночи и завтра будет длинный день, и у него ещё будет море возможностей показать этому гордецу чего он стоит: и во сне и наяву…
@темы: ориджинал, Сказка Снов, фентези